Сначала отвести беду

И не могло начальство понять, не хотело понять, что розыскная работа состоит на 90% из рутины, 9% тоскливого ожидания и только одного процента темпераментной работы с бурными выбросами адреналина....И лишь этот единственный процент ложится позже в доклады об успешном задержании, разоблачении и т.п. Всё прочее, – издержки работы, в которые министр не хотел вникать. И не должен вникать. Это было правильно. Беркутов понимал это, принимал и, в общем, не это тревожило его, заставляя всё чаще возвращаться к мыслям об отставке. Угнетало его то, что всё чаще он не понимал смысла указаний начальства, не понимал “высших соображений”, лежавших в основе распоряжений руководства. Более 40 лет отданных работе в милиции приучили его к аксиоме, столь точно высказанной Жегловым из знаменитого кинофильма, “вор должен сидеть”. В этой истине он видел высший смысл своей работы. Тем более что среди “клиентуры” Главка примитивные воры большинства не составляли. Сейчас многое изменилось. Пётр Николаевич устало опустился в кресло. Работников катастрофически не хватало, а преступники, увы, с этим не считались. И количество правонарушений росло невероятными темпами, и становились они всё более дерзкими и разнообразными. В Красноярском крае дерзкий преступник, организатор убийства, вина которого была доказана и признана в суде, получил приговор – 9 лет условно и выпущен на свободу в зале суда. 9 лет и “условно” – это само по себе не укладывалось в понимание генерала. Слава Богу, Беркутова это лично не касалось, но,... но.... Правда, преступник этот – хороший парень, владелец крупнейшего горнодобывающего предприятия, приносящего казне немалую валютную выручку. Сам занимается политикой. Ох, Фемида! Во истину на глазах у тебя повязка! Закон не видишь, видишь “понятия” и “высшие соображения”. Пётр Николаевич не понимал подобных вещей. И не хотел понимать. У генерала болела почка, давили домашние заботы, вроде некстати затеянного ремонта и, невесть откуда приехавшего племянника. Возможно, парень надеется на помощь в своём трудоустройстве родича “при должности”, но Пётр Николаевич никогда блатными делами не занимался и менять свои взгляды не собирался. Однако всё это болело, давило, угнетало, негативно накладывалось на без того муторные служебные дела. Беркутов взглянул на стоявшие в углу кабинета высокие старинные часы. До назначенного совещания оставалось ещё семь минут, и генерал сам без помощи Верочки набрал номер госпиталя. Слава Богу, здесь новость обнадёживающая: Лёва, – не только лучший работник, но давний и надёжнейший друг, – вышел из многодневного забытья. И хотя состояние его характеризовали как крайне тяжёлое, но в голосе врача, – тоже давнего знакомого Петра Николаевича, – звучала уверенность: худшее позади и выздоровление полковника Иванова – дело времени. Не малого, но времени. Верочка доложила, что приглашённые на совещание собрались, и Пётр Николаевич попросил всех в кабинет... Он не любил длинных словопрений. Выслушал доклады начальников отделов о текущих делах, задал несколько вопросов, дал поручения.... В конце скупо сообщил о недовольстве министра и попросил офицеров, занятых проблемными делами, к утру подготовить предложения об их ускорении, не пообещав помощи, но намекнув на её возможность. Отпуская собравшихся, Беркутов попросил задержаться Славу Кличко, напарника и тоже друга полковника Иванова. – Я звонил в госпиталь, Вячеслав Сергеевич. Лёва очнулся и, хотя к нему никого пока не допускают, надеюсь, мы с тобой прорвёмся. – Разрешите доложить, товарищ генерал? Я утром был у Лёвы. Выглядит он не совсем красиво, – весь в бинтах, ноги с грузилами, – но настроение у него, как всегда, оптимистичное. – И ты молчал, сукин сын, – Беркутов звонко шлёпнул по столу ладонью. – Извини, Пётр Николаевич, я ведь прямо из госпиталя к тебе на совещание.... Думал попросить разрешения задержаться, чтобы рассказать подробнее, но тут ты сам приказал остаться... Беркутов указал Кличко на стул и сам сел рядом. Слава рассказал, как, используя “оперативные приёмы”, он проник в палату раненого товарища. Иванов очнулся всего часа три назад и Кличко подгадал как раз ко времени, когда закончился врачебный осмотр. Не рискуя вступать в переговоры с врачами, почти незаметно просочился в палату, где и пробыл наедине с Лёвой почти полчаса, пока не был выдворен вон. Пётр Николаевич внимательно выслушал Кличко, совсем не сердито буркнул “шалопай”, и приказал – часиков в 20 быть у него в кабинете. Потом – каждодневная нервная круговерть, трудные разговоры и