Страж мира, она готовит его последнее преображение, когда смерть будет окончательно обречена на смерть, а человечество и вселенная через крещальную матрицу церкви будут рождены в Царстве. Каждое воскресенье как действенный символ Восьмого дня каждый священник («Да приидет Царствие Твое»), каждая евхаристия, каждая эпиклеза вымаливают незамедлительное пришествие не сакраментального, а тотального, прославленного Тела, нового неба и новой земли. Так медленное развертывание литургического космоса насыщает парусией время, пространство, существа и вещи и «торопит» окончательное явление Бога, «всего во всем», Бога нашего времени, нашего пространства, места всякого причастия. Все наши Пасхи — и каждая евхаристия — содержат в себе силу последнего «перехода», налагают на падшие время и пространство все более непреодолимое притяжение, распространяя «халкидонское» время Церкви, перепев вечности, пространство, соединенное с Телом Христовым, где нет уже более «ни плача, ни вопля, ни болезни» (Откр 21:4).
Так Церковь является словно духовное пространство, где человек получает уроки евхаристического существования и становится священником и царем: на литургии он открывает мир, преображенный во Христе, и начинает содействовать его окончательной метаморфозе. Ибо космическая миссия церкви действенно приумножается в мире благодаря смиренному царствованию литургического человека. Освященный человек — это человек, который освящает. Его «евхаристическое сознание» ищет в сердцевине существ и вещей ту прозрачную точку, где можно зажечь Фаворский свет. Призывание Имени Иисуса, сопряженное с действенной любовью, сыплет во все вещи евхаристическую соль, которая, согласно предписанию Книги Левит, делает весь мир приношением. «Приложите к людям и вещам то, что мы видим… Имя Иисуса становится ключом, которым отпирается мир, орудием тайного приношения, наложением печати Бога на все существующее. Призывание Имени Иисуса — это способ преображения вселенной» [97].
В первую очередь следует достичь предельного выражения этой позиции в высокой аскезе и духовности согласно поучениям «Добротолюбия», которые одни и могут просветить нас.
То, что мы замечаем прежде всего прочего, — это православная аскеза и мистика, которые затрагивают отнюдь не только душу, но являются искусством и наукой духовного тела (swma pneumatikon). И тело, пронизанное светом, передает его космическому окружению, от которого оно неотделимо.