Пыхтит старомодный, до блеска начищенный самовар. На белоснежной скатерти — целая россыпь розеток с вареньями, вазочки с мороженым, печенья и крендели от «петербургского отделения дела купца Филиппова». Ветер чуть шумит приморскими соснами, всё лето ещё впереди, и кончилась страшная война, и хочется просто стоять, подставив лицо северному солнцу.
— А вот и молодые наши, — приветствует Мария Владимировна появившихся Игорька и Юльку.
Нет, уже не дети, не подростки. Высокий юноша и красивая девушка с ямочками на успевших загореть щеках.
— Ба! Дед! Ирина Ивановна, Фёдор!..
— Петя вот не смог приехать, жаль. Всё в институте своём сидит, чертит да считает. Всю премию от государя на оборудование потратил, Лиза хотела ему заместо Зины голову оторвать, так Зина не дала, — смеется Фёдор.
— Ничего, в следующий раз приедет, — решительно говорит Мария Владимировна. — Ну, все в сборе?.. Давайте теперь чай пить!..
«Наконец-то выбрались в Мариинку, Лизу порадую хоть», — думал Фёдор, тщетно пытаясь завязать перед зеркалом цивильный галстук хитромодным в нынешнем сезоне узлом. Уж год, как Вторая война кончилась, а в театр — первый раз идём!.. Позор, конечно. Нет, Лиза молодец, вместе с ним моталась по гарнизонам, из Первой танковой армии в Гвардейский мехкорпус, с полигона на полигон, из института в институт… Как же теперь её не вывести в свет, бедную?
«Нет, ну его, этот галстук. Форму надену», — решив так, Фёдор разом повеселел.
— Дорогой, ты готов?.. — Лиза появилась в дверях, струящееся тёмно-синее платье до полу. Ни за что не дашь ей её сорок восемь лет…
— Прости, милая, галстук вот меня одолел. Почти как Манштейн под Минском.
— Ну и брось его, мундир надень!.. Подумаешь, проблема!.. Пойдём, пойдём, хочу заранее приехать, по театру хоть пофланировать!.. Когда ещё такое платье и покажешь!..
Фёдор поспешно переодевался, Лиза терпеливо ждала.
— От Веры письмо пришло.
— О, и как у неё?
— Вот только что получила новое назначение — главный врач московской Всех Святых больницы теперь. И главный хирург. Всю войну в эвакогоспиталях, на фронте, и вот теперь…
— Ох! Вот молодец, — искренне восхитилась Лиза. — Напишу ей сегодня же вечером, поздравлю. А Надя?
— В Крыму. Восстанавливают Херсонес.
— Вот же ж какая у меня золовка младшая! Хоть бы слово написала, хоть бы телеграмму прислала!.. Да, милый мой Фёдор Алексеевич… ты бы к Зое заглянул потом. Что-то мне она последнее время совсем не нравится.
— Что такое?
Зоя. Поздняя, нежданная, едва-едва выношенная и рождённая и потому, наверное, столь любимая младшая дочь.
Господь не обделил Фёдора Алексеевича Солонова детьми. Старший, Алексей, прошёл всю войну, вернулся — грудь в орденах и погоны капитана. Средний, Пётр, ушёл было добровольцем, но поскольку оказался способным математиком, с фронта его быстро выдернули и под конвоем отправили разрабатывать шифры, а заодно и взламывать вражеские. Юлия, художник-иллюстратор, детские книги отрисовывает. На войну сбежала, приписав себе год, была снайпером. Боже, как же они с Лизой извелись, пока строптивая дщерь не снизошла им послать весточку!.. А то, видишь ли, обижалась она, что её «ватой обкладывают»!..
И наконец, Зоя. Гимназистка. Шестнадцать лет. Правда, Лиза вздыхает, что она в шестнадцать лет и представить себе не могла даже
Зоя строптива. Всё не по ней, всё не так. Может, конечно, возраст такой, перебесится и успокоится, но… Вечно спорит. Матери перечит, сестру дразнит — точнее, дразнила, пока Юля не потеряла терпение и младшенькую не поколотила по фронтовой привычке.
— Я с ней потолкую. Завтра, как-никак, суббота…
— Вот-вот, потолкуй. Да, Фёдор Алексеевич, твоё высокопревосходительство, обратно ты за руль садись, ибо супруга твоя намеревается отдать дань шампанскому в театральном буфете, да-да!..
Давали «Жизель». Танцевала Уланова, уже тогда называемая всеми «великой», и публика стоя отбивала ладони, всё вызывая и вызывая балерину на заваленную цветами сцену.
А потом «Руссо-Балт» мягко нёс их домой, на Каменноостровский. Дом 73–75, уже у самых Островов.
Лиза и впрямь приударила по шампанскому, сделалась совсем весёлой, расшалилась, и…
В общем, вечером они с супругой вовсю доказывали друг другу, что порох в пороховницах у них ещё очень даже имеется, так что в комнату дочери Фёдор заглянул только следующим утром.
Зоя безмятежно спала.
Верно, читала вчера за полночь, потому что из-под двери пробивался слабый свет, когда Фёдор с Лизой вернулись домой.
Из-под матраса торчал уголок желтоватой страницы.
Вот как? Что это ты, голубушка, под матрас прячешь? Вот уж нашла тайное место, нечего сказать!..
Фёдор аккуратно потянул уголок на себя.