Смуглая леди (сборник)

было так: после рождения этого мертвого мальчика, - его опять передернуло, - она вдруг

стала настаивать, чтобы я на ней женился. Она хотела второй раз выйти замуж, Виллиам.

Второй! Ибо в первый-то раз она вышла за какого-то голоштанного капитана, когда ей еще

не было шестнадцати лет. Черт знает, зачем это ей было нужно! Но вы воображаете, каким

морским штучкам он ее научил?

Так вот, она потребовала, чтобы я на ней женился. Тут я ей сказал прямо: "Нет!" И вы

представляете, тогда она стала униженно просить меня, чтобы я ее не бросил. Ох,

Виллиам, как она плакала, как молила, как валялась в ногах! И доводы-то у нее пошли

самые бабьи, - мол, она меня любит, не переживет, если будет знать, что я живу с другой, она убьет себя, меня, подсыпет отравы моей невесте, и, наконец, даже так: она фрейлина

королевы и не позволит, чтобы позорили ее имя. Она упадет к ногам ее величества, расскажет все и будет требовать... ой. Боже! Да чего только она не наговорила мне тут! Но

я ее уже почти ненавидел. - Он остановился. - Как это вы писали?

Но лилия гнилая пахнет хуже,

Чем сорная трава в навозной луже.

Шекспир сидел, слегка постукивая пальцами по столу, и улыбался. Ему было все

невыносимее слушать Пембрука.

- Ну-ну, - сказал он, улыбаясь.

- Ну, одним словом, я ей все-таки сказал: "Нет!" Я дал ей возможность уговаривать, приводить все доводы, молить, я внимательно слушал ее до конца, а потом отвечал: "Нет!

Нет, нет, нет!" Она ходила по дворцу с красными глазами и шаталась. Говорили, что она

начала пить даже. Все это как-то дошло до королевы. А может быть, она действительно

пала ей в ноги. Во всяком случае ее величество передала моему отцу, что ей все это

надоело и, если я не женюсь, она посадит меня в Тауэр. Что же, это прямой приказ! Тогда

я пригласил на свое обручение и эту цыганку. И она пришла. Ей предложили руководить

танцами, она согласилась. И вот у нее хватило смелости подойти в маске к королеве, которая с ней не разговаривала вообще, и пригласить ее на танец. "Кто вы такая?" -

спросила королева. Она стояла перед ней, смотрела ей в глаза и улыбалась. Ох, это был

поединок змеи со скорпионом. "Любовь", - ответила она королеве. Та, конечно, узнала ее

по голосу. Ведь такого густого, грудного голоса, как у нее, нет ни у кого. "Любовь коварна,

- ответила королева. - Это фальшивая любовь!" А она стояла и смотрела на нее. Ведь кто, как не она, знает, что королева не снимает парика и вечно размалевана, как масленичное

чучело.

- Ну, что же? - спросил Шекспир.

- Королева сначала нахмурилась, а потом, видимо, решила не связываться. Встала и

пошла танцевать.

- Ох! - восхищенно воскликнул Шекспир и вскочил с места. - Так и пошла?

Рассердилась, но все-таки пошла? А? Вот женщина! Что перед ней королева!

- Да, кстати, о королеве, Виллиам, - хмуро сказал Пембрук. - Тут она не солгала вам.

Лучше всего, если вы завтра уедете из Лондона.

- Да? - спросил Шекспир. - Значит, это все-таки правда?

Пембрук слегка пожал одним плечом.

- Черт его знает, что думает выкинуть Эссекс. Сейчас вот он заперся со своими

приспешниками, все они пьют, шумят, плачут над ним, клянутся умереть, а он обезумел от

страха и гордости и клянется, что если ему не возвратят откуп на сладкие вина, то

королева вспомнит его. Ну, а королеве, между нами говоря, есть что вспомнить.

Они поглядели друг другу в глаза.

Первым опустил глаза Шекспир. Он никогда не любил королеву. Но королева

королевой, а когда ругали графа, ему было все-таки очень неприятно.

- Да, - повторил Пембрук со злым наслаждением, - этой девственнице есть что

вспомнить. Такого неразборчивого и старательного любовника ее величеству в шестьдесят

восемь лет уже не найти. А он был куда как прыток на всякие фокусы! Но и графу бы, между нами, не следовало забывать, чья она дочка. Недаром папаша ее казнил двух своих

жен, вот до сих пор показывает топор, под которым отлетели их головки. А чем же

любовник хуже жены?

Красивое лицо Пембрука передернулось. Он ненавидел королеву тяжелой, брезгливой

мужской ненавистью, едва ли не больше, чем самого Эссекса, хотя и Эссекса-то ненавидел

только потому, что тот норовил на его место.

- Ее величество как-то уж крикнула ему: "Ступай и удавись!" А королева знает, что

говорит.

- Да, - сказал Шекспир, - да, так вот какие, значит, дела!

- Лошадь-то у вас есть? - деловито спросил Пембрук. - Если нет, возьмите у меня.

- Не в том дело, - ответил Шекспир, - но стоит ли мне уезжать? Как по-вашему,

опасность действительно велика?

- Да кто его знает. Наверное, нет, - ответил Пембрук, добросовестно подумав. - Уж

слишком они много орут. Об этом уже знает весь город. Потом, при чем тут вы? Только вот

то, что вы поставили эту трагедию.

- Но ведь мне заказали ее поставить, - напомнил Шекспир.

- Ну, что вам ее заказали, об этом спрашивать никто не будет. Вы ее поставили - вот

что важно.

- Нет, нет, я никуда не поеду, - сказал Шекспир решительно. - От кого мне бежать?

Зачем? И разве мне есть чего бояться? Нет, я останусь, конечно.