Смута

— Ладно, об этом мы поговорим позже. — сжалилась Светлана. — Завтра к обеду, я думаю, уже смогу предоставить тебе подробный отчёт по всем семьям, что мы отметили. Кое-что уже есть, с чем-то помогут мои девочки…

— Отлично! — я тоже потянулся, чувствуя, как возмущенно хрустит спина, не привыкшая к такой долгой сидячей работе. Но, благодаря нашим со Светланой полуночным посиделкам, к завтрашнему экстренному заседанию Высшего Совета я был готов…

Глава 11

Сухопарая, похожая на пересушенную воблу, графиня Лопухина висела на стене допросной Тайной Канцелярии, прикованная наручниками, украшеннымипочему-торозовым пушистым мехом… Лишать одежды даму, сурово посверкивавшую стёклами аккуратных очочков, не решились даже самые суровые дознаватели. Залихватски подкрутив невесть откуда взявшиеся пышные усы, Иван Нарышкин подмигнул мне и гаркнул командирским голосом:

— А ну-ка, едрить-колотить, подать мне инструменты!

Тут же под рукой у него образовался поднос со всевозможными сладостями. Увидев их, графиня истошно заверещала с выпученными глазами:

— Нет, только не это! Изверги! Душегубы!

Иван с ловкостью, выдававшей опытного мучителя девиц, пропихнул эклер в рот Лопухиной. Та, чавкая и давясь, бурчала:

— Ффвяфиефакофуфофффофт…

Нарышкин, держа наготове следующее пирожное, грозно шевелил усами:

— Ты мне все-е-е расскажешь!.. Зачем опоила императора приворотным зельем?!

Проглотив очередной кусок липкой сладости, Лопухина затараторила:

— Семеро по лавкам, не кормленные… А он, кобелина, алименты не платит! Сами-то мы не местны-ы-ы-ы-е-е-е!..

Вытащив руку из наручника, графиня смачно высморкалась, не переставая подвывать. Иван обернулся ко мне и, подняв угрожающе палец, нахмурил брови:

— За тобой должок!!! До-олжо-ок!!

Я отступал, но каждый шаг давался с большим трудом, я будто брел по пояс в воде… Голоса графини и Нарышкина сплелись воедино и пронзительной нотой сверлили мою голову. Схватившись за неё, я заорал:

— Заткнитесь! Все! Заткнитесь!

Дернулся, стремясь убежать куда подальше — и пребольно стукнулся многострадальной головой, свалившись с кровати. Сон! Ура! Это был просто сон! Отерев со лба холодный пот, я попутно нащупал растущую шишку, но даже это не испортило настроения…

— Броня крепка, и танки наши быстры! — проорал я, наспех оделся и велел ошарашенному камердинеру вызвать придворного лекаря.

Не знаю уж, что такого сказал испуганный слуга, но маститый маг примчался ко мне с испуганным видом, на ходу застегивая камзол и роняя из полуоткрытого саквояжа всякие непонятные штучки. Убедившись, что моему Императорскому Величеству не грозит немедленная мучительная смерть, он слегка успокоился. И, несмотря на мои громкие отчаянные протесты, приступил к тщательному медицинскому осмотру.

Спустя полчаса я стремительно шагал по направлению к Малой приемной, кипя от злости. Ощупав и простукав меня со всех сторон, невозмутимый лекарь, игнорируя мои возмущенные вопли, заглянул во все места, куда и мать родная постеснялась бы посмотреть, многозначительно похмыкал. Задал пару идиотских вопросов, типа — помню ли я, как меня зовут… И только после этого, совершив пару нехитрых магических пассов, лишил меня намечающегося рога на лбу и руны-контрацептива…

— Ненавижу врачей! — яростно шипел я на ходу, чувствуя себя как призывник после первой медкомиссии, до сих пор ощущая прикосновения бесцеремонных лап медика. — Никакой субординации! Авторитет императора им ничто! Казнить — и воскресить! И ещё раз казнить!

Потом вспомнил, как меня вытаскивали чуть ли не с того света и великодушно решил:

— Ещё раз воскресить — и наградить…

Распахнув дверь приемной чуть ли не с ноги, я вихрем ворвался в помещение, не обращая внимания на изумленные взгляды собравшихся, поспешно вскочивших со своих мест. С грохотом отодвинул стул, шлепнул на стол перед собой объемистую папку, сел и обвел всех тяжелым взглядом исподлобья:

— Присаживайтесь, господа! Начнем…

Деликатно, стараясь особо не шуметь, самые могущественные люди империи рассаживались за круглым столом, бросая на меня осторожные взгляды.

— Игнат Михайлович, вам слово.

Князь Скуратов споро подскочил, блеснул жизнерадостной синевой глаз и, откашлявшись, начал:

— Как уже известно многим из присутствующих, на днях в мою епархию попал один прелюбопытнейший молодой человек… В ходе нашей задушевной беседы он с готовностью поделился со мной некими фактами…

— Знаем мы ваши беседы… — проворчал Долгорукий. — Все таки иностранный подданный, перед лицом мировой общественности стыдно, честное слово. Навещал я его, заикается до сих пор. С вашими методами и камень заговорит.

Внезапно мраморная то ли Афина, то ли нимфа, незрячими каменными глазами таращившаяся куда-то в сторону окна, повернула голову и голосом Скуратова произнесла:

— Да что вы! Ах, слабая нынче молодежь пошла! Вот в былые времена, помню, возьмешь щипцы, да… И ведь до последнего ногтя, бывало, терпели, одно удовольствие было…