— Церковные названия ворот, — продолжал тот, — особенности дворцового храма — все указывает, что Павел видел в этом здании не просто очередной петербургский дворец, а жилище высшего духовного иерарха, главы мистического ордена, правителя-первосвященника — назовите как хотите. Одним из ясных указаний была, например, надпись на фронтоне — чуть измененная фраза из псалма: «Дому Твоему подобает Святыня Господня в долготу дней». Если считать в старой орфографии, в ней ровно сорок семь букв — из чего многие сделали вывод, что императору был известен срок его жизни…
Алексей Николаевич мог знать изначальный смысл этой надписи. Я хотел уже спросить о нем — но решил, что придется слишком долго тыкать пальцем в кружочки фольги.
Мой собеседник виновато вздохнул, словно переходя к щекотливому и неприятному вопросу — и поглядел искоса куда-то в район моей головы.
— В ночь с десятого на одиннадцатое марта одна тысяча восемьсот первого года, через сорок дней после новоселья, император Павел Первый был умерщвлен в своей спальне заговорщиками. Как открыли недавно наши историки, смещение Павла произошло по типичной для русских революций схеме: английский посол напоил нескольких офицеров и велел им убить государя — что те, как и положено русским европейцам, немедленно исполнили. Замечу кстати, что на этом убийстве, по большому счету, и прервался европейский вектор развития России — страна наша стала опять сползать в еврозавистливую азиатчину. Мало того, изменился весь ход истории. Если бы не это омерзительное злодеяние, никакой войны с Наполеоном не было бы, и Россия устремилась бы в иное будущее, да и Европа тоже. Причем даже победить Наполеона удалось исключительно благодаря военной реформе Павла. Если б не он, у Кутузова просто не оказалось бы современной артиллерии… Впрочем, я отвлекаюсь. По одним сведениям, императора задушили шелковым шарфом. По другим — ударили золотой табакеркой в висок. Но это неважно. Вы спросите, что важно?
Алексей Николаевич определенно ждал ответа на свой риторический вопрос, и я коснулся кружка со словом «Да».
— Важно то, что император, недавно переехавший в замок своей мечты, отказался просто так уйти из него в небытие. Сначала об этом почти никто не знал. Романовы после убийства покинули резиденцию — и использовали ее в дальнейшем как рудник и каменоломню, где добывали мрамор и серебро. А примерно через двадцать лет Михайловский замок был передан Инженерному училищу… Вы со мной?
«Да», — ответил я.
— И скоро кадеты и преподаватели стали отмечать странные… проявления, скажем так. В пустой комнате начинал скрипеть паркет. Форточка или окно распахивались или закрывались, несмотря на полное отсутствие ветра. Или — что особо пугало многих — где-то близко слышали игру на флажолете… Прохожие с улицы наблюдали светящийся силуэт в темных окнах. Происходило много подобных событий, но сперва их старались не замечать. Что вы хотите — девятнадцатый век. В моде были артиллерийское искусство, романы в стихах, венерические болезни и борьба за народное счастье. Ну и, понятно, естественные науки… Суеверия считались уделом низших сословий. В результате разговоры о призраке Инженерного замка не пользовались большой популярностью в столице — хотя слухи о нем, конечно, ходили. Зато в Инженерном училище сложилась целая мифология — кадеты, а потом юнкера побаивались живущей с ними по соседству тени… Вы все еще со мной?
«Да», — ответил я.
— Но мир, к великому счастью, состоит не из одних только прогрессивных тенденций. Уже в девятнадцатом веке нашлись дерзновенные души, которые попытались вступить с Павлом в контакт, используя арсенал тогдашних спиритов. Одним из этих людей был мой прапрадед. Я, если вам угодно, потомственный духовидец. Спирит… Хоть и не люблю это слово, похоже на растворитель для масляной краски. Я вам должен, кстати, сказать, что хоть технический арсенал спиритов с тех пор сильно расширился, некоторые из их методов — такие, например, как парафиновая ванна — не претерпели ни малейших изменений. Сейчас я покажу…
Алексей Николаевич встал, подошел к шкафчику у стены и вынул из него какую-то металлическую кастрюлю с проводом. Когда он поставил ее на стол, я увидел, что кастрюля заполнена чем-то вроде застывшего свечного воска.
— Вот, — сказал он, — практически то же самое, что тогда, — только век назад грели на спиртовке. А сегодня все электрическое. Я включу, пусть греется. И водички надо приготовить.
Рядом с кастрюлей появилась кювета, куда Алексей Николаевич почти до краев налил воды из огромной прозрачной бутыли. Все эти предметы, как по волшебству, возникали в его руках — словно я попал в гости к фокуснику, изголодавшемуся по зрителю. Или в лапы к шарлатану, который лечит облысение, заговаривая воду.