Смотрю на тебя

Почему они решили оформить свои отношения именно в церкви? Очень уж красиво это выглядело в фильмах. А Бог? О нём они мало что знали — знали только, что должен быть такой, недаром же столько людей о Нём говорят и в Него верят. Оба были убеждены, что под Его покровом им будет спокойно и безопасно. Ещё они знали, что в загсе их брак ни за что не зарегистрируют, пока младшему из них не стукнет восемнадцать. А ждать два с половиной года они не могли и не хотели: раз всё решено, чего ждать?

К вечеру первого дня Рита и Вадим добрались до Троицкого. Церковь, стоящую на холме, они увидели издалека, и у обоих перехватило горло от волнения — вот ещё немного, и они станут мужем и женой. Перед Богом — так говорилось в подобных случаях.

Они оставили велосипеды возле калитки и, держась за руки, вошли в довольно просторное помещение. Внутри пахло обгоревшими свечами и чем-то ещё — приятным и незнакомым. Две старушки чистили медные подставки для свечей, а молодой парень в рясе мёл каменный пол. Все трое обернулись на вошедших, когда за ними закрылась дверь. Рита и Вадим, не затягивая — во избежание всяких непредвиденностей — подали друг другу сигнал пожатием рук и начали молча произносить свою клятву. Таким же пожатием каждый дал знать другому, что церемония окончена. Они вышли из церкви, сели на велосипеды и поехали к речке, где была намечена стоянка на ночлег. Они ехали рядом и то и дело переглядывались, смеясь от счастья. Только поставив палатку и разведя костёр, они обнялись и долго-долго целовались. Потом приготовили походный ужин, поели с аппетитом, загасили костёр и застегнули палатку изнутри.

И снова обнялись и снова целовались до изнеможения.

Они давно освоили замечательный способ общения губами и руками, и им никогда не надоедало это занятие. Но ни разу ещё они не были так надёжно ограждены от тех, кто мог помешать им наслаждаться друг другом.

— А что у тебя здесь? — спросил Вадим, гладя ладонью Ритину грудь.

— Можешь посмотреть, это всё твоё. — Сказала она.

Он приподнял её футболку, сдвинул вверх белый атласный лифчик и, нащупав упругий сосок, потеребил его пальцами. Она расстегнула его рубашку, нащупала сосок на его груди и сделала то же самое. Потом они прижали сосок к соску, и их губы встретились.

Вадиму нравилось, как Рита постанывает, целуясь. Ему нравилось, как зубы стучат о зубы, и как больно становится, когда каждый старается втянуть в себя язык другого.

Они давно изучили самые заманчивые участки тела друг друга — хоть и через одежду. Но им не доводилось прежде без оглядки, не торопясь ласкать их, отринув мешающие полноте восприятия ненужные тряпицы и приникая кожей к обнажённой коже другого.

Устав от поцелуев, они лежали какое-то время, не шевелясь. Потом Вадим положил ладонь на голый Ритин живот и стал продвигать её вниз — под ремень, под резинку.

— А что у тебя здесь?

— Это тоже твоё, посмотри, если интересно.

Пальцы Вадима коснулись жёсткого гладкого шёлка на твёрдом бугорке. Дальше рука не пролезала. Он расстегнул ремень и молнию на её брюках, спустил их до колен и стал осторожно и медленно сдвигать резинку трусов. В полумраке белой ночи он видел только пятна — светлое, тёмное — почти не различая деталей. Треугольник внизу живота был совсем чёрным. Он долго гладил его пальцами, потом стал целовать, вдыхая доселе неведомый сладковатый запах, который ударял в голову. Рита, казалось, была, без сознания — только судороги иногда пробегали по её телу.

Потом природа подсказала им, что и как нужно сделать, чтобы не умереть от разрыва сердца.

Первая попытка провалилась. Вторая была удачней, на третий раз всё получилось, как им хотелось — это привело в несказанный восторг обоих. Больше ничто не сдерживало их буйную нежность — всё было можно, всё было возможно, всё было достижимо.

Кругосветное путешествие закончилось там же, где и началось — в лесу у речки, километрах в пяти от деревни Троицкое — от церкви, повенчавшей их. Они просто никуда не двинулись дальше своего первого пристанища.

Все дни и ночи — а их было четыре и четыре — они отдавались друг другу и своим чувствам. Предметом их исследований стало одно — любимое существо, от макушки до пят: как оно выглядит тут и тут, и там, какое оно на вкус и запах, что и как оно любит, а что ему неприятно. Как оно ест, как писает, как умывается — всё это было самым главным интересом их жизни в том первом путешествии в страну любви.

* * *

Рита училась на первом курсе, Вадим в девятом классе. По-прежнему всё свободное время они проводили вместе.

Мама Вадима, казалось, переменилась, поняв, что её сын влюбился. И не просто влюбился, а полюбил — серьёзно и ответственно — эту милую девочку по имени Рита.

Мама словно ожила. На её отрешённом лице всё чаще стала появляться улыбка. Всё чаще в глазах вспыхивали прежние искорки задора, голос снова стал выразительным, как когда-то, когда она была счастливой женой любимого мужчины, счастливой мамой желанного сына, весёлой и неунывающей подругой их с папой многочисленных друзей, увлечённой своим предметом учительницей русской словесности.