Смысл игры и другие выступления

Вот Зюганов двигался, как фигура. Он позволил себе стать низшей, третьей, так сказать, кастой — кастой фигур. Не игроков и не хозяев игры, а фигур.

А мы поменяли правила.

Правилом было то, что будет власть и «оранжевые», как общество. А мы, создав антиоранжевое движение, показали, что есть общество, отдельное от «оранжевых». И сколько наши противники ни пытались доказать, что это не так, им пришлось теперь признать, что это так. И теперь они это общество проклинают, как тёток с фиолетовыми физиономиями, как хмурых дядек.

Вот, есть они — народ. И мы показали, что он есть. И как только мы это показали, мы поменяли правила игры.

Но мы ещё и зажгли новый исторический огонь, сказав о том, в чём мы не согласны с существующей властью, почему мы являемся принципиальной оппозицией этой власти.

А не согласны мы с нею вот почему. Это важно ещё раз зафиксировать.

Путин постоянно говорит о суверенитете. И вполне может быть, что искренне верит в то, что отстаивание суверенитета — это очень серьёзное дело.

Если он действительно в это верит (а это обнаружится в ближайший год, потому что суверенитет будут всё более и более подрывать), если он действительно в это верит, то лучше такая вера, чем угроза ходить под американским флагом, в случае, если власть не устроит… Если власть не будет потакать некоторым намерениям «рассерженных горожан», они начнут ходить под флагами Соединённых Штатов… Так вот, лучше Путин с его суверенитетом, чем граждане под полосатым флагом — для меня.

Но концепция суверенитета у Путина — это классическая национально-буржуазная концепция в духе Вестфальского договора, в духе национально-буржуазного существования вообще.

Суть заключается в следующем. Есть проект Модерн, в котором живёт весь мир. И этот проект — это как бы мировой дом, в котором существуют разные квартиры. Квартиры эти могут быть в подвале (очень плохие, колониальные, так сказать), они могут быть в бельэтаже, они могут быть в мансардах. И все страны борются по правилам модерна за то, чтобы получить наилучшие квартиры в этом доме — в миропорядке, заданном определёнными правилами.

Вот что такое ограниченный национально-буржуазный суверенитет.

Россия никогда по законам этого суверенитета жить не хотела. «Третий Рим» или коммунизм, неважно, это всегда желание перестроить мировой дом. Это заявление о том, что домик не ахти — не тот, что надо. Что человечество идёт не теми путями, которыми оно должно идти к благу. Что домик слегка вдребезги напоминает тюрьму или что-нибудь ещё похуже. Что в аду не обустраиваются и не хотят наилучшую территорию. Что нужен рай, а не ад.

Вот что такое извечное русское отношение к вопросу о суверенитете. В этом смысле русское ноу-хау — это глобальный суверенитет. Не локальный, национально-буржуазный, а глобальный. Это предложение миру глобальных альтернатив.

Самой яркой такой глобальной альтернативой был и остаётся коммунизм. И в рамках этого самого коммунизма, с какими бы изъянами он ни был, русские вдруг и стали самими собой до конца. Даже больше, чем с «Третьим Римом» и Московским царством. Они нашли себя, выявили себя. Они действительно стали страной, несущей миру новую весть.

Русское ноу-хау — не сырьё и даже не наука и техника, и не балет, и не живопись, и не литература (хотя русские несут миру очень многое во всём этом), а новая глобальная весть.

Теперь наступает время, когда проект Модерн рушится. То есть домик, в котором были эти национально-буржуазные квартиры, шатается, плывёт, странно искажает свои контуры, превращается в какой-то странный лабиринт, в какую-то монструозную конструкцию. Не New World Order (новый мировой порядок), а New World Disorder (новый мировой беспорядок). И внутри всего этого оказывается, что у русских места просто нет.

Домик всё более напоминает уже не тюрьму и не шалман, а просто натуральнейший ад — «человейник», как говорит Зиновьев. Место тотального расчеловечивания, тотального рабства. Место, где не будет возможности для человека восходить вообще. Что именно он будет есть, и как именно он будет спать, и какая там будет «Икеа» и какой «Макдональдс» — вопрос двадцать пятый. А вот восхождения там не будет.

Внутри всего этого очевиднейшим образом теряется какое бы то ни было место для России. И вот тут мы говорим:

— Послушайте, а о каком национально-буржуазном суверенитете идёт речь? О чём вы вообще говорите? Россию в этом нельзя разместить. Её никаким образом в этом не разместишь. Вы начинаете модернизацию, игру в модернизацию, — в условиях, когда эта игра завершена. А там, где она ведётся… Ну, её ведут уже несколько стран, которые ещё имеют для этого какой-то потенциал. У них есть ещё традиционное общество. Они кидают его в топку этого Модерна и как-то едут. Но, когда они докидают туда традиционное общество — и они остановятся. Куда мы двигаемся дальше? Остаётся ли развитие приоритетом 21-го века?