Смута

— Шульц, значит… род занятий, гражданка Шульц?

— Я учительница. Русская словесность.

— А вы… — комиссар сделал паузу, — боевая, выходит. Небось кто урока не выучил — сразу пулю в лоб? — попытался он пошутить.

— Ну, зачем же так сразу. Только тому, у кого в четверти выйдет «кол». — Женщина улыбнулась в ответ, одними губами.

— Проедемте с нами, — повторил Жадов. — Дело ясное, обстоятельства абсолютно ясны… но снять показания я обязан. Эта шайка наверняка замешана и в других разбойных нападениях, так что… простите, гражданка Шульц, а как вас по имени-отчеству?

— Ирина Ивановна. А что, неужели я так плохо выгляжу, что ко мне надо обращаться, словно к старухе?

— Нет, нет, что вы, нет! — смешался комиссар. — Положено так… простите… Значит, садитесь, садитесь, сюда, в кабину… Мы тут в бывшем участке, здесь недалеко…

Ирина Ивановна Шульц едва заметно улыбнулась и поставила ботик на подножку автомотора.

* * *

— Значит, Ирина Ивановна, вы — учительница?

— Да.

Жадов обмакнул перо, старательно вывел что-то на бланке. Бланк был уже новым, без императорского орла. Вернее, орёл-то имелся, но выглядел он больше, как ощипанная курица. Ни корон, ни державы, ни скипетра…

Комиссар перехватил её взгляд.

— Да-да, эмблема уже новая. Это эти, временные, так их, простите, и разэтак. Придумали… управились быстро… да только разве ж трудовому народу орлы всякие нужны? Нет, не нужны, Ирина Ивановна, никак не нужны…

Скверное перо скрипело, словно пыточный инструмент. В бывшем кабинете начальника полицейского участка был относительный порядок, от разгрома он уцелел. Только исчез со стены портрет государя, остался тёмный прямоугольник, словно призрак.

— Область занятий… у-чи-тель-ни-ца, — старательно выводил меж тем Жадов.

— Писаря б позвали, гражданин комиссар.

— Нет у нас писарей, всё сами. Незачем бойцов отвлекать… да и пишут они, между нами… курица лапой и то лучше справится. А старые кадры все попрятались, разбежались, боятся гнева народных масс, гады!

Ирина Ивановна слегка кивнула.

— Конечно. Они и должны бояться.

— Революция карает лишь тех, кто запятнал себя преступлениями против рабочего класса и беднейшего крестьянства! За кем не числится никаких злодеяний, могут ничего не бояться, — пылко и убежденно бросил комиссар. — Значит, учительница… Место работы?

— Александровский кадетский корпус, — спокойно ответила госпожа Шульц.

Жадов поднял бровь. Перо так и замерло в его руке, не достигнув чернильницы.

— Вы? В кадетском корпусе?

— Да. Зачем мне вам лгать, тем более что мою ложь было бы очень легко разоблачить?

— О да! — тут же надулся Жадов. — Разоблачить — это мы можем!

— Ну вот. Поэтому я и говорю, как есть. — Она пожала плечами. — Я преподаю… то есть преподавала русскую словесность. Вы находите это странным, гражданин комиссар?

— Признаться, да. Как-то не встречал раньше женщин-учительниц в мужских классах. Как же вы там оказались?

— Мне нужна была работа, а в корпусе открылась срочная вакансия по тяжёлой болезни прежнего учителя. Другой только что вышел в отставку; быстро заполнить место не удалось и моё прошение удовлетворили. Военное ведомство неплохо платило, а у меня на иждивении старики-родители и двое младших братьев.

— Понятно… это там вы так выучились стрелять?

— Да. В корпусе имелись толковые наставники.

— Толковые наставники? Поди, муж ваш?

Ирина Ивановна Шульц ответила ровным, спокойным и холодным голосом:

— Я не состою в браке, гражданин комиссар. Ни в церковном, ни в… как сейчас принято говорить, «гражданском».

— Поня-атно… — протянул её визави. И вновь заскрипел пером.

— Вы его, с позволения сказать, неправильно держите, гражданин комиссар. Поверните чуть вправо, не будет такого скрипа.

— Спасибо… — комиссар явно несколько смутился. — А что же вы, с позволения сказать, делали на Лиговской улице в такое время?

— Возвращалась с митинга.

— С митинга? С какого? — заинтересовался Жадов.

— С митинга 34-го запасного пехотного полка, если вам так важно это знать, гражданин комиссар. В казармах сразу за Обводным каналом. Выступали товарищ Лев…

— Я знаю, кто там выступал, можно не перечислять, — надулся комиссар.

Ирина Ивановна лишь кивнула.

— После митинга я пешком — в силу отсутствия как трамваев, так и извозчиков — возвращалась на ночлег к своей подруге по пансиону. Адрес нужен?

— Н-нет, — неожиданно сказал комиссар. — Я так понимаю, ваше постоянное местожительство — в Гатчино?

— Было в Гатчино, казенная квартира при корпусе. А теперь на Шпалерной, ночую у подруги, но это сугубо временно, пока не найду новое место службы, пока не сниму хотя бы комнату…

— Но почему же вы не в корпусе? — прищурился Жадов. Пальцы его, с жёлтыми ногтями курильщика, нетерпеливо мяли коробку папирос.

«Пушкинскiя». 20 штук за 15 копеек.