Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова

• Les Troubles des Temps actuels, ou Les êtonnantes aventures de Vania Tchmotanov. Paris: La Quinzaine Littéraire, 1972.

• (anonym) Smuta najnowszych czasów czyli Zadziwiające przypadki Wani Czmotanowa. ANTY/K/. Lublin — Śląsk — Warszawa (без даты).

• Samizdat: Troubles of Recent Times or The Amazing Adventures of Vanya Chmotanov. In: Survey. A journal of East&West studies. Spring 1971, Vol. 17 N°2. London, Oxford University Press.

• Nicolas Bokov. La Tête de Lénine. Robert Laffont, Paris, 1982.

• Nikolaj Bokov. I nuovi torbidi ovverossia le mirobolanti avventure di Vanja Čmotanov. Jaca Book, Milano, 1983.

• (anonym) Wirren aus neuester Zeit oder Die erstaunlichen Abenteuer des Wanja Tschmotanow. Diogenes Verlag, Zürich, 1972. — 1983: eine neue Ausgabe mit dem Namen des Nikolaj Bokows.

Бестселлер самиздата № 2, или самая долгоиграющая литературная мистификация XX века

Великая проза будущего фантастична по содержанию и виртуозна по исполнению.

Кто-то из классиков

1970 год, в СССР «юбилейный» (100-летие Ленина), стал поистине эпохальным для русской литературы. Осенью в её истории возник четвёртый по счёту лауреат Нобелевской премии, тогда как весной один за другим произошли собственно творческие акты. 6 марта в Подмосковье поставил заключительную точку в своём сочинении «По маршруту электрички Москва — Петушки» бездомный и беспаспортный алкоголик Веничка Ерофеев. Прошло полтора месяца, и в апреле тот же акт завершения осуществили в Москве двое с виду вполне благополучных молодых людей — аспирант философии Николай Боков и журналист Борис Петров. Созданная ими рукопись тоже называлась затейливо — «Смута Новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова».

Сочинение никому до сей поры не ведомого Ерофеева, подвизавшегося после последовательного изгнания из четырёх высших учебных заведений на кабельных работах в окрестностях Москвы, быстро разошлось, «благо было в одном экземпляре». Утратив рукопись, автор восстановил ее по черновикам, затем отдал в тиражирование, в процессе которого подсократился и текст (за счёт изъятия главы, сверх меры наполненной инвективной лексикой), и название. Попутно обретя эффектный жанровый подзаголовок — поэма — «Москва — Петушки» пошла в народ и за долгие годы обращения в (анти)советской неподцензурной литературе завоевала прочную репутацию самиздатского бестселлера номер Один.

Произведение Бокова и Петрова, также запущенное в Самиздат, — только без указания имён его создателей, — обрело судьбу не менее примечательную. Всего полгода спустя после написания (по тем временам — со скоростью совершенно невероятной) оно было опубликовано на Западе — в эмигрантской прессе в Париже. Затем последовали издания в виде русскоязычных книг — одно, другое, третье. Зашевелились иностранные издатели — в Западной Германии, в Англии, во Франции…

Лубянка обомлела. Кто посмел?! Подать сюда этого Щедрина наших дней — доктор Лунц им уже давно интересуется! Однако зацепок не было. Текст — циркулировал, автор — отсутствовал.

Первым делом, конечно, пригласили того, чьим именем литературные хулиганы прикрылись — союзписательского начальника, главного редактора журнала «Октябрь», автора тогда уже забытых пустотелых «кирпичей» вроде «Журбиных», «Братьев Ершовых» и «Секретаря обкома», но скандально-нашумевшего просталинского романа-памф- лета «Чего же ты хочешь?», Всеволода Кочетова.

Стойкий сталинист был вне себя. Попадись ему тот, кто сей пасквиль настрочил! Да что ж это такое! Ничего подобного при Сталине и быть не могло!

В 5-м Отделении поспешили завершить рандеву.

Ушёл Кочетов с Лубянки обнадёженным. Однако шли дни и проходили месяцы, а родное ведомство топталось на месте. Само оно находить подпольных писателей не умело (единственный успех — поимка в 1965 году Абрама Терца и Николая Аржака[55] — был целиком и полностью на совести их западных издателей, допустивших утечку информации на стадии редакционной подготовки текстов, полученных из Советского Союза), а стукачи из окололитературной среды, на которых и была вся надежда, разводили руками: нет информации. Ее и не было. Никто в ресторане ЦДЛ в подпитии не хвастался, что он-де знает, кто «эту хреновину» написал, только — тс-с-с-с, никому! — зато едва ли не каждый «либерально» издевался над «Кочетом» — так ему, мол, и надо…

Малый классик соцреализма впал в тяжкую депрессию. Вскоре начались проблемы со здоровьем. Диагноз оказался непоправимым. Канцер уничтожал организм хотя и медленно, но неуклонно. Человек, всю свою сознательную жизнь источавший ненависть, душивший и топтавший всё талантливое, что с огромным трудом пробивалось тогда «из- под глыб», жестоко страдал. И не выдержал. 4 ноября 1973 года Кочетов взял охотничье ружьё, загнал в ствол патрон и взвёл курок.[56]