Смуглая чайка (сборник)

Марат, вспомнив первые дни разлуки, покачал головой.

— Было очень тяжело, — устало произнес он, не оборачиваясь. — С ума можно было сойти.

Куда они уехали, где находились, Марат не знал. Мир будто опустел. Был все время мрачным, ни с кем не разговаривал, не общался. Утром рано уходил на работу, вечером поздно возвращался. По ночам иногда выходил из дома, сидел в темноте, курил и снова думал о Симе.

Был момент, когда он думал оставить все и уехать из этих мест ко всем чертям. Но легко говорить: оставить и уехать. А плотина? Доверие людей? Диссертация? А потом забыл. Но нет… не забыл. Прошлое забыть невозможно…

— И все-таки жизнь удивительная штука, — неожиданно повернувшись ко мне, сказал Марат и, подойдя к столу, достал из ящика конверт. — Недавно получил, — добавил он, доставая из конверта письмо и протягивая его мне. — Сима написала.

Я посмотрел на него недоумевающе: неудобно читать чужие письма.

— Ничего, читайте, я разрешаю.

Письмо было коротким, написано крупным округлым девичьим почерком. Сима сообщила, что через полгода рассталась с Андреем и вернулась домой, к матери. «В течение всего этого времени я думала только о тебе, Марат. И не могла простить себя за мой необдуманный шаг. Я в тот момент была будто заколдована. Правильно говорят, что мужчины любят глазами, а женщины — ушами. Но это, конечно, меня не оправдывает. И зачем оправдываться? Ах, как хотелось бы стереть из моей жизни те годы и вернуться в тот осенний солнечный день, когда я сидела на берегу реки, на замшелом камне, а впереди меня, среди теплых камней, подняв голову, на меня смотрела очаровательная змея, а потом пришел ты… Но это, я знаю, невозможно. Ты не из тех людей, которые легко прощают обиды. Так тосклива жизнь без тебя…»

Без каких-либо комментариев я вернул письмо. Марат бережно сложил его, поместил в конверт и, положив в ящик, закрыл его. Потом снова подошел к открытому окну, посмотрел в ущелье, откуда был слышен гул громадной стройки.

Снаружи все — горы и ущелья, раскинувшиеся на склонах гор деревни, как в тумане, — виднелось, сверкало в звездной летней ночи. На далеком горном склоне то исчезал, то снова мерцал знакомый мне одинокий огонь. Странным мне при этом кажется, что я однажды, очень давно, уже видел все это — и эти бледные силуэты на темно-синем отдаленном фоне, и этот далекий одинокий огонь в темноте… Где я это видел? Да, вспомнил: это было в то время, когда Ваге позвал меня к себе и мы с ним долго болтали в темноте. Из окон их дома виднелись далекие горы, у подножия которых, вероятно, на колхозной ферме мерцал одинокий огонек…

Я долго смотрел на мерцающий в далекой туманной дымке огонь и совершенно неожиданно подумал о том, что этот одинокий огонь — наше прошлое, а именно не то, что прошло, а то, что вспоминается, сливаясь с нашим существом, вечно живет в нас, направляя нас и шепча нам на ухо о том, что жизнь коротка и главное не в том, как долго ты прожил, а в том, правильно ли ты прожил…

Просыпаюсь от яркого света. Открываю глаза и тут же жмурюсь от пучка солнечных лучей, которые, проникнув через открытое окно, на миг ослепляют меня. Неужели я так долго спал? Смотрю на часы: девять с лишним. Интересно, Марат ушел? Приподнявшись на локтях, смотрю на его кровать. Марата нет. Еще не хватало, чтобы главный инженер стройки до полудня лежал в постели.

Венера, наверное, тоже ушла. Встаю, быстро одеваюсь, выхожу. Во дворе встречаю Амалию. Острым ручным совком соскребает она со ступенек высохшую грязь.

— Наверное, ночью перепутал свой вагончик, — улыбается она. — Утром пришла, смотрю — никого нет. А постель так красиво застелена, словно там спала девушка.

Видно, Венера постаралась.

— Вечером заговорились с Маратом Агабековичем, я там и остался.

Возвращаюсь в свою комнату, беру портфель и выхожу.

— Ну, Амалия, прощайте!

— Ты что, уезжаешь?

— Да, уже настало время. — Я жму ее теплую, огрубевшую руку. — Спасибо вам за вашу доброту и заботу. И простите, если что-то было не так.

— Нет, все было нормально, только нехорошо, что так рано уезжаешь, остался бы на пару недель, посмотри, какая погода…

— С радостью остался бы, но командировка моя закончилась, даже к нашим, в Хндзахут, не успел. Не дай Бог узнают, что неделю был здесь и не заехал к ним, обидятся.

Беру портфель и, несмотря на то, что до отправления автобуса в райцентр еще много времени, по извилистой дороге торопливо иду в сторону двухэтажного здания на побережье, в котором расположено управление стройки. Надо отметить командировочное удостоверение и в то же время обговорить с начальником пару вопросов, касающихся стройки.

Солнечное, прозрачное утро, по обе стороны тропинки в зелени видны мерцающие отблески света. Это роса на траве еще не успела испариться. В ущелье, тут и там, клокочет иволга, а полевые ромашки, рассыпанные повсюду, как звезды на ночном небе, распространили вокруг свой еле уловимый аромат.