Она приняла любовь сына в своё сердце, в свой дом. Она не противилась их близким отношениям и увещевала Ритиных родителей с пониманием отнестись к чувствам детей. Тем более что чувства эти ничего, кроме добра в их жизнь не несли.
Оба увлечённо учились, много читали, общались с природой, строили планы на дальнейшую жизнь. Рита должна стать филологом — литература с детства была её главным увлечением. Вадим собирался поступать сначала на географический факультет, а потом на филологический — он знал, что будет исследователем-путешественником и писателем.
И снова приближалась весна. Вадим предложил отметить годовщину их с Ритой отношений недолгим и недальним походом на лыжах — в село Троицкое. Там они зайдут в церковь, где Бог благословил их союз, покажутся Ему, как есть — пусть посмотрит на их счастье, благословит на дальнейшее. Они поблагодарят Его, переночуют в палатке на месте своей первой совместно проведённой ночи и вернутся назад.
Накануне ударили небывалые морозы, и Рита простудилась. Вадим настаивал на том, чтобы отменить поход, но Рита сказала, что это пустяки, она никогда серьёзно не болеет. К тому же, вскоре потеплело, и погода стала почти совсем весенней.
Рита продолжала кашлять, но температура оставалась нормальной, и она заявила, что нет повода отменять или откладывать задуманное.
Они вернулись позднее, чем планировали — на обратный путь ушло больше времени по причине Ритиного недомогания. У неё началась одышка, и приходилось часто отдыхать. Вадим оставил Риту у себя, позвонив её родителям, чтобы не беспокоились.
Ночью Рите стало хуже: она тяжело дышала, температура поднялась к сорока.
Утром мама вызвала врача. Но не из поликлиники, а из части, где когда-то служил папа. Это был очень опытный врач, к тому же — друг их семьи. Он осмотрел, послушал Риту и немедленно увёз её к себе в госпиталь, ничего не сказав, сколько ни вынуждали его мама и Вадим. Тогда они просто собрались и поехали следом.
Рита была между жизнью и смертью четверо суток. Вадим лежал или сидел всё это время на кушетке под дверью её палаты. Не прогоняли его лишь потому, что доктор сжалился. Молись, сказал он только. Мама привозила ему поесть. Приезжали родители Риты — им сообщили о случившемся, когда поняли, что это очень серьёзно.
Потом ей стало легче. Она пролежала в госпитале ещё три недели, и мама с Вадимом забрали её к себе. Ритины родители уже давно не возражали против их совместной жизни: мама Вадима вызывала у них уважение, сам он внушал доверие поболее некоторых взрослых мужчин, а любовь дочери была самым убедительным аргументом. Кроме всего прочего, у них недавно родился третий ребёнок — девочка. И в двухкомнатной квартире, где оставался одиннадцатилетний брат Риты, стало бы совсем тесно, вернись она — взрослая девушка, студентка, которая нуждалась если не в отдельной комнате, то хотя бы в собственном углу для занятий — домой. Вадим съездил за оставшимися вещами Риты, и всё пошло по-прежнему, но с большей определённостью.
Мама Вадима преобразилась. Она была похожа на весеннее солнце: яркое и чистое, несмотря на то, что зима-печаль нет-нет, да и приглушит своей хмурой холодной тяжестью-болью его радостный свет.
Доктор навещал их каждый день — точнее, вечер — после работы. Он подолгу слушал Риту и простукивал пальцами грудную клетку, потом мял под рёбрами: больно? а так? а вот так? Потом они с мамой засиживались допоздна, и он уезжал.
Вадим как-то спросил маму:
— Тебе не кажется, что Олег Игоревич — так звали доктора — неравнодушен к тебе?
— Мне не кажется, — сказала мама и опустила глаза, — я это знаю.
— Правда? — сказал Вадим. — И что ты думаешь об этом?
— Ничего. — Сказала мама.
— Он тебе совсем не нравится?
— Это не имеет значения, — сказала мама, — я люблю папу.
— Ты уверена, что память, даже самую светлую, можно сравнить с живой любовью? — сказал Вадим.
Мама посмотрела на сына удивлённо.
Сын продолжал:
— Ведь Эмма Михайловна — это была жена Олега Игоревича — умерла два года назад, он тоже любил её, я же помню, какие они были… влюблённые… и всегда весёлые и счастливые, как вы с папой. А сейчас он так же одинок, как и ты.
— Ты меня к чему-то склоняешь? — Не переставая удивляться, спросила мама.
— Ну, не то, чтобы… а если и склоняю, так только к тому, чтобы ты повнимательней посмотрела в себя, в своё сердце, и пошла на поводу у него, а не у традиций, стереотипов, общественного мнения и прочей чепухи.
Мама улыбнулась:
— Как забавно, ты меня наставляешь на путь истинный! — Вдруг она стала серьёзной и сказала: — Я не думала, что ты сможешь принять это…
— Ты забыла, что я уже знаю, что такое любовь. — Теперь он опустил глаза.