Уже в августе 1605 года началась оживленная переписка между бывшим монахом и Юрием Мнишеком по поводу предстоявшей свадьбы. В Самбор были отправлены деньги и разнообразные подарки. В ноябре в Краков поехал российский посол Афанасий Власьев, которому предписывалось официально испросить у короля Сигизмунда разрешение на брак его подданной с московским государем.
Однако хитроумный Юрий Мнишек спешить не собирался. Путешествие в далекую Московию представлялось воеводе слишком опасным. К тому же он не был уверен в прочности положения жениха. Ему, несомненно, было хорошо известно о заговоре Шуйского.
Руководствуясь этими соображениями, Мнишеки под разными предлогами затягивали свой приезд в Москву. Правда, обручение Марины «царю» состоялось уже в ноябре 1605 года в доме одного из родственников Мнишеков в Кракове. На нем присутствовал сам король Сигизмунд с сестрой Анной и его сын Владислав. Устраивать таинство в костеле никто не решился, зная о нелюбви русских к католикам. Тем не менее проводил обручение католический кардинал.
«Царя Дмитрия» представлял посол Афанасий Власьев со свитой, насчитывавшей почти двести человек. Он заранее вручил Юрию крупную сумму денег и множество драгоценностей для того, чтобы наряд Марины был великолепным. Действительно, многие современники отмечали, что ее белое атласное платье, расшитое крупными драгоценными камнями, а также золотая корона, украшенная самоцветами и крупным жемчугом, произвели на всех неизгладимое впечатление. Обряд обмена кольцами состоялся у сооруженного по такому случаю алтаря. Подарок Лжедмитрия оказался по-настоящему царским — золотой перстень, увенчанный алмазом величиной с вишню. Ответный подарок Марины тут же убрали в специальную коробочку. По существовавшему в то время обычаю, никто не имел права прикасаться к нему. На память о знаменательном событии Власьев выкупил даже коврик, на котором стояла Марина во время обручения.
С этого времени она стала считаться «московской царицей» и заранее получила инструкцию по поводу того, как ей следовало себя вести: по средам и пятницам обязательно поститься (католики это делали в субботу) и по возможности посещать православные храмы. Называть ее полагалось не иначе как «наияснейшая панна», на людях она должна была появляться только в сопровождении родственников, распускать волосы было запрещено, принимать пищу можно было только с самыми близкими родственниками, и при этом ей должны были прислуживать.
Вполне вероятно, что такие предписания не понравились Мнишекам, которые надеялись, что с их помощью в России будет принято католичество и все православные обряды отомрут сами собой. На пиру после обручения Марина стала вести себя по собственному усмотрению: пила и ела за общим столом, танцевала не только с королем, но и с отцом, с королевичем, с принцессой Анной и другими. Все это вызывало у Афанасия Власьева ужас. Когда же Марина пала к ногам Сигизмунда, благодаря его за оказанную милость, он едва скрыл свое возмущение. Даже в страшном сне русский вельможа не мог себе представить, чтобы московская царица валялась в ногах у польского правителя!
Конечно, обо всем увиденном Афанасий вряд ли стал бы рассказывать в России: для этого он был слишком опытным дипломатом. Но заставить молчать всю многочисленную свиту было задачей практически невыполнимой.
Так уже с самого начала Марина умудрилась произвести неблагоприятное впечатление на своих будущих подданных. Она, судя по всему, не стремилась осваиваться с новой для себя ролью московской царицы, легкомысленно рассчитывая на то, что сможет перестроить царский двор по своему желанию. В конце концов совершенные ею ошибки немало способствовали краху Лжедмитрия.
Даже не планируя в ближайшее время поездку к мужу, Марина с готовностью принимала от него дорогие подарки: ювелирные украшения, россыпи жемчуга, всевозможные безделушки, ценные ткани и прочее. Юрий складывал в свою казну золотые червонцы. Он полагал, что большего ему и желать нечего. Напрасно Афанасий Власьев пытался торопить царскую невесту и ее отца. Под разными предлогами они уверяли его, что поездка пока состояться не может: то следовало выполнить обязательства перед кредиторами, то участвовать в сейме, то присутствовать на королевской свадьбе. Даже компрометирующая «Дмитрия» связь с прекрасной царевной Ксенией стала одним из предлогов.
Идя навстречу пожеланиям тестя, самозванец отправил Ксению в монастырь на Север. Но и это не принесло желаемого результата — Мнишеки в путь по-прежнему не спешили.