Всё было непривычно – обилие едальных заведений, зазывалы перед лавками, казавшиеся Юльке смешными вывески навроде «Новѣйшіе граммофоны. Гарфункель и сыновья». Зато мороженое тут оказалось превосходным, а разнообразие просто поражало. У Юльки, привыкшей к ассортименту вроде «стаканчик сливочный, 19 коп.» да «крем-брюле, 15 коп.», ну и, если очень повезёт, батончик в шоколаде с орехами аж за 28 копеек, просто глаза разбегались от разнообразия ванильных, фисташковых, ореховых, мятных, лимонных, апельсиновых, ананасовых и прочих сортов. И было оно куда нежнее, воздушнее привычного.
А вот рынок почти не изменился. И бабки-торговки почти не изменились тоже.
Сперва Ирина Ивановна их не отпускала одних – поручила Матрёне надзор. Матрёна подошла к делу со свойственной ей основательностью (почему, собственно, Юлька и оказалась на рынке) и горячо одобрила, когда Юлька вызвалась ей помочь на кухне.
– А вы, барышня, и не белоручка совсем! – хвалила Матрёна, видя, как Юлька ловко орудует большой сечкой, шинкуя капусту в деревянной миске.
– У мамы дома такая же была, – не задумываясь, ответила Юлька чистую правду.
У Матрёны вдруг жалостливо изломились брови, она осторожно погладила Юльку по голове.
– Эх, бедная барышня… Каково-то остаться без родимой матушки в такие-то годы… моя вот родительница, слава Богу, жива и в добром здравии. Как домой ни приеду с гостинцами, так непременно за хворостину хватается, всё-то у неё я недостаточно хороша, – Матрёна улыбнулась.
Юлька невольно прыснула, представив себе суровую Матрёну, умевшую построить даже свою хозяйку, убегающей от ещё более суровой матери.
– Вот верно, не грусти, – истолковала всё по-своему Матрёна. – У Господа все живы, а уж Ирина Ивановна о вас с братцем позаботится. Она у меня такая, уж коль за что возьмётся – непременно своего добьётся. И Костянтин Сергеич… очень хороший он барин, очень! Только нерешителен уж слишком. С япошками не тушевался, а тут… Ходит всё кругом да около да вздыхает. Вот уж коль и по осени ничего сделает – вот те крест, сама его ухватом погоню!
– Куда же?! – испугалась Юлька. – Ухватом?!
– А чем же ещё? Сколько ж барышне моей Ирине Ивановне голову-то крутить можно?! Давно уж сватов засылать пора, честным пирком да за свадебку! – разошлась Матрёна. – Матрёша не досмотрит – так ничего тут и не получится! – закончила она торжественно. – Ну, справилась, милая? Давай, вали сюда, славный пирог будет. Капуста-то, эвон, всю зиму у купца Картаполова лежала, а словно вчера срезана. Всегда только у него беру, лучший товар!..
Игорёк тоже не терял времени даром – штудировал гимназические учебники, изучал схемы Петербурга, и Юлька сильно подозревала, что планирует он сейчас свой «индивидуальный террор». От этих мыслей становилось жутко, холодела спина, и Юлька со всех ног бежала помогать Матрёне – на кухне работы всегда хватало.
С Петей и Фёдором видеться удавалось редко – май истаивал, у кадет начались годовые испытания.
Но прежде чем испытания эти вошли в полную силу, Фёдор с Петей примчались вечером к Ирине Ивановне.
…После появления Юльки и Игорька Феде Солонову едва удавалось удерживаться на хороших оценках. В голове постоянно вертелись те самые слова Игоря насчёт террора, и от этих мыслей делалось нехорошо. Однако он был прав, этот мальчишка из будущего, холодного и жестокого. И Фёдору ничего не оставалось, как вплотную взяться за Веру.
За прошедшее со времени ареста Йоськи Бешеного и Валериана Корабельникова время верхушка партии, пребывавшая в столице, по словам сестры, несколько опомнилась, пришла в себя. Первый шок и страх прошли, расползшиеся кто куда активисты вновь пробирались обратно в Петербург – «разворачивать революционную работу». Вере, остававшейся «вне подозрений», с конца весны стали поручать задания, сперва небольшие – доставить литературу, встретить и проводить на конспиративную квартиру нужного человека, съездить в Финляндию, провезти «груз», осуществить закупку одного, другого, третьего…
– Они опять готовятся, – тихо говорила Вера за неделю до появления Игоря и Юльки. – Учли уроки прошлого провала. Ставка делается на специальную операцию, как это называет Благоев. Группами хорошо подготовленных боевиков атаковать ключевые позиции в столице, теперь-то я поняла… Зимой-то получилось во многом стихийно, из-за чего, как считает Ульянов, «ничего и не вышло». Размахнулись, мол, слишком широко, «при недостатке сознательного пролетариата». Теперь умнее будут. Отказались от убийств отдельных чиновников. Отказались от массовых политических стачек. Будет только одна.
– А план-то, план у них есть?! – изнемогал от нетерпения Фёдор.
– Есть, да не про нашу честь, – вздохнула Вера. – Меня в него не посвящают. То, что я тебе рассказываю, – это мои умозаключения, а не подсмотренные документы. Да и нет их, этих документов. Строгая конспирация.