Смута

“Ти же, кои изменили подъ Кромами, поциловавша крестъ, и послаша съ повинною къ тому вору въ Путимль князь Ивана Голицына45 съ товарищи. Они же приидоша въ Путимль. Онъ же Гришка имъ радъ бысть. Мнози же приидоша ту и узнаша его окоянного и начаша о своемъ согришеши плакати и пособити нихто никому не умиша. Онъ же собрався со всеми людьми, и поиде х Кромамъ. Бояря жъ ево, кои изменили подъ Кромами, въеритоша. Онъ же ихъ пожалова, самъ же потомъ поиде къ Москви. И слыщаху же то по городомъ, воеводъ всехъ переимаху и къ нему всехъ приведоша. Приидоша жъ подъ Орилъ и, кои стояху за правду, не хотяху на дьяволскую прелесть прельститися. Они же ему оклеветанны быша, тихъ же повели переимати и розослати по темницамъ. Ивана жъ Годунова56 послаша въ тюрму, а иныхъ по инымъ городомъ разослаша. И начать думати, какъ бы ему послати къ Москви. Ту же бысть дияволомъ научены Наумъ Плешеевъ да Гаврило Пушкинъ. Ти же у нево вора на то назвахуся. Онъ же ихъ пожаловалъ и отпусти ихъ къ Москви, повели имъ приити подъ Москву въ село Красное. И они же тако и сотвориша.

Ти же мужики Красносельцы ихъ прияша и ради, имъ быша. Прииде же висть къ царевичю, что ти мужики изменили и хотяху быти въ городе. Онъ же повеле послати ихъ имати, и противъ Божие десницы нихто не можетъ стояти: ничто же успеваху. Те же послании не доидоша Краснове села: испужався, назадъ воротишася. Те же вражьи посланницы Красноселцы, собрався, и придоша во градъ на Лобное место. Многее жъ и служивые люди къ нимъ приставаша: иные своею охотою, а иные и страха ради смертного, видя такое прогневанее. Боляря жъ придоша къ патриарху23 и возвестиша ему злый советъ Московскихъ людей. Патреархъ же Иевъ, столпъ непоколебимой, со слезами моляше, укрепляя ихъ, и ничто жъ успеваше. Меромъ же приидоша во градъ и боляръ взяша и поведоша на Лобное место и прочтоша его окоянного дьявольские прелестные грамоты и воззопиша вси единогласно и здраваху ему Ростриге на государство. Поидоша жъ во градъ, царицу20 жъ и царевича19 и царевну42 поимаша и сведоша ихъ на старой дворъ царя Бориса1 и дата ихъ за приставы. Годуновыхъ и Сабуровыхъ и Вельяминовыхъ переимаху и всехъ поведоша за приставы. Домы же ихъ все розграбиша меромъ: не токмо животы пограбили, но и хоромы розломаша и въ селехъ ихъ и въ поместьях и въ вотчинахъ также пограбиша. Те же ево посланницы, Гаврило Пушкинъ и Наумъ Плещьевъ, послаша къ нему съ сеунчомъ. Онъ же окаянный, то слышавъ, возрадовася и поиде на Тулу вскоре”. [14]

На несколько дней Самозванец остановился в селе Коломенском по дороге на Москву. 16 (26) июня 1605 года Москва была в ожидании. Гонцы самозванца Наум Плещеев и Гавриил Пушкин прибыли в Москву 20 (30) июня. Московиты пришли к Лобному месту с тем, чтобы услышать грамоту Димитрия не только к знатным, но и ко всем горожанам, в которой самозванец прощал им неведение в своём чудесном спасении и о том, что прощает им неведение.

Народ, с жадностью слушал новости о успехах Самозванца, а бояре ещё дремали в кремлёвских палатах. Патриарх остался в Кремле, умоляя бояр действовать. Пашков48 отметил, что знатнейшие бояре Фёдор Мстиславский42, Василий Шуйский12, Богдан Бельский52 и другие думные советники, выйдя к гражданам из Кремля, велели взять людей Лжедмитрия, но народ воспротивился и закричал: «Время Годуновых миновало! Да здравствует царь Дмитрий! Гибель племени Годуновых!» [15]

Перед тем, как занять Москву Самозванец отправил грамоту папе римскому дабы заручиться его поддержкой, в которой обещал радеть о Московском государстве и привести его “в латынскую веру”, а также просил от папы благословления на женитьбу на дочери Мнишека35 – Марине34. “И на том ему Рострига челом бьет, что он Рострига, во всем том крепок и неподвижим, на чом душю свою дал папе и литовскому королю…, что он, вор Рострига, хочет во всем в Московском государьстве латынскую веру укрепити. И как сядет на Московском государьстве, ему было, вору, в[с]коре во всем государьстве латынскую веру укрепити и самому быть крепко в той же латынской вере”. [16]

“Да папа же писал х кардиналу краковскому,  а в грамоте пишет, что он, папа, его, кардинала, укрепляет и благословляет на свадьбу к любительным детем своим, Ростригу Гришку с воеводинскою сердомирскою на обручение благословил, а он, папа, своим сердечным хотением также благословляет, и что он, кардинал, любительную ево дочь, воеводинскую сердомирскую, укреплял и делал ей, чтоб накрепко латынскую веру удерьжала и всем прямым с[е]рдцем промышляла с мужем своим вместе, чтоб Московское государьство, а людей своих подданных к латынской вере привести; и подлинно он, папа, начается, что оне по ся места тем делом промышляют. А буде кардинал ево в том не станет слушати, и он его проклинает. А он, папа, начается, что московские люди в латынской вере будут, только их станет приводить, а не все любовию и волею, надобе и неволею и жесточью. А хто станет крепко приводить, а не все любовью, а хто станет за веру их, и тово б убивати не ужасался”. [16]