Снабженец

Южный берег отличался сильнее, но узнавался по оконечности плато, после которого низина уходила к морю с солидным понижением рельефа. Далеко море, еле видно. Низина зеленая, в отличие от светло-бурого плато. И чистое Серенгети, как его любят показывать по телевизору. Стада копытных бродят большие, и бизоны, и туры, и тарпаны, и антилопы еще какие-то, но не сайгаки. Даже страусы бегают. Воздух тут был более влажный, чувствовало близость моря. Пока еще озера, типа Каспия.

В бинокль заметил львиный прайд, доедавший дикую лошадь.

Рай для охотника.

А для крестьянина?

Вернулись к лесистым предгорьям. И там уже подобрали почти плоскую площадку для будущего племзавода. Около водопада, переходящего в небольшую речку, которая уже начала вымывать новую балку. С севера выбранное место прикрывали лесистые холмы, с юга место, открытое лесостепи, на плато. Вроде то, что надо. И гору Митридат отсюда видно. Река недалеко.

- Просеку в лесу пробьем к реке, и будет там большой водопой. – Сказал Сосипатор.

- И заодно продув для северных ветров, - усмехнулся я.

- А мы хитро, - возразили мне. – Немного в стороне и с коленом, а то и двумя.

- Кривоколенная просека, - хохотнул я.

- Именно, – поддержал Сосипатора Иван.

- Привал, - скомандовал я. – Завтра площадь эту обмеряем и домой. Готовиться к весне. Завод будем ставить кремлём. Стены от диких зверей и от диких людей. Конюшни к стенам квадратом. В центре – манеж. Кто с лозой ходить умеет?

- А зачем колодец, когда водопад есть? – возразили мне.

- За надом, - отвечаю. – Воды много не бывает. Бывает ее мало. Именно здесь. А мы не верблюдов собрались разводить, а коней. А лошадь пьет как лошадь. И ее еще мыть надо время от времени.

Помню я проблемы с водоснабжением Керчи в моем времени. Так что опаску имею.

Народ веревками площадку меряет. Не ждет до завтра.

Я смотрю на водопад и прикидываю, как его приспособить к энергообеспечению. Всё не на дырчики бензин привозной тратить, хоть он в Америке шестидесятых дешевле газировки.

Америка… Мечта… Всё откладывается и откладывается.

Глава 5

Возвращаясь в Тамань, на обратной переправе я подошел к Сосипатору, что курил свою короткую трубку-носогрейку на носу галеры.

- Огоньку не дашь? – протянул я руку с папиросой.

Сосипатор охотно протянул мне трубку, и я прикурил из ее чашки от тлеющего табака.

Про себя отметил, что возвращаемся мы вовремя. У меня всего пять папирос с собой осталось. А я уже успел привыкнуть к египетскому табаку. К хорошему быстро привыкаешь.

- Сосипатор, а кем ты у Тарабрина трудился? – полюбопытствовал я.

- Псарём, - нейтрально ответил мужик.

- А кем тебя Тарабрин ко мне перевёл?

- Дык, псарём же, - ответил Сосипатор, таким тоном, что я несколько стушевался.

- Так у меня собак нет, - ответил я, разглядывая острова в проливе.

Острова в основном были голыми чуть выступающими из воды песчаными ««чушками»». И только на некоторых из них на высоких берегах что-то росло. На чём уже робко проклёвывались желтые листочки.

- Сейчас нет. Потом нужны будут. Охранять стада, дома, охотиться, – рассудил Сосипатор.

- Я здесь пока только алабаев видел, - покачал я головой. – Даже на водоплавающую птицу нормальных собак нет.

- Алабаи хороши на охране. Охота с ними так себе, - выдал Сосипатор своё экспертное мнение.

- А кто нам в Крыму для охоты будет нужен?

Сосипатор на полминуты задумался, потом изрёк.

- Посмотрел я в эти дни на тамошнюю живность… И ежели, барин, тебе мое мнение интересно, то нам нужны мордаши.

- Кто? - не понял я.

- Мордаши. Большие собаки для травли медведей и диких быков. Алабаи всё же побаиваются запаха больших кошек. А тут я не только лютого зверя - леопарда, львов видел. И медведи тут аграмадные. Алабаи к ним даже не подойдут, не говоря уже о том, чтобы потравить. Вот волки им посильная добыча.

- И где брать твоих мордашей?

- В Рассее. Тут их нет. – Вздохнул собачник.

- И давно ты в псарях? – начал я кадровый опрос.

- С детства.

- А потом?

- А потом меня барин в некруты сдал. Не в очередь мне лоб забрил. Несправедливо.

Сосипатор стал задумчиво раскочегаривать свою трубку. Пахнуло ядрёным самосадом.

- Да, ты говорил как-то, что служил на Кавказе. В каком полку? – проявил я интерес.

- В семнадцатом Тенгинском драгунском полку. В роте его благородия поручика Лермонтова, - довольно гордо ответил Сосипатор.

Тут у меня случился разрыв шаблона.

- У Михаила Юрьевича? У поэта? Из Петербурга, который?

- Про поэта я не ведаю, а имя-отчество у него такое точно было. И вроде он как с гвардии к нам ссыльный. Баяли про сие. Только он ротой мало занимался – на унтеров да вахмистра переложил. А сам всё больше на Кислых водах крутился среди благородных. А вы его знаете?

- Только по его книгам, – ответил я и добавил. - А так… когда я родился, Лермонтов давно погиб на дуэли.

- И кто же это его стрелил? – удивленно спросил мужик.

- Мартынов.

- Быть того не может. Они же друзья были – не разлей вода.

- Однако всё было именно так.

- Чудны дела твои, Господи, - перекрестился Сосипатор. – Упокой мятежную душу раба твоего Михаила.