Смута

— И чего же говорил?

— Как чего? — даже удивился Кондрат. — Дык всё про то же! Власть — народу! Землицу — нам, пахарям! Заводы — рабочим!

— Всё то же самое… — пробормотал Аристов.

— Слова простые, но действенные, — нехотя кивнул Яковлев.

— Пустая демагогия всегда зажигательно действовала на чернь, — презрительно кинул Владимир Зенонович.

— А ты меня не черни тут! — вдруг огрызнулся Матвеев. — Видали мы господинчиков таких… во всех видах видали. Всё, кончилось ваше время! Иная жизня-то теперь пойдёт, новая, справедливая!

— Молчать! — вскипел полковник. — Да я тебя, быдло!.. Расстрелять! За измену присяге!

— Владимир Зенонович! Господин Ковалевский!.. — раздалось со всех сторон.

И вдруг:

— Пусть говорит, полковник.

Это произнёс голос сильный, низкий, настоящий бас.

Кто-то из офицеров заполошно вскочил, кто-то вскрикнул: «господа!..»

В узком проеме бронедвери штабного вагона стоял государь.

Он сменил одежду на простой военный мундир с единственной наградой — Георгиевским крестом, полученным ещё за командование Восточным отрядом в турецкую кампанию. Белая борода расчёсана, и сам император, казалось, приободрился, расправил плечи, распрямился, несмотря на груз пережитого.

— Говори, добрый человек. А вы садитесь, господа, садитесь.

Все так и замерли.

— Садитесь, господа, — с легким оттенком раздражения повторил государь. — А ты отвечай, раб божий.

— А чего отвечать-то, — хрипло отозвался Кондрат, невольно облизнув губы. — Был царь, да весь вышел. Таперича свобода. Таперича заживём. Вот и весь сказ!..

— Куда ж это я, по-твоему, вышел, а? — усмехнулся Александр Александрович.

— А вон ты и вышел! Нет теперь царей! А будет наша, народная, мужичья власть!

— И что ж ты с этой властью делать-то станешь, как тебя, Кондрат Матвеев?

— А что похочу, то и сделаю! Землю, первым делом, у бар заберем!

— Скажи, Кондрат, а много ль у этих бар той земли? — спокойно осведомился император. — Вот ты откуда родом?

— Здешний я, пскобской.

— Ну, и есть ли в твоей родной деревне эти самые баре? Отвечай, да правду говори.

— В нашей-то нет…

— А где есть?

— Да вот ближе к Пскову есть! И много!

— А ты знаешь, сколько точно?

— Нет! — отрезал Кондрат. — Только люди сведущие говорят, что землицы маловато только у нас, в Причудье, тут леса да болота, а где пашня-то получше — так всё под барами! Вот у них и отобрать!

— Значит, Кондрат, в твоей родной деревне бар нет и отбирать землю не у кого?

— Как это «не у кого»?! — возмутился пленный. — А мироеды наши, отрубные которые? Кровопийцы, из общины повыходили, землицу себе загребли, хуторов понастроили, а придёшь на бедность муки пригоршню в долг взять — мешок вернуть потребуют! Вот у них и отобрать! Землица — она общая, мужичья, наша! Мир ею управит, по справедливости, а хозявов энтих нам не надобно! Ни бар, ни кулачья!

— Да как ты смеешь, морда!.. — снова вскинулся полковник Ковалевский. — С кем говоришь, забыл, холоп!..

— Пусть говорит, — слегка сдвинул брови император. — Успокойтесь, полковник.

— А я всё сказал, — Кондрат дерзко вскинул голову. — Что, расстрелять прикажешь? Давай, стреляй, в твоей я власти. Ваш сегодня денёк, да только год не кончен.

— Стрелять своих подданных, даже набедокуривших, не в моих правилах, крестьянин Матвеев. Ступай, Кондрат, на все четыре стороны. Ты никого не убил, не ранил. Голову тебе задурили, в прельщение ты впал. Молиться тебе надо, грехи чтобы отпустил Господь… но — иди. Отпустите его, господа. И других пленных тоже. Негоже русскую православную кровь лить, аки водицу. Слышите? Отпустите его.

Капитан царскосельских стрелков первым оказался возле Матвеева, взял того за здоровый локоть.

— Пошли. И благодари государя, милость его ве…

— Ну нужно мне никаких благодарностей, — перебил императорский бас. — Пусть идёт. И товарищам пусть расскажет. Глядишь, чего и поймёт. Ступай, раб божий Кондрат, ступай. У тебя, поди, семья, дети?..

— Так точно… г-государь… — растерянно выговорил солдат. — Жена, детей пятеро…

— Вот к ним и ступай, — решительно сказал государь. Полез в карман, извлёк желтоватую небольшую монетку. — Вот тебе, за смелость. Жене гостинца купи.

Кондрат Матвеев, казалось, совсем растерялся. Замигал, глядя на золотой кружок пятнадцатирублевого империала, а потом неловко поклонился.

— Б-благодарствую… в-ваше величество…

— Ступай, — в третий раз повторил самодержец. — Проводите его и остальных через посты, господин капитан. Вы что-то хотите сказать, господин полковник? Вы…

— Генерального штаба полковник Ковалевский, ваше императорское величество! Начальник 44-го Камчатского полка, откомандирован в столицу для назначения на должность начштаба дивизии…

— Достаточно, — прервал государь. — Что хотели сказать, полковник? Вижу, вы не робкого десятка, как и солдат этот.