Смутные времена Лепрозория (СИ)

По утрам лес всегда казался слишком живым и слишком громким. Все живое, пробудившись ото сна, пыталось любым способом заявить миру о своем существовании, во всеуслышание прокричать — я дышу, я зачем-то живу еще один день, я для чего-то есть, я кому-то нужен. Даже листва шумела, кроны качались в вышине, застенчиво цепляясь ветками при сильных порывах.

Вокруг Торы едва не звенела тишина. Весь лес шумел вокруг, но рядом с ней замирал, как в присутствии хищника. И каждая зверушка молила «лишь бы она искала не меня». Тора вслушивалась и внюхивалась, рыскала взглядом по лесу.

Райги не было в лагере, но след его уводил в чащу, растворяясь в ней. Тора искала его, смутно чувствуя, что он где-то рядом. Вертела головой, дергала носом.

И нашла его, случайно почувствовав, как источник силы Самсавеила.

Он полулежал, привалившись спиной к дереву. На его бедрах сидела охотница, прилетавшая в лагерь — Нэм, и, положив голову на плечо шисаи, что-то говорила. Райга отвечал, ласково поглаживая девушку по волосам.

Верховный шисаи поднял взгляд и посмотрел Торе прямо в глаза. Он прекрасно видел ее, и наверняка заметил еще до того, как она нашла его.

Тора замерла, как вкопанная.

Что-то глубоко внутри саднило и грызло, зубами цепляясь за нутро. И Тора не могла разобрать, что так больно воет и жжет. Это было странное чувство, совсем не новое, но от этого его не становилось легче разобрать.

Ревность? Нет, ей не хотелось на место Нэм — это были совсем другие объятья, совсем другие поглаживания и совсем другие разговоры. Ненависть к Нэм? Нет, куница была славной девушкой. Обида? На Райгу-то? За него она была рада, искренне.

Зависть? Близко, но все равно нет, мимо.

Одиночество.

Какое-то невыразимое и душераздирающее одиночество.

Тора беззвучно прошептала слова Райги, которые он слишком часто говорил, как будто призывая их хорошенько обдумать — «У тебя есть ты». И Тора повторяла как мантру — «У меня есть я», и предложение за предложением сливались в одно пронзительное.

Для Райги это было опорой — «У меня всегда есть я». Что бы ни случилось, он оставался собой, и он мог о себе позаботиться, это был его образ мыслей.

Тора повторяла его слова дрожащими губами, и стержень внутри нее протяжно гудел.

— У меня есть я. У меня есть только я. У меня всегда есть только я.

Обжигающе горячие слезы скользили по щекам и мерзко стекали по подбородку.

Всегда.

Только я.

Я одна.

***

— Скоро к нам придет госпожа Тора, — Райга коснулся губами виска Нэм. — Я вернусь с ней в лагерь. Ты пойдешь?

— С чего ты решил, что она придет? — Нэм вскинула голову и огляделась.

— Она стоит там недалеко, скоро придет в себя и направится к нам.

— «Придет в себя»? Что с ней? — встревоженно спросила Нэм, возвращая голову на плечо.

— Я не знаю. У нас было одно и то же детство, одна юность и очень похожая молодость. Мы переживали практически одни и те же события, но для нее они были более травмирующими, чем для нас с братом, — с толикой грусти произнес Райга и повел свободным плечом.

— Это как-то связано с тем, что она, — Нэм скорчила неловко-виноватую гримасу и на полтона ниже сказала, — «демонова кошка»?

— Что, прости? — непонимающе насупился Райга.

— Ну… «кумов ребенок»? — еще более неловко пробормотала Нэм. — Нам говорили об этом Магистры. Если у кошек рождаются близнецы, двойня, тройня — то один ребенок нормальный, а другой послан демонами — кумо. Это ведь такое суеверие, да?

Райга вздохнул и прикусил губу, думая, как понятнее это объяснить.

Это было поверьем, да, и распространялось только на кошек. Но все кошки были хоть немного, но связаны с энергией Самсавеила и кумо. И если на примере Химари было совершенно не понятно, как можно считать ребенка кумовым только из-за порядка рождения, то на ее детях это было заметно невооруженным глазом.

— Считается, что если женщина из кошек носит под сердцем больше одного ребенка сразу, то только один из них будет самым обычным котенком. Остальные — тела, захваченные черными кумо, — начал Райга издалека. — И не важно, сколько детей носит кошка, последний будет нормальным, а все до него — кумовы.

— Но это же просто фантазия. Наверное, многим детям из-за этого пришлось несладко, — Нэм покачала головой.

— Видишь ли, это поверье не настолько глупая выдумка, какой кажется. Большинство шисаи — кумовы дети. Иногда они и сами об этом не знают, потому что их близнец умирает еще в утробе, — хмыкнул Райга. — А в нашей семье Тора — самая первая. После нее родился я, а после меня — Тайгон.

Нэм улыбнулась:

— То есть, из вас троих самый нормальный — младший брат?

— Химари носила под сердцем четверых, — нахмурился Райга, — последний ребенок умер в родах. Так что по этой логике мы все демоновы. Но по Торе эта энергия как будто бьет, очень сильно бьет — по психике, по внутреннему Я.

— Насколько я знаю, ваша мать, госпожа Химари, тоже была кумовым первенцем. Вы — дважды кумовы, если так рассудить, — Нэм задумчиво постучала себя пальцем по губам.

— Откуда такие познания о моей семье? — прищурился Райга, глядя на Нэм сверху вниз.