Смута

«Наши города в запустении и нищенстве. Мы пришли служить королю в обоз и живем у него под Смоленском вот уж другой год. Не ради корысти, а чтобы выкупить из плена, из латинства, из горькой работы бедных своих матерей, жен и детей. Иные из нас ходили в Литву за своими матерями, женами и детьми и потеряли там свои головы. Собрали во имя Христа выкуп, а у нас его отняли по-разбойничьи. Во всех городах и уездах наших – православная вера поругана, церкви Божии разграблены. Не думайте и не помышляйте, чтоб королевич был царем на Москве. У них в Литве уговор – лучших людей из России вывести и овладеть всею Московскою землею. Ради бога, положите крепкий совет между собою. Списки с нашей грамоты пошлите в Нижний, в Кострому, в Вологду, в Новгород, чтобы всею землей стать нам за православную веру, покамест мы еще не в рабстве, не разведены в плен».

Ляпунов просьбу смоленских людей исполнил, разослал их грамоту по всем городам и от себя написал крепко:

«Подвигнемся всею землею к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем. Если сдержит слово король и даст сына своего на Московское государство, крестивши его по греческому закону, выведет литовских людей из земли и сам от Смоленска отступит, то мы ему, государю, Владиславу Жигимонтовичу, целуем крест и будем ему холопами, а не захочет, то нам всем за веру православную и за все страны российской земли стоять и биться. У нас одна дума: или веру православную нашу очистить, или всем до одного помереть».

Быстрее, чем в Казань или в Нижний, обе эти грамоты попали в уездный город Свияжск. Судьба города была дивной. Возвели Свияжск за четыре недели, ибо строился повелением Иоанна Грозного. Люди и ныне были здесь скорые. Ударили в колокол. И, пока в Успенском монастыре игумен думал, как быть, грамоты прочитал в деревянной Троицкой церкви поп Андрей. Воевода на игумена кивает, игумен на воеводу, но тут вышел посадский человек Родион Моисеев. Голова русая, русская, а лицом – татарин, глаза под бровями как две черные звезды, нос точеный, усы и борода кустиками.

– Поп Андрей, дай нам крест целовать на верность Отечеству и друг другу. Ничего мы лучше не придумаем, как поспешать в Нижний, а оттуда, сложась силами, идти вызволять Москву.

Тотчас всем городом целовали крест, по слову Родиона. Женщины кинулись сухари сушить, готовить мужей да сынов в поход. Выступили, не мешкая, на другой день.

В Нижнем свияжцев встретили по-братски, разобрали всех по домам, а Родиона позвал к себе Савва Ефимьев, протопоп Спасо-Преображенского собора. Провели, однако, Родиона не в дом, а в дворовую избушку церковного сторожа. Велели обождать. В избе было жарко, тесно, три четверти занимала печь. В божнице иконка, под божницей лавка да стол шириной в аршин, длиной в два аршина, сундук в углу.

Родиону этакий прием не понравился, но снял шубу, шапку, повесил у двери на прибитый к стене бычий рог. Тут дверь отворилась, и, согнувшись под косяком, вошли двое: один в рясе, другой – дворянин.

– Вон ты какой, Родион-свияжец, – одобрительно сказал человек в рясе. – Еще не обедали, а темно. Я свечи принес. Садитесь, братья, разговор недолгий, дорога неблизкая.

Прошел к печи, от уголька зажег свечу, от свечи еще целый пук. Свечи прилепил у божницы и на столе. Прибыло и света и уюта.

– Меня Саввой зовут, – сказал священник, – а этот человек – сын боярский Роман Пахомов. Всем городом кланяемся вам. Ступайте в Москву к святейшему патриарху Гермогену, испросите у него грамоту и благословение – встать всей землей на нынешнюю власть измены. Согласны ли исполнить сию опасную службу?

Родион поднял глаза на Романа, сказали как выдохнули:

– Согласны.

– Перед таким большим делом попоститься бы, причаститься, да нам, грешным, все недосуг. – Савва-протопоп улыбнулся, открыл сундук. – Здесь для вас крестьянская одежда. В портах по поясу у каждого зашито по полста рублей серебром. Может, придется подкупать патриаршью стражу. Дорожные харчи для вас тоже приготовлены, в розвальнях. В сене под кошмой ружье, от разбойников. К Москве будете подъезжать, ружье спрячьте от греха. Повезете два пуда меда да два пуда воска патриарху в подарок, по обещанию. А коли не пустят, смотрите сами, как повидать святейшего.

– Когда ехать? – спросил Родион.

– Похлебайте щец, покушайте пирогов – и с Богом. Заночуете в дороге.

Протопоп Савва подошел к печи, достал рогачом горшок, принес, поставил на стол. Подал хлеб и ложки. И себе взял. Прочитал молитву:

– «Очи всех на Тя, Господи, уповают…»

Был Савва ростом невелик, лицо имел спокойное, к радости расположенное.

– Что призадумались? Ловите звездочки! – И зачерпнул полную ложку.

4

Жизнь в Москве шла такая, что только глаза разевай.

Подъехали к воротам чуть за полдень, встали за дровяным обозом. Стража приказывала вываливать дрова на снег и всякую жердь, годную, чтобы сделать кол или дубину, ввозить в город не позволяла. У Романа с Родионом топор отняли.