Смотрю на тебя

— Не могу сказать… Я сама спрашивала себя об этом. Не знаю… Иногда жалела. Я чувствовала, когда она была сама не своя, не знаю, только, почему… Иногда ненавидела — когда она мучила папу. Только об этом никто не знал. Папа никогда не злился на неё. Никогда. Если бы он хоть раз выразил малейшее недовольство, думаю, я в тот же миг разорвала бы её на части. Но он становился несчастным оттого, что не может сделать её счастливой прямо сейчас, как ни старается… Когда она меня начинала доставать, я злорадствовала про себя: давай-давай, меня-то ты не выведешь из себя! И действительно, я никогда не плакала, не перечила, а наоборот — исправно выполняла все её бесконечные придирки. Она злилась, что не может вывести меня из равновесия, а потом уставала и теряла ко мне интерес. Последние годы меня вообще в её жизни словно и не было. Был только алкоголь или папа в перерывах. Скорей, я просто терпела её, потому что это была папина… папина жизнь, папина радость. Но она покончила с собой, и тогда папа лёг и умер. Сначала я тоже думала, что умру… от горя и от пустоты. А потом, через полгода появился Антон. А ещё через полгода я уговорила его стать мне отцом. — Я улыбнулась и посмотрела на Вадима. — А он согласился. — Я продолжала улыбаться. — Представляешь, он и вправду был мне отцом… Пока я в него не влюбилась.

Вадим словно поняв, что я уже не нуждаюсь в его поддержке, убрал руку. Он продолжил чаепитие.

Мне вдруг стало неловко за такое несерьёзное завершение драматической темы.

— Прости, ты говорил о себе…

— Да нет, я всё сказал.

Конечно, он сказал не всё. Всё я узнала позже.

А сейчас мы допили чай, и Вадим произнёс:

— Спасибо за ужин. — И добавил немного неуверенно: — Я пойду?

— Как хочешь. — Сказала я. — Можешь оставаться. Если тебя бардак не смущает. Хотя, я могу прибраться прямо сейчас.

— А… а что скажет ваш Антон?

Я посмотрела удивлённо ему в глаза: это неожиданное «Вы» и показавшийся нелепым вопрос…

— Неужели, ты думаешь, что я не согласовала с Антоном своё решение?… Вернее, и согласовывать-то нечего, я просто сказала ему о тебе и о своём желании…

— А Антон что, совсем не ревнует вас?

Он снова стал действовать на меня гипнотически: я уже была не я, партию вёл Вадим. Мне следовало сейчас выкручиваться, рассказывая про отсутствие ревности как таковой в арсенале наших с Антоном чувств, каким-то образом дать ему понять, что и повода-то нет… А повод был, я сама, первая, сказала Вадиму об этом, но забыла…

Я запуталась и не знала, как себя вести.

— Не думаю, что ему пришло бы в голову взревновать меня к студенту-промокашке.

Вадим, словно спохватившись, вернул всё на свои места, точнее, перешёл на предшествовавший этому дружески тёплый тон.

— Если ты, правда, не возражаешь, я останусь.

— Конечно! — Обрадовалась я.

Потом это будет продолжаться ещё какое-то время — наше перескакивание с одной манеры общения на другую. То мы нервничающие, образно выражаясь, на пороге спальни потенциальные любовники, то близкие друзья, почти брат и сестра, то студент и преподаватель.

Я расстилала бельё для Вадима, а в памяти всплыл такой же поздний вечер много лет назад, когда я готовила постель Антону, согласившемуся остаться у меня в качестве отца.

И вот теперь ещё один мужчина поселяется в моей квартире. В качестве сына?…

На ночь мы расстались на дружеской ноте. Даже чуть позже, когда я зашла к Вадиму в комнату с будильником и спросила, во сколько ему вставать, ничто не дрогнуло во мне. В нём, похоже, тоже.

* * *

Я не спала и размышляла о превратностях жизни и несуразностях общественного устройства.

Я люблю Антона. Антон любит меня.

Я… ну, если не люблю, то питаю определённые чувства к Вадиму. Он — ко мне.

Почему, спрашивается, это несоединимо и должно противоречить одно другому? Потому, что человечество когда-то придумало некие правила, которым нужно подчиняться? Но я-то их не придумывала! Меня-то не спрашивали! А если я не такая, как все? Если я хочу жить по-другому — так, как правильно для меня?

Это без меня решили, что у одной жены должен быть только один муж — будем говорить о европейском подходе — да и то, непременно через загс или церковь. Разлюбила одного — в лучшем случае, разводись, уходи к другому. В худшем — через партком, церковь — удержим. Если заводишь любовника — тсс! только тихо! Это опять же — в лучшем случае. В худшем — позор на всю деревню, город, завод. Хорошо, хоть камнями забивать отменили!

А если я способна любить двоих? Что, если в моей душе это не вызывает противоречия? Люблю одного, люблю другого и не хочу делать выбор! И примирить их способна, если, вообще-то, это потребуется.

А-а! Поняла — секс! Люби одного и дружи с другим. В лучшем случае. В худшем — всё равно сомневаемся, такого не бывает, потому что не может быть дружбы между мужчиной и женщиной. Между мужчиной и женщиной может быть только секс!