Смута

— Да. Но есть юридическая Оценка поступков людей. Есть моральная. И кроме того есть оценка историческая. Они далеко не всегда совпадают. Мы, например, официально считаем героями Желябова, Халтурина, Перовскую, Засулич, Каракозова, Ульянова и многих других революционеров, совершавших или планировавших покушения на царя и царских сановников. А сколько людей в мире считало и считает до сих пор их обыкновенными убийцами, справедливо осужденными на основе признанных в то время законов. Нам надо быть готовыми к тому, что и у нас рано или поздно появятся новые Желябовы, Халтурины, Ульяновы и им подобные личности, действия которых точно так же будут оцениваться кем-то не юридическими и моральными критериями, а историческими. Человек, которому удалось бы убить Сталина, навечно вошел бы в историю как один из величайших героев. И не приходится сомневаться в том, что такой человек был бы дискредитирован и казнен. И большинство современников осудило бы его не только юридически, но и морально.

— Думаете ли Вы, что следование Западу в отношении к такого рода преступлениям было бы полезно для нас?

— Что Вы имеете в виду? Их оценку? Так их там осуждают резче, чем у нас. Там они стали серьезной угрозой общественному порядку.

— Я имею в виду общую атмосферу в отношении к ним, включая реакцию в средствах массовой информации, публичность судов, практические возможности преступлений.

— Палка, как говорится, о двух концах. Положение с такими преступлениями (назовем их социальными) у нас пока таково. Расследованием их занимается не милиция, а КГБ. Решения по ним принимаются высшими органами власти вплоть до Политбюро, а не обычными судебными учреждениями. Последние принимают участие в таких ситуациях в заключительных стадиях и с целью придать юридическую видимость совсем не юридическим решениям высших властей. Люди, совершающие такие преступления, лишены какой бы то ни было возможности предать свои действия гласности именно в том виде, как это им хотелось бы, и публично объяснить их цели и мотивы. По этой причине фактическое положение с такими преступлениями остается неизвестным не только западным, но и советским людям. Если их в редких случаях не удается скрыть, они становятся известными в извращенной форме, мало общего имеющей с их сущностью. Так например, вполне обдуманную и идейно обоснованную попытку покушения лейтенанта Ильина на Брежнева изобразили как покушение сумасшедшего на космонавта, лишенное всякого смысла. Между прочим, сейчас все открыто критикуют Брежнева. А ведь Ильин все эти обвинения против Брежнева и его мафии выдвинул еще в 1969 году. Откуда ему было знать, что через пятнадцать лет начнется перестройка, и все то, что он надумал тайно, будут открыто говорить партийные работники, пропагандисты, официальные писатели, профессора, журналисты?! Вместе с тем, если бы мы ввели такие же порядки в отношении социальных преступлений, как на Западе, у нас началась бы эпидемия терроризма. Причем, в терроризм стали бы вовлекаться люди без глубокой убежденности, просто в силу моды и дурного примера, от скуки, ради известности. Знаете, ради одного лишь интервью по телевидению и фотографии в газетах сотни молодых людей пошли бы на самые тяжкие преступления. Поэтому мы настаиваем на профилактике этой болезни, а не на ее лечении, когда она уже завладела обществом. А что такое профилактика терроризма в наших условиях? То, что мы делали и делаем фактически. Мы ведь не прирожденные злодеи. Мы поступаем в силу целесообразности, а не в силу глупости или злобности. Легко обличать и рассуждать на эти темы в категориях морали и права. А на практике все равно придешь к тому, что мы выработали в течение прошлой истории. Я думаю, Вы сами все это понимаете не хуже меня. Ведь и в Вашей работе приходилось поступать в силу целесообразности, не так ли? Вы, например, принимали участие в деле Ильина. Скажите откровенно, был он на самом деле сумасшедшим или нет?