Смотритель

Но пульт управления и внутренней системы, засветился при ударе ее руки, звенел спокойным утверждением, когда она приказала, чтобы лифт пошол. Последний быстрый взгляд на мостик, через закрывающиеся двери, снова потряс ее повреждением и смертью, но что потрясло больше всего, это был вид открытого разочарования в облике Пэриса, поскольку он оглядывался назад на нее зная, что она оставила его там бездействующим, тогда когда можно было что то сделать на борту, чтобы кое что исправить.

Когда судно начало дрожать, как если бы в ответ на некий большой внешний удар, доктор Фицджеральд не позволил медсестре подняться на мостик, чтобы узнать то, что произошло. Как технический персонал на большом звездном корабле, он не чувствовал, что это было их место, чтобы обеспокоить команду капитана во времена кризиса, или попытаться сказать команде капитана, что они должны делать.

“Капитаны знают то, что является лучшим для их судов”, он любил это высказывание.

“Мы знаем то, что является лучшим для их команды”. И иногда, что было бы лучшим, сохраняя всех занятыми их обязанностями и назначениями, когда не было ничего более полезного, что они могли делать.

Теперь, Фицджеральду скорее было жаль, что у него не было некоторой идеи, по поводу того, что происходило.

Он пытался заставить T’Прену напряженно трудиться при использовании ее памяти Вулканки вместо примечаний пада, когда он управлял образцами калибрования через клеточную диагностическую программу упорядочения. Обучение Вулканки, в конце концов, было едва легкой задачей, были ли Вы успешны, это полностью другой вопрос. Вулканцы не волновались и не лепетали нервно, когда они были недовольны; они действовали так же само, как они делали всегда. Они даже отрицали, что могли чувствовать себя недовольными. Но большая резиденция в Академии наук Вулкана научила Фицджеральда намного больше чем, как измерить пассивную оптическую сеть фарр гормональным скачком. Он узнал, также, что Вулканцы, которые разными способами чувствуют столько же, сколько люди, сделали так; они просто хотели не позволять тем эмоциям управлять своими действиями и жизнями.

Даже когда они участвовали в таких ситуациях, что можно было бы иначе считать эмоциональными причинами, они удостоверились, что у них было логическое объяснение для этого, чтобы так сделать. Сделало ли это их бесчувственными или просто встревоженными, Фицджеральд никогда не был в состоянии решить. Все равно, понял он, как только изучил, как признать исчезающие тонкие ключи к разгадке чувств Вулкана, он начал ценить преимущество, которое это дало ему как доктора - преимущество знания, точно так же как с человеческими пациентами. Он очень гордился этим умением. Этим обладал редкий доктор, который мог похвастаться, что знал то, что было лучшим для Вулкана, и таким образом, Фицджеральд сделал пунктом, чтобы сделать так всякий раз, когда представлялась такая возможность.

Но не перед Вулканами, конечно.

Я только пытался сделать то, что было лучшим. Это было все, что он когда-либо делал.

Он очень серьезно взял в свои обязанности, в качестве защитника здоровья команды и благосостояния и никогда не будет делать ничего, чтобы причинить вред любому из них. Даже Пэриса, с кем он так грубо говорил только вчера. Ведь требовательный Фицджеральд, должен был защитить любого из молодых людей и женщин на борту Вояджера, от страдания, не допустить той же самой судьбы как у тех трех бедных членов команды на Калдике. Все, что потребовалось бы, было доверием, как впечатлительный молодой мальчик Гарри Ким, верящий Пэрису, когда пожилой человек сказал, что был достаточно ответственен, чтобы сесть на экспресс, укомплектованный оружием с работающими двигателями, и любая из ста пятидесяти невинных жизней на этом судне могла бы быть штрафом.

Та возможность была намного более ужасной Фицджеральду чем любые неприязни, которые Пэрис мог бы предъявить к нему. Доктор даже попытался объяснить это Энсину Киму. “Это для лучшего, Вы знаете”, сказал он спокойно за их завтраком в общественной столовой. “Мужчины как этот никогда не приносят ни какую пользу”. Он только пытался защитить всех.

Так, когда судно бессмысленно покачнулось и погрузило изолятор в темноту, первая мысль, которая пронесется в голове, была то, что он должен был защитить T’Прену. Его первая жена назвала бы его шовинистом4, утверждая, что он не думал о женщине – тем более женщины Вулкана - были способны к тому, чтобы заботиться о себе сами. Но если Фицджеральд когда-либо обращал внимание на то, что думали другие, он вероятно, все еще был бы женат по крайней мере на одной из своих предыдущих супруг. Обвивая свою руку вокруг плеч Т’Прены, он потянул ее за собой и с трудом запихнул их обоих под пульт управления, где они могли использовать установленную стену, чтобы помочь им удержаться на полу, вместо того, чтобы быть брошенными по комнате, чтобы врезаться в любые исследовательские столы, и тумбы, которые летали по отсеку. Доктор гордился своей сообразительностью.