Снабженец

Меня Тарабрин посадил рядом с собой, отчего я поймал несколько ревнивых взглядов. И понял некоторые скрытые мотивы отправки меня отсюда через пролив.

Понятно. Пришлый боярин заезжает старые роды. Женился, породнившись с церковниками, детей заведет. И подвинут мои дети кое-кого в местной иерархии вниз. А церковь только пособит этому.

М-да… Ста лет не прошло, а русский народ уже возрождает местничество. И единственный сдерживающий фактор – долголетие первого лица.

А так знакомый до боли ««закон курятника»» - поклонись высшему, столкни ближнего, насри на нижнего.

И в вековечной мечте русского крестьянина – Беловодье, всё повторяется так же, как и на старой Руси. Как от отцов и дедов заповедано. Народ тот же самый. Так почему должно быть по-другому?

Познакомился, наконец, со старшим братом жены – отцом Велизарием, что окормляет свою паству на реке Лабе, а тут оказался по случаю у епископа. Темрюк рядом – как не заехать к сестре? Крепкий мужиком лет сорока. С большой окладистой бородой и длинными волосами, заплетенными в косу. И глазами записного хитрована.

После первой же совместно выпитой чаши с медовухой, стал меня шурин склонять к тому, чтобы взял я к себе в Крым одного из братьев Василисы – своим священником на завод. И, насколько я понял, с прицелом на Крымского епископа. Вслух этого не прозвучало, но подразумевалось. Не первый раз живу, чтобы не понять таких намёков. С другой стороны – священник нужен. И мало ли какого вредного пердуна пришлют. А пришлют обязательно. Лучше родня.

Ничего не меняется. ««Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, то, как не порадеть родному человечку»».

С ходу решать ничего не стал. Просто пригласил через него всех братьев жены к себе в гости. Там и посовещаемся о делах наших скорбных без посторонних ушей.

- Куда в гости? – пробасил Велизарий. – У тебя пока и хаты-то нет.

- Да в поезд, - ответил я. – Больше пока некуда.

Вот и сколачивается клан.

А ты как думал?

В одиночку среди родственно-семейно-родовых отношений проскочить?

Шалишь!

Скопом стопчут и схарчат без соли.

Вопрос с кроватями решился просто. Нашел в начале девяностых под Клином заброшенный и основательно разграбленный пионерлагерь от закрытого уже московского завода. Только железные кровати и остались. Окна и те битые. Остальное всё уже растащили. Там даже сторожа не было.

Мы и вынесли оттуда две сотни кроватей - нам будет достаточно на первое время. Даже с продавленными панцирными сетками брать не стали. Половину теплушки ими забили уже в разобранном виде.

Матрасы там уже украли до нас. Но сделал я в одном кооперативе в 1980-х заказ на сенники, каковыми мы в археологических экспедициях обходились. Думаю, мужики от сохи не больше привередливы, чем московские студентки. А солома ни разу не проблема. Только в первый раз ее и завезти придётся. А дальше своя вырастет.

После решения основных вопросов обеспечения быта, возил от квази-интендантов списанный шанцевый инструмент с длительного хранения, умывальники алюминиевые с соском, вёдра, косы и грабли. Хозяйственное мыло ящиками.

Достал ручной станок дранку лущить. Новенький. А воск в Беловодье найдём. Вот и решена проблема с кровлей. Не андулин же с металлочерепицей мне в прошлое таскать ««патриком»».

Следовало подумать о большом грузовике – весна приближается, потребуется колючую проволоку тягать в бухтах. Много.

И тут Тарабрин предложил мне съездить с ним в отпуск. В конце февраля.

- А то ты, смотрю, Митрий, всё в трудах аки пчела. Надо и перерывы делать. А то тебя надолго не хватит.

- Я бы к морю тёплому с удовольствием бы смотался – на горячем песочке полежать. А то этот снег уже надоел, – согласился я, но поставил своё условие.

- Так я и предлагаю Батум начала двадцатого века. Там до революции хорошо было. Культурно, – соблазнял меня проводник. - Вон Сосипатора возьмём с собой за кучера. И чтоб было кому нас оборонить, если стрелять придётся.

Отпуск, конечно, нужен. Я хоть и чувствую себя лет на тридцать пять (в койке вообще на двадцать девять!) и выгляжу где-то на сорок, но устал постоянно мотаться и вечно что-то грузить.

Да и Василиса беременна. Капризная стала – с ума сойти. Правда, больше своих служанок гоняет, но и мне достается.

Выехали на тарабринском фаэтоне. В нём комфортнее. И крыша подъемная есть – от дождя.

Сосипатор на козлах. Сразу щегольски оделся - в чёрную черкеску с газырями и кинжалом. Красный бешмет. Кудрявую черкесскую папаху.

Под сидушкой облучка у него был припрятан настоящий ковбойский ««винчестер»» под револьверный патрон. И сам револьвер – ««Смит-Вессон русский»». Все под один калибр.

Мы с Тарабриным в одеяниях от Ротштерна.

Я с пистолетом, для которого вывез из осевого времени подмышечную кобуру из тактического нейлона. Тарабрин только с тросточкой. Тросточка у него шикарная – красного дерева и набалдашник серебряный.

- Зачем тебе трость, Степаныч, - спросил я. – Ты же на неё никогда не опираешься. И дома без неё ходишь.

- Ну, как зачем? – ответил Тарабрин вопросом на вопрос.

И показал, как его трость несложным движением превращается в шпагу.