Смысл жизни: учебное пособие

Третья чума науки — полное отсутствие интереса к работам ближнего своего. Даришь книгу и понимаешь, что её чтение закончится на дарственной надписи и оглавлении. Поставят её на полку и похоронят в ней, горемычной, все твои муки творчества, все твои бессонные ночи, все твои изящные формулировки и прозрения. Никто их не заметит и спасибо не скажет. Исключения — не в счёт. Между тем в каждом из нас — неиссякаемая жажда признания. Как горько звучат слова Николая Михайловича Амосова, нашего великого хирурга и учёного, которые он написал в конце своей долгой жизни: «Одно только нужно воспитать в себе: не притязать на признание. Ценить мышление само по себе»! (Амосов Н.М. Энциклопедия Амосова. Алгоритм здоровья. Донецк, 2002, с. 578).

Четвёртая чума науки — наукообразие. Им страдает сейчас чуть ли не каждая диссертация. Лучший способ создать иллюзию научности — навставлять в диссертацию как можно больше терминов. Например, вот так: «Научная картина мира в интериоризованном, объективированном виде подвержена влиянию формирующего её языка. Принцип языковой относительности обусловливает организацию научных описаний, поэтому „объективность“ научной картины мира в современном научном дискурсе должна интерпретироваться как относительный параметр». Почему об этом же не сказать проще и понятнее?

Пятая чума науки — невежественный отзыв. Особенно вредоносен он для молодых учёных. Одно дело — доброжелательный отзыв, написанный настоящим учёным, но совсем другое — написанный лжеучёным, симулякром от науки, который прикрывается при этом научной степенью. Чтобы лишний раз самоутвердиться, такой рецензент самоуверенно изрекает поучения, рекомендации, наставления, советы; с учёным видом знатока указывает вам, что целесообразно и что нецелесообразно, какую работу ещё следовало бы привлечь… Да и где ему набраться научной этики, если кругом деградация — скрытая или явная злоба, скрытая или явная зависть etc., а главное — скрытое или явное невежество — не только в науке, но и в искусстве, в политике — повсюду? Где ему, если он к тому же — симулякр? Поистине прав был Карел Чапек: «Одно из величайших бедствий цивилизации — учёный дурак».

Немного в моей жизни было отрицательных отзывов, но время от времени они мелькали в моём воспалённом сознании. Особенно памятен отзыв о моей первой серьёзной статье — о Вилеме Матезиусе. Её послали одной учёной даме из Иркутска в Томск. Письменного отзыва мы от неё не получили, но по телефону она сказала запоминающиеся слова: «Если автор уже не молод, пусть уходит на пенсию. Если он молод, пусть уходит из науки». Через некоторое время эта статья без каких-либо изменений появилась в Москве в «Филологических науках» (1986. № 1). Отзыв о ней написал Юрий Сергеевич Маслов — заведующий кафедрой общего языкознания ЛГУ.

Но большая часть омерзительных отзывов о моих статьях и книгах были анонимными. Отсутствие фамилии под ними, надо полагать, действовало на их тайных авторов вдохновляюще. Одно дело — самому написать книгу, но другое — покочевряжиться над чужой. К. Чапек на этот счёт сказал следующее: «Если не можешь сделать сам — по крайней мере, помешай другому».

Ни о каком взаимопонимании между людьми науки мечтать не приходится, если её представители сплошь и рядом говорят на разных языках. Язык рассыпается на множество научных диалектов. Он теряет своё единство, а стало быть, служит разобщению, а не единению.

Вдохновляющий образец жизни, посвященной изучению языка, — жизнь Вильгельма фон Гумбольдта. Он родился в 1767 г. в Потсдаме. В школе он, как и его младший брат Александр, будущий путешественник и энциклопедист, не учился, но его домашнее образование оказалось настолько успешным, что оно позволило ему в двадцатилетием возрасте поступить в университет во Франкфурте-на-Одере. Через год он перевёлся в Геттинген, где учился философии, естествознанию и филологии. Но и в Геттингене он ненадолго задержался: по рекомендации известного натуралиста и будущего якобинца Георга Форстера он перевёлся в Дюссельдорф, где и закончил своё университетское образование.

Летом 1789 г. молодой В. Гумбольдт отправляется за границу — во Францию и Швейцарию. В Париже он оказался три недели спустя после штурма Бастилии, произошедшего, как известно, 14 июля. Он имел возможность воочию наблюдать Великую Французскую революцию. Его отношение к ней было сдержанным, в отличие от Кампе — бывшего домашнего учителя и спутника по путешествию.

По возвращении в Германию В. Гумбольдт поступает в 1790 г. на службу в Берлине в качестве судебного чиновника. В 1791 г. он женится на богатой невесте — Каролине фон Дахереден и в этом же году публикует свою первую научную статью «Идеи о государственном устройстве, вызванные новой французской конституцией». В научную жизнь, стало быть, он вступил как политолог.