Смутная улыбка

-- Ну нет! Ты просто великолепна, Катрин! Провентилировала вопрос с Бертраном-раз, два и готово! -- и, покончив с этим неприятным делом, валяй рассказывай дальше, что-нибудь этакое, позаман-чивей.

-- Не издевайся надо мной, -- сказала она тоном маленькой девочки. -Рассказывай мне все.

-- Нечего рассказывать, -- ответила я сухо. -- Провела две недели на побережье с человеком, который мне нравится. По ряду соображений история на этом кончается.

-- Он женат? -- спросила она вкрадчиво.

-- Нет. Глухонемой. А сейчас я должна разобрать чемодан.

-- Ну что ж, я подожду. Все равно ты мне все расскажешь, -- сказала она.

"Самое ужасное, что так оно, возможно, и будет, -- подумала я, открывая шкаф. -- Найдет черная меланхолия... "

-- Ну ладно, а вот я, -- продолжала она, как будто это было открытием, -- я влюблена.

-- В кого? -- сказала я. -- Ах да! В последнего, конечно.

-- Если это тебе не интересно...

Но она продолжала. Я со злостью приводила в порядок вещи. "Почему у меня в подругах такие дуры? Люк бы ее не потерпел. А при чем тут Люк? Притом что это, в общем, моя жизнь".

-- ... Одним словом, я его люблю, -- заключила она.

-- А что ты называешь любить? -- спросила я с любопытством.

-- Ну, я не знаю. Любить-это думать о ком-нибудь, везде с ним бывать, предпочитать его другим. Разве не так?

-- Не знаю. Может быть.

Вещи были в порядке. Я вяло уселась на постель. Катрин сделалась милой.

-- Ты какая-то сумасшедшая, Доминика. Ты ни о чем не думаешь. Пойдем с нами сегодня вечером. Я буду, конечно, с Жаном-Луи и с его другом, он очень умный, занимается литературой. Это тебя развлечет.

В любом случае я не хотела звонить Люку до завтра. И потом, я устала; жизнь представлялась мне унылым круговоротом, а в центре порой -единственная точка опоры-Люк. Он один меня понимал, помогал мне. Он был мне необходим.

Да, он был мне необходим. Я ничего не могла требовать от него, но он все-таки за что-то был в ответе. Главное -- не нужно, чтобы он это знал. Соглашения должны оставаться соглашениями, особенно когда они могут причинить неприятности другим.

-- Ладно, пойдем посмотрим твоего Жан-Бернара и его умного друга. Мне чихать на ум, Катрин. Хотя нет, не так; я люблю только грустных умников. Те, которые благополучно из всего выбираются, действуют мне на нервы.

-- Жан-Луи, -- запротестовала она, -- а не Жан-Бернар. Выбираются из чего?

-- Из этого, -- сказала я с пафосом и показала на окно, где виднелось низкое небо, розово-серое в вышине и такое грустное, какое может быть только над замершим адом.

-- Тут что-то не так, -- сказала Катрин обеспоко-енно, взяла меня за руку и, спускаясь по лестнице, следила, как бы я не оступилась. В конце концов, я очень хорошо к ней относилась.

Глава третья

Короче говоря, я любила Люка, о чем и сказала себе в первую же ночь, которую снова провела с ним. Это было в гостинице, на набережной; он лежал на спине после объятий и разговаривал со мной, прикрыв глаза. Он сказал: "Поцелуй меня". И я приподнялась на локте, чтобы поцеловать его. Но, наклонившись к нему, я вдруг почувствовала какую-то дурноту, бесповоротное убеждение, что это лицо, этот человек- единственное, что у меня есть. И что неизъяснимое наслаждение, ожидание, крывшееся для меня в этих губах, -- это и есть наслаждение и ожидание любви. И что я люблю его. Я положила голову ему на плечо, не поцеловав, и тихо застонала от страха.

-- Хочешь спать, -- сказал он, погладив меня по спине, и негромко засмеялся. -- Ты, как маленький зверек, после любви спишь или хочешь пить.

-- Я подумала, -- сказала я, -- что я вас очень люблю.

-- Я тоже, -- сказал он, потрепав меня по плечу... -- Стоило нам не видеться три дня, и ты уже называешь меня на "вы", почему бы это?

-- Я вас уважаю, -- ответила я. -- Уважаю и люблю. Мы вместе засмеялись.

-- Нет, правда, -- повторила я с увлечением, как будто эта блестящая мысль только что пришла мне в голову, -- что бы вы сделали, если бы я полюбила вас всерьез?

-- А ты и любишь меня всерьез, -- сказал он, снова закрывая глаза.

-- Я имею в виду: если бы вы стали мне необходимы, если бы я хотела быть с вами все время?..

-- Мне бы стало очень скучно, -- сказал он. -- И даже не польстило бы.

-- И что бы вы мне сказали?

-- Я бы сказал тебе: "Доминика... Послушай, До" "миника, прости меня".

Я вздохнула. Значит, и он не лишен ужасного рефлекса осмотрительных и совестливых мужчин, ко-торые говорят в таких случаях: "Я тебя предупреждал".

-- Заранее вас прощаю, -- сказала я.

-- Дай мне сигарету, -- сказал он лениво, -- они с твоей стороны.

Мы молча курили. Я подумала: "Ну вот, " люблю его. Наверно, любить-это всего лишь думать вот так:

"Я люблю его". Всего лишь, но только в этом спасение".

И правда, всю неделю всего лишь и было: телефонный звонок Люка: "Ты свободна в ночь с 15-го на i6-e? " Эта фраза, каждые три-четыре часа всплывавшая в моем сознании, произнесенная холодным тоном, всякий раз, стоило мне вспомнить о ней, как-то странно сжимала мне сердце-то ли от счастья, то ли от удушья. И вот теперь я была рядом с ним, и время шло очень медленно и без всяких примет.