отчаянные схватки по телефону, – с бросанием трубки и глотанием таблеток, которые чутьём угадывая, но вовремя, приносила Верочка. В восемь вечера без стука в кабинете возник Вячеслав: – Машину Верочка вызвала, поедем, Пётр? – Поедем, Слава. С врачом я договорился, обещал что ненадолго. – И генерал неожиданно легко поднялся из кресла. Фрагмент 2 Длительное ограничение подвижности располагает к размышлениям. И они захлестнули Льва Гурыча. Долгими бессонными ночами и не менее долгими днями Иванов размышлял о своей жизни, особенно о жизни в последние годы.. Да, именно, так. В последние годы. Если годы до известных событий 90-х представлялись логичными и честными, то теперь всё чаще он ощущал разлад между своими делами и их восприятием. Даже не разлад, – он не делал ничего незаконного, – но ощущение дискомфорта... Ну, мелочь. Всё чаще на работе и в контактах с людьми посторонними его называли “господин полковник” вместо привычного “товарищ”. Иванову, – в отличие от его художественного воплощения, – это очень не нравилось. Но входило в жизнь, Леонтьев с его возражениями не соглашался и Лев всё чаще начинал чувствовать свою отстранённость от героя литературного сериала. Да, конечно, мелочь. Гораздо хуже, что его понимание справедливости стало расходиться с некоторыми нормами новых законов. Например, спекулянт, – он и есть спекулянт, а не уважаемая разновидность коммерсанта. Бесспорно, многие формулировки законов нуждались в изменениях и уточнениях, но не оценки же сути явления! Перепродажа купленного – в одних случаях, это – труд, повышение ценности товара за счёт создания удобств для покупателя, нередко риск. В других – это искусственное создание дефицита путём скупки государственного товара и беззастенчивый обман того же покупателя. Нужно УТОЧНИТЬ закон? Разумеется. Так взяли и отменили само понятие “спекулянт”! Накладка, ошибка законодателей? Увы, подобных ошибок слишком много. Иванов знал и полностью разделял классическую аксиому, что “все крупные состояния современности нажиты не честным путём”. Это ещё О.Бендер знал. Теперь же стало непринятым интересоваться, каким образом скромный инженер стал миллионером. И защиту таких миллионеров обязан был осуществлять он, полковник милиции Лев Гурыч Иванов! Нет, не нравилось это полковнику. Не нравилось. Литературный двойник плавал в новых обстоятельствах, как рыба в воде. Автор полагал, что так и должно быть. Лёва считал иначе. Литературный образ, – хрен с ним. Но его жизнь – это реальные дела и Лёва всё чаще задумывался над подобными противоречиями жизни, противоречиями, утверждению которых он содействовал своей работой. Размышления о работе – это один круг постоянных дум Иванова. Второй круг – не менее мучительные думы о состоянии страны. Он, офицер милиции, всегда ощущал себя человеком государственным и эти размышления огорчали его не меньше, чем мысли о личной судьбе. Как раз в плане личного положения у него всё было в порядке, но Лев Гурыч никогда, как ни звучит это высокопарно, не отделял себя от народа. Он пытался найти какое-то “адекватное” (модное словечко!) объяснение происходящему спаду в условиях жизни людей, пытался найти, что же взамен получили простые люди, но, кроме абстрактных слов о свободе и достатке, извергаемых с экранов телевизоров и переполнявших официальные газеты, не находил ничего. Одни химеры сменились другими. Ну что из того, что он “свободен” поехать в отпуск на Гавайские острова, если у него нет на это денег! (Впрочем, ещё не факт, что американцы дозволят посетить их “заморскую территорию” – железный занавес в мире далеко не единственный был!) Что толку от лежащих на прилавках магазинов товаров, если опять-таки у человека нет денег на их покупку! Разумеется, милиционер Иванов изучал теорию марксизма-ленинизма, хотя и преподававшуюся обычно суконным языком с догматическими ссылками на новых “классиков”. Разумеется, понимал, что происходящее – есть стремление власть имущих построить капиталлистическое общество... Но думая об этом, он не мог не задать себе вопрос: как же это могло случиться, если народ на референдуме совершенно однозначно и огромным большинством высказался за сохранение социалистического строя?! И народ, ведь, не ошибался. Сегодняшняя действительность резко ухудшила положение большинства людей практически во всех сферах жизни. Жизнь стала хуже. Значит? Значит нынешние власти обманули доверие своего народа. И он, не последний работник правоохранительных органов, не воспрепятствовал этому нарушению права! Выводы, конечно, страшные – он соучастник свершившегося! