Но Четля-то все это не смущало. Он по-прежнему полулежал в кресле и как будто бы
лениво, но на самом деле очень зорко следил за своим коллегой. Шекспир сел за стол и
поглядел на Четля.
- Пива хотите? - спросил Четль.
Шекспир молча покачал головой.
- Да, - сказал Четль, - а вы, оказывается, молодец. Вот уж никак не ожидал. Тот матрос
саданул прохвоста прямо через стол, а вы в ту же секунду опрокинули рыжего. Он только
ножками - брык! Только посуда загремела. Я и опомниться не успел, как его нет. Лежит
под столом. А на него-то, на него-то... - он вдруг заржал. - И стол, и жбан с пивом, и
закуска какая-то. Здорово, ей-Богу!
- Да, - сказал Шекспир неодобрительно. - А виноваты-то вы!
- Виноват-то, пожалуй, верно, я, - охотно согласился Четль. - Мне, пожалуй, не
следовало говорить об этом. Эти господа, оказывается, куда как прытки, а впрочем, -
прибавил он, подумав с секунду, - они, конечно, уж давно следили за вами. Если бы не этот
лорд, ну, тогда бы...
- А как туда попал Бербедж? - спросил Шекспир. - Он пришел искать меня? Что-
нибудь случилось в театре?
- Бербедж-то? Он со мной пришел. Мы вместе вышли из театра, но тут к нему
подошла ваша цыганка в штанах...
Он покосился на Шекспира.
Тот сидел неподвижно, опустив голову, и смотрел на крышку стола. Когда Четль
сказал ему: "Ваша цыганка", он приподнялся немного, вынул из хлебницы толстый
ломоть, оторвал от него изрядный кусок и стал раскатывать в пальцах. Слова Четля о
цыганке его никак не заинтересовали.
"Лисица! - подумал Четль. - Ишь как представляется. На сцене бы ты вот так играл! А
вот уйти и ничего не сказать тебе! Будешь потом кусать себе лапы, как медведь".
И он встал было, как ему опять представилась та картина, ради которой он и
прибежал сюда: вот два актера, оба буйные и подвыпившие, сталкиваются на одной
постели и начинают тузить друг друга. "Ты как попал сюда?" - "Нет, ты-то как?" Голая
цыганка орет, разнимает их, и все трое вопят и ругаются, а снизу сбегается прислуга, повара, извозчики, гости, постояльцы - и хо-хо-хо, ха-ха-ха, а они знай тузят друг друга в
морду и орут. Вот картина! Нет! От этого он никак не мог отказаться. Он мирно сказал:
- Только одну минуточку, Виллиам.
- Вы извините меня, - кротко обернулся к нему Шекспир, - я должен работать.
"Гамлет" ведь следующая постановка. А у меня ничего не получается!.. Вы уж извините, пожалуйста. - И он пошел к постели. - Вот хочу сегодня лечь пораньше, чтобы встать
ночью и работать...
- Так вот, - торжествующе и громко сказал Четль, глядя ему в спину. - После того как
вы ушли с тем джентльменом, я остался с Ричардом и он мне сказал, что ваша леди
назначила ему свидание на чердаке.
Шекспир вдруг оглянулся и взял одну из зажженных свечей.
- Он должен прийти завтра в десять часов и постучаться в среднюю дверь. Она
спросит: "Кто пришел?" Он должен ей ответить: "Ричард Второй". Тогда...
Он не кончил только потому, что Шекспира в комнате не было, и конец фразы повис в
воздухе. Сильно стуча башмаками, Шекспир быстро сбегал с лестницы, наверное, затем, чтобы отпереть ему дверь и потом уж не спускаться.
Четль растерянно огляделся.
Он никак не ожидал такого отношения к своему рассказу.
Комната была пуста.
На столе лежали хлебные шарики - шесть штук подряд.
Горела только одна свеча, и в комнате было темновато.
Тогда он поник головой. Дурак, дурак, старый осел! Сколько его ни учат, а он все еще
верит людям. Все хочет им добра. Действительно, надо было забираться ему в такую даль.
Нужен ему этот дурацкий разговор с пьяным комедиантом. А ну их, в самом деле! Нанялся
он, что ли, устраивать им их грязные дела? Да пропади они все пропадом!
Он хрюкнул и сердито сполз со стула.
II
Она была недовольна, и на это у нее были свои причины. Так она и стала одеваться.
Взяла длинный, специально сшитый для таких случаев, глухой зеленый плащ,
отороченный беличьим мехом (их было у нее несколько, ибо два раза надевать одну и ту
же одежду она опасалась), посмотрела на него и отложила. Позвала слугу, приказала
вычистить шпагу и подать ей. Подумала, что надо что-нибудь сделать для того, чтобы
шпага сидела удобнее, сняла перо с берета - оно уж было совсем изломлено, - поискала
новое, но не нашла. Она подумала, что надо бы спросить у матери, у нее, кажется, есть, и
подошла к окну. На ней уже были пышные, как баллоны, короткие французские штаны, которые только что входили в моду.
Быстро смеркалось. Очень быстро смеркалось.
Из низких труб валил прямой, белый, тоже невысокий дым. И уже по нему
чувствовалось, что очень холодно. Прошли две женщины; у одной была корзина, а другая, постарше, шла с ней рядом и держала ее не за руку, а за эту корзину. Обе о чем-то
оживленно разговаривали. И так смеялись, что ей даже стало завидно, - и она бы
посмеялась, да вот не с кем! Нет, с этим актером она, кажется, зря связалась. Он и слова-то
вовремя сказать не умеет, только краснеет и пыхтит, и руки у него дрожат. Сразу видно, что он за птица! Боже мой, какая все-таки тоска! Она уж хотела отойти от окна, как вдруг
услыхала топот копыт, и три всадника пронеслись под окном во весь опор. Первый держал