Смуглая чайка (сборник)

— За праздничным столом, мне кажется, неудобно говорить о серьезных вещах, тем более когда вокруг тебя молодежь, для которой, безусловно, в тысячу раз лучше радоваться, танцевать, чем слушать речи. Но я думаю, будете ко мне снисходительны, я сегодня много говорил, потом у нас характер такой, что пока вокруг одного тоста полчаса не говорим, кусок в горло не лезет…

Все заулыбались, кто-то даже захлопал. Когда наступила тишина, шеф продолжил:

— Вот смотрю на вас, и сердце мое полнится радостью. Я старый человек, мне уже за семь десятков. Вся жизнь моего поколения прошла через испытания. Это революция, гражданские войны, первые пятилетки, коллективизация, были годы строительства и борьбы… А потом началась война, и снова тяжелые, трудные годы, после войны нужно было залечивать раны страны, поднимать ее. Я уже сказал, что стар, как все люди моего поколения, но мы славно прошли наш жизненный путь, достойно выполнили наш долг перед историей и перед нашими потомками. Возьмем хотя бы строительство нашего вот гидрокомплекса. Что было здесь в прошлом?

Шеф на мгновение замолчал, задумчиво глядя на стол.

«Вспомнил Аспре», — подумал Марат.

— И сколько усилий потребовалось, и еще потребуется, чтобы все это превратить в цветущий край, утопающий в огнях, — продолжил шеф. — Между прочим, может, не знаете: еще дашнаки планировали построить водохранилище на Тартаре. Река должна была быть на высоте ста двадцати метров, пройти через туннель, по трубам, горные селения отсюда должны были получать воду. — Глубоко вздохнув, он сказал: — Но жизнь поменялась, пошла по другому руслу. Одним словом, самое красивое, самое дорогое для человека — это и есть его жизнь, однако эта жизнь без честной, неустанной работы является ничем. — Он снова глубоко вздохнул и после короткой паузы произнес: — Ваше здоровье, потому что все вы люди честного и неустанного труда…Только что сказал, и теперь повторяю, и миллион раз могу повторить: да, глядя на вас, мое сердце наполняется радостью, потому что вы достойные дети своих отцов и достойны принять эстафету у старших и нести ее вперед, вы верны тому делу, которому себя посвятили ваши отцы. Желаю вам счастья и крепкого здоровья, пусть жизнь будет для вас не только праздником, но и экзаменом на волю и мужество. И твое здоровье, Марат, добро пожаловать.

— За это мы должны выпить отдельно, просим тосты не смешивать, у нас еще много выпивки, — сказал кто-то.

Все засмеялись. Начальник стройки улыбнулся и, приподняв бокал, сказал:

— Снова и снова за всех вас, и за парней, и за девушек. Создав женщину, Бог ей сказал: будь красивой, если можешь, будь мудрой, если желаешь, но осмотрительной ты обязательно должна быть. Я бы хотел, чтобы этого не забывали наши девушки… Будьте здоровы…

Разноцветные бокалы и чашки со звоном ударились друг о друга. Марат поднял свой бокал, чтоб ударить о Симин, однако ее бокал стоял на столе.

— Ты не хочешь выпить после этого тоста? — спросил Марат. Он еще не успел наедине поговорить с Симой, но видел, что она похудела, изменилась за эти несколько недель.

Сима подняла глаза, посмотрела на Марата — ее глаза были полны слез.

— Что с тобой случилось? — спросил Марат. Сима молча покачала головой. Жест, который означал: ни о чем меня не спрашивай. Понурив голову, она вышла из вагончика. Ради приличия, чтобы не бросилось в глаза, Марат подождал несколько минут и тоже вышел.

Было уже совсем темно. Марат глазами искал Симу, однако нигде не нашел. Несколько раз он негромко позвал ее, девушка не отозвалась.

Марат сел на первый попавшийся камень, достал сигарету, дрожащими пальцами зажег ее и закурил, алчно затягиваясь густым дымом. Им снова овладело некое знакомое чувство досады, тревожное предчувствие. Он уже понял, что Сима избегает его. Неужели она уже любит Андрея? Андрей тоже ни разу не посмотрел в его сторону. Если так, тогда почему она так похудела, как-то изменилась? Вспомнил строки Симиного письма… «Со мной происходит нечто ужасное. Умоляю, приезжай, и как можно скорее».

Почти докуренная сигарета обожгла пальцы. Марат отбросил ее в сторону, задумчиво наблюдая, как она, проделав в темноте дугу, ударилась о камень, и искры, рассыпаясь, засверкали на короткое мгновение.

Из дома вышел начальник стройки, широким цветным носовым платком вытирая пот на шее.

— Это ты, Марат? — спросил он, подозрительно оглядываясь вокруг. — А почему ты один?

— Внутри жарко, не смог сидеть.

Шеф посмотрел на него, потом пальцами, похожими на сардельки, легонько коснулся его плеча. Марат боялся, что старик сейчас начнет говорить ему слова участия или утешения, суть которых так и останется ему, Марату, неизвестной. Однако шеф заговорил совершенно о другом.

— Ужасно, когда душой чувствуешь себя молодым, казалось бы, на все способным — на любовь, на счастье, а в действительности ты стар, со всеми вытекающими неудобствами… Утром зайди ко мне, есть некоторые вопросы, связанные с ночным дежурством, обговорим подробности, заодно и расскажешь, как этот твой старик Франкенберг. Очень мне понравился, приятный человек.

— А вы, что, уходите?