– Эх, – протягивает наглый старик, смотря невозмутимо, словно ничего и не случилось, – годков бы на двадцать был помоложе…
Поднимается и идет к выходу.
– Эй, Господин Кнут, откройте дверку, поработайте швейцаром.
Поспешно натягиваю халат.
– Прошу, – распахивает дверь карлик. – Валите на фиг, гер дохтер!
Алкаш, похохатывая, прилаживается к заветной фляге. Низкорослый садист-любитель, захлопнув дверь, провожает лекаря злым взглядом и переключается на Федю:
– Чего пялишься, урод?
Плеть привычно щелкает, гудят прутья решетки, принявшие на себя удар.
Господин Кнут уходит в караулку, оставшийся на страже Мордоворот прохаживается вдоль камер. На поясе пистолет, в руках книга. Автомат, вероятно, в караулке оставил.
Найдя более-менее удобное положение на боку, пытаюсь дремать.
Встрепенувшись, обвожу взглядом коридор и, удостоверившись, что никого нет, вновь смежаю веки. Расслабиться не получается.
Открыв глаза в очередной раз, обнаруживаю, что за мной наблюдают.
Вольдемар, моргнув, поспешно уходит, не дав возможности поблагодарить за спасение.
Зачем он приходил? Удостовериться, что со мной все в порядке?
В следующий раз обязательно надо сказать спасибо.
То в размышлениях, то в полудреме проходит время до обеда.
Овощной соус, вареная рыба, несколько пластинок сала в перце и пакет яблочного сока с упаковкой галетного печенья. Кормят нас на удивление хорошо, не помоями. Как-то не вяжется с нечеловеческим обращением и систематическими унижениями и побоями. Может, просто не хотят, чтобы узники раньше времени загнулись?
Съев все до последней крошки, проглатываю таблетки и возвращаю дежурному мусор и посуду. О совете доктора обождать полчаса, до того как принимать пилюли, вспоминаю после того, как они оказались в желудке.
Поборов желание опуститься на кровать, меряю шагами комнату. С носка на пятку, медленно и старательно.
Очень быстро икры сводит судорогой. Присев, разминаю их.
За несколько последних дней на тело свалиливаются такие физические нагрузки и испытания, что за всю предыдущую жизнь и десятой доли не наберется.
Подбадриваюсь мыслью, что «все, что нас не убивает, делает сильнее».
Почему-то эта народная мудрость не успокаивает.
Наступает вечер.
Ужин проходит без происшествий.
Меня никто не беспокоил. Надзиратели занимались своими делами, а клопов в подземелье не водится.
Мордоворот, правда, пару раз задержался, наблюдая за тренировкой. Но ничего не сказал. Карлика вообще не было видно. Наверное, дрыхнет.
И хотя спать приходится преимущественно на животе, как и прошлую ночь, но от кошмаров каждый час я не просыпалась. Раза два, может, три за ночь, не больше.
После завтрака приходит местный целитель.
Дохнув перегаром, он поправляет здоровье большим глотком и приступает к исполнению обязанностей.
Обрабатывать раны не стал, вколол под лопатку пять кубиков какого-то лекарства, отсыпал горсть таблеток и ушел. Напоследок он предупредил, что смысла переться сюда завтра не видит. Если рана будет сильно болеть или загноится, тогда сообщить об этом Господину Кнуту или Петру Евгеньевичу. Они передадут.
– Ясно?
– Ясно.
– Тогда выздоравливай.
– Спасибо.
– А то… – хмыкнул лекарь, направляясь к двери.
До самого вечера меня не тревожат. Немного ныла рана, но не остро, терпимо. Лишь перед обедом карлик остановился у решетки и сделал жест приблизиться.
Холодея от ужаса, подхожу.
– Покажи спину, – гаденько улыбаясь, требует он.
Поворачиваюсь и опускаю до пояса халат.
Подавшись вперед, низкорослый садист изучает результаты своей работы, несколько сглаженные умением алкаша-лекаря и временем.
– Одевайся.
И уходит.
Что он там хотел увидеть – не знаю. Наверное, отыскал. Поскольку на следующее же утро, едва закончив завтракать, по его распоряжению отправляюсь на общественно полезные работы.
Стараюсь запомнить дорогу, чтобы иметь возможность ориентироваться. Если я правильно поняла, то караульное помещение служит своеобразным шлюзом, отделяющим «тюремный» отсек от «надзирательского». Пройдя караульное помещение, мы минуем два перекрестка. У первого ответвление уходит вправо, у второго – влево.
Выйдя к третьему перекрестку, мы сворачиваем налево и сразу же входим в довольно просторное помещение, обстановка которого не оставляет сомнений в его назначении. Кухня.
– Ваша задача почистить рыбу, – сообщает карлик мне и еще одному узнику. Мужчине лет сорока, с худым лицом и кустистыми бровями. – Проверю.
В большой железной миске трепещется несколько десятков рыбин от небольших – с ладонь, до крупных – граммов на шестьсот.
Кивнув Призраку, неподвижно сидящему в дальнем углу на табуретке, Господин Кнут грозит нам плетью и выходит прочь.
Взяв палочку, к которой в два ряда прибиты крышки от пивных бутылок, скоблю по блестящему боку небольшого карпа. Чешуя летит во все стороны. Рядом воюет с рыбиной собрат по несчастью. У него выходит еще хуже.
Кошусь на сонно зевнувшего Призрака. При внимательном рассмотрении он оказывается таким же, как показался на первый взгляд. Неказистый мужичок.
Словно почувствовав взгляд, он встрепенулся, сунул в мойку кружку.
– Работайте.