Смысл Камня. Современный кинематограф Южной Кореи

Хотя в своих интервью режиссёр неоднократно говорил о том, что фильм не занимается критикой религии120, некоторые кинокритики интерпретировали «Тайное сияние» как социально-критический фильм в отношении организованной религии121 — и со стороны действительно может показаться, что сама картина такую критику допускает. Какая-то режиссёрская ирония по отношению к этому есть даже в имени Синэ, которое можно перевести как «Божья любовь».

Для того чтобы глубже понять показанное в фильме, необходимо обратиться к местному контексту, к роли религии в южнокорейском обществе в целом, к её формам. Во-первых, показанные формы религиозной жизни действительно реалистичны и характерны для самой Республики Корея, где церквей больше, чем пхёниджомов (круглосуточных маленьких магазинов). То, что может показаться отталкивающим с точки зрения европейского кинематографа, — к примеру, сцена, показывающая «коллективное моление, происходящее […] на стадионе, словно это какой-то концерт»122 — в реальности является довольно распространенным и нормализованным явлением в Республике Корея (и это скорее говорит о восприятии религии через призму обобщённого западного опыта).

Во-вторых, южнокорейский протестантизм имеет другие исторические коннотации. Для Республики Корея позиционирование христианства как «религии гонимых» имеет особенный смысл: протестанты были одними из активных участников движения за независимость Кореи при японской оккупации и крепко ассоциировались с корейским национализмом — движением за сохранение корейской идентичности и культуры. Более того, южнокорейская авторитарная модернизация в 1960-е и 1970-е годы парадоксальным образом привела к резкому скачку популярности протестантизма, ценности которого противодействовали негативному влиянию стремительной модернизации, которая приносила с собой «социально-психологическое состояние аномии», где «значительное количество корейцев потеряли четкое направление в жизни и страдали от напряжения, стресса и утраты общности»123.

Согласно статистике, протестантизм до сих пор является не только самым популярным течением христианства, но и самой популярной религией в принципе124. Он до сих пор играет важную роль в общественной жизни Республики Корея, что в особенности применимо к маленьким городам с их локальными сообществами. При этом следует понимать и то, что протестантизм не является чем-то единым, а состоит из тысяч разных независимых друг от друга церквей, некоторые из которых действительно могут принимать форму секты. Тем не менее при разговоре о христианстве в Республике Корея необходимо держать в голове, что именно оно стало лекарством для части южнокорейского общества, которое само оказалось травмированным в ходе авторитарной модернизации.

Конечно, в последнее время южнокорейский протестантизм и разные его формы часто становится предметом общественных дискуссий, однако в ряде случаев протестантизм лишь оказывается удобным чучелом для битья со стороны южнокорейских прогрессивных сил (как, например, в случае церкви Синчхонджи, которая, как считалось, привела к вспышке заболеваемости коронавирусом в начале пандемии)125. Примечательно, что показ «Тайного сияния» в южнокорейских кинотеатрах не вызвал какого-либо видимого протеста со стороны верующих — более того сам Ли Чхандон вспоминал: «Когда я встретил нескольких пасторов, меня удивило, что, несмотря на то, что в фильме были некоторые чувствительные моменты, все они активно пытались помочь. Они интерпретировали смысл фильма гораздо активнее, чем я ожидал. В частности, большую практическую помощь оказал пастор Им Гванмён, который снялся в картине. Он лично занимался написанием проповедей, [которые появляются в фильме]»126.

Вероятно, дело здесь и в том, что в теле фильма религия и её формы скорее играют роль социализирующего инструмента, через который происходит коммуникация, а не чего-то самодовлеющего. Именно поэтому в факте того, что хозяйка аптеки советует Синэ почитать религиозную брошюру, а затем и саму Библию, более важно её намерение помочь, а не конкретная форма выражения этого намерения. Более того, та же логика присуща и самой главной героине, как говорит режиссёр: «Синэ говорила о Божьей воле, но на самом деле она „позаимствовала“ имя Бога из-за своих воли и интересов. Люди часто используют [фигуру] Бога ради [удовлетворения] собственного эгоизма или нужд»127. Так что отношение фильма к религии в целом оставляет довольно широкое поле для интерпретации, на что указывает и относительно большое количество статей и работ, посвящённых анализу религиозных коннотаций внутри фильма.

В этой непрекращающейся коммуникации, которая может принимать разные формы, видится основной фокус фильма — и именно через это локальное и «маленькое» режиссёр пытается отослать зрителя к всеобщему, которое, тем не менее, продолжает нести на себе отпечаток конкретных обстоятельств, куда попадает Синэ.

Память, политика и идея прощения