Смотрю, слушаю...

— Да, ваш давний приятель, — все с тем же достоинством сказал молодой человек, и я видел, по его расширившимся, прямо смотревшим глазам, что он читал мои очерки и статьи об Отрадненской межколхозной строительной организации. — На полгода затянули сроки, а как сделали? — И он показал на фундамент: — Агрегат совершенно не центруется.

В нескольких местах многие части агрегата на метр-полтора свисали с фундамента, в других — на метр-полтора простирался гуляющий фундамент.

— Как так можно делать?

— Так они нам и склад сделали без вентилятора! — выкрикнула среди женщин Пащенчиха.

— Да цыть ты, ну тебя! — одернули, ее товарки. — Слушай ото!

Но Преграденская никого не хотела понимать. Преграденская кричала, размахивая руками:

— Протяни их за все! А за вентилятор — в первую очередь!

— Подожди ты со своим вентилятором! — накричал на нее грозный, с дремучими зарослями на руках и широкой груди шофер, вылезший из грозного, неизвестной мне марки самосвала, ставшего напротив. Он прикурил у кого-то и, пользуясь заминкой, продолжал грозно: — Зима на носу, овчарников черт-ма, старые град разрушил, мастерские вон не готовы, негде будет поставить, магазина нет, а ей вентилятор! Приделать бы его тебе…

На такую деликатность Преграденская нисколько не обиделась, напротив, была даже счастлива от такого внимания к ней и ликующе отплатила шоферу той же монетой:

— Тебе бы его поставить, чтоб оборачивался скорее от комбайна! — И, получив одобрение засмеявшихся подруг, крикнула, напористо-счастливая: — Вентилятор — главное! Никого не слушай, только меня!

— Ты смотри! — поразился шофер.

— А вот и смотри! — крикнула Пащенчиха.

Я спросил, обращаясь к директору и инженеру:

— Как же у вас так получается, земляки? Склад приняли негодным… фундамент…

— А что делать? — сказал Михаил Потапович, став опять как бурак, и перемялся по-гусиному. Директор глянул на фундамент страдающе; мелко, загнанно кивал: да, такая, мол, петрушка. — Производство не остановишь!

— Но вы же заказчики!

Директор вздохнул и кивал сухим ковылем:

— Мы! мы! А что мы сделаем?

— Требуйте, чтобы строили, как надо!

— Правильно! Пусть требуют! — кричала Пащенчиха, выступая, но ее опять одернули:

— Слушай!

— А мы и не принимаем, — сказал Михаил Потапович, скользнув глазами в землю. — Мы требуем!

Директор загнанно кивал, ковыльно блеская белыми своими волосами и бровями. И вдруг сказал:

— Тут такая петрушка: мы еще ничего не приняли!

— Не приняли, а… — Я растерянно показал в сторону склада. И показал на завод: — И вот…

— А что делать? — говорил красный Михаил Потапович. — Ячмень подошел, его куда-то надо было девать! Овес подошел, его тоже куда-то надо было девать! Вот-вот пшеница пойдет, ее тоже куда-то надо девать!

Директор, кивая, разжал губы:

— В прошлом году у нас несколько тонн унесло в яр. — И показал на ерик под Иногородней и на яр. — В прошлом году тоже град был. Такая петрушка. У нас каждый год град.

Михаил Потапович мотнул толстой своей рукой на агрегат:

— И по гранулам план! Мы, конечно, требуем, чтоб переделали. Но надо уже давать гранулы!

— Да по всему план! — вдруг энергично сказал ковыльно-белый директор. — И по гранулам. И по шерсти. И по пшенице. И по ячменю.

— А они этим и пользуются, строители, что у нас план! — сказал возбужденный Михаил Потапович, и в ту же секунду над Казачьей, над которой планерно кружили коршуны, платочком распустилось взвившееся свистящее облачко. И такие же платочки почти разом раскрылись по всей степи за Урупом: чуть ближе Удобной (там, я знал, строится крупнейший комплекс по откорму крупного рогатого скота), где-то над Передовой (там строятся комплексы по откорму овец), около Спокойной. И тотчас, как проснувшийся и вспомнивший, что у него бездна дел, богатырь, завздыхал, раздышиваясь и откашливаясь от заспанной устали, пневматический молот: «Уф-фу! Ух! План! Фу, план, план, план!» Поднявшиеся в степи свистки слились в один, волнующий, будоражащий, подстегивающий, тягостно-тревожный свист и потом растворились, стаяли в голубом просторе над Предгорьем вместе с пропавшими облачками. Пневматический молот, откашлявшись и отфыркавшись, разошелся во всю мощь и сотрясал вокруг все, добивая до снеговых гор и до Эльбруса: «В пух! В трах! Все! Все! Все — план!» Коршуны над Казачьей упруго развернулись в дрожащей сини: один, сложив крылья, камнем пошел вниз — либо на подворье Липченка, либо на подворье Швеца; другой как бы нехотя, но хозяйственно отрулил в сторону кладбища и тут же сорвался в яростное пике; третий надменно кружил над стройкой Труболета и накренивался то на левое крыло, то на правое, высматривая что-то. Труболетовцы широким веером расходились по своим рабочим местам — лезли на леса, садились в кабины, спрыгивали в траншеи, плевали на руки и брали лопаты, ключи, баранки, рычаги, опускали черные очки в предохранительных масках перед газосварочной вспышкой. Преграденская оглядывалась, кричала:

— Ванюшка! Вентилятор — главное!

21