Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников

Английское донесение

(начало 1607 г.)

Мятежники не смогли замкнуть блокады, но «несмотря на это, они продолжали осаду и писали письма к рабам в город, чтобы те взялись за оружие против своих господ и завладели их имением и добром».^{336}

Донесение англичан настолько повторяет патриаршую версию, обнародованную в Москве, что возникает подозрение, не из официальных ли источников черпал сведения автор донесения? Нет сомнения в том, что патриарх постарался выставить требования повстанцев в самом неприглядном и злонамеренном виде. Можно ли поверить, чтобы повстанцы адресовали именные грамоты «царя Дмитрия» одним холопам и шпыням? Скорее всего, грамоты были обращены ко всем московским чинам. Но если реальный Лжедмитрий апеллировал к главным боярам, дворянам, гостям и прочим верхам, то повстанцы (после неудачных переговоров и боев) стали делать ставку на восстание низов. Бояре, упорствовавшие в «измене» (поддержке бояр-заговорщиков Шуйских), подлежали истреблению, их имущества — разделу между теми, кто чинил законную расправу с ними.

Чтобы окончательно запугать благонамеренных жителей Москвы, патриарх утверждал, будто повстанцы намеревались раздать безымянным шпыням (так называли городскую голь) боярских жен, ввести их в думу, сделать воеводами в полках, поставить над приказами («хотят им давати боярство, и воеводство, и окольничество, и дьячество»). Пока «сатанинскую» рать в Коломенском возглавляли «большие» воеводы наподобие вчерашнего боярского холопа Болотникова, патриарх имел основания опасаться переворота. Но его воззвания слишком тенденциозны, чтобы дать сколько-нибудь точное представление о программе восставших.

Казачий атаман Болотников и помещик Пашков были неодинаковыми социальными фигурами. Но в ходе восстания они выполняли одинаковые функции. Утверждение, будто Пашков был крупным землевладельцем, не выдерживает критики. Имя Пашкова отсутствует в списках выборных дворян от городов 1602–1603 гг. (в эти списки попадали по общему правилу именно крупные помещики), а чин дворянского головы (полковника) Пашков получил от правительства лишь после перехода в лагерь царя Василия. Очевидно, тогда же он получил от казны села в Веневе и Серпухове.

До Смуты Истома Иванов сын Пашков был мелким помещиком. Как установил С. Е. Князьков, Пашков родился около 1583 г., а поместье получил в 1603 г. Согласно челобитной грамоте И. Пашкова 1603 г., «отца, де, ево, Ивана, в нынешнем во 111 году не стало; а после, де, его осталась жена… да сын, он, Истома; нашу (царскую. — Р. С.) службу служит пять лет, а поместье, де, за ним нет нигде и не верстан».^{337} За свою многолетнюю службу отец Истомы выслужил поместный оклад в 300 четвертей пашни, но фактически «дача» его была меньше оклада и составляла незадолго до смерти 219 четвертей. Удовлетворив челобитье Истомы Пашкова, Борис Годунов пожаловал ему все отцовское поместье.

Герои Смуты были по большей части молодыми людьми. Отрепьеву было немногим более 20 лет, когда он принял имя царевича Дмитрия. В том же возрасте был Скопин, воевавший с Болотниковым. Истоме Пашкову исполнилось 23–24 года. При Лжедмитрии I он служил сотником у епифанских детей боярских.^{338} Обращение к документам Разрядного приказа позволяет уточнить сведения об отряде, которым он командовал.

В 1585 г. в Епифани получили небольшие земельные наделы 300 человек казаков. Их «дачи» рассматривались тогда как поместья, а сами казаки как дети боярские. В связи с этим приказные озаглавили документ: «Десятня детей боярских епифанцев, которые верстаны из казаков». Возможно, дьяки допустили в этом случае терминологическую неточность: по общему правилу они четко выделяли в разные чиновные группы детей боярских и испомещенных казаков. В десятне 1591 г. казаки названы неопределенно «епифанцами», без указания на чин «детей боярских».^{339} Примечательно, что современники называли Пашкова «казачьим атаманом».

Многие из епифанских поместных казаков сами обрабатывали землю, т. е. были детьми боярскими лишь по титулу. Как свидетельствует десятня по Епифани, составленная за год до восстания, в уезде преобладали мелкие поместья, многие дети боярские разбрелись безвестно, умерли либо были отставлены от службы «за старость и увечье». Десятня сохранила полный список сотни Пашкова. Большинство детей боярских его сотни имели небольшие оклады по 50–70 четвертей пашни.^{340}

По «Новому летописцу», Пашков перешел к Шуйскому «со всеми дворяны и з детми боярскими».^{341} Автор «Иного сказания» утверждал, будто Пашков отъехал к Шуйскому «и с ним 400 казаков».^{342} Источники независимого происхождения — английское донесение 1607 г. и записки Массы подтверждают, что с Пашковым лагерь восставших покинуло 500 человек.^{343}Буссов считал, что Пашков увлек за собой несколько тысяч воинов из своей сорокатысячной рати.^{344} Приведенные им цифры многократно преувеличены. Но в одном Буссов был безусловно прав. Подавляющая часть войска Пашкова не была посвящена в планы своего командующего.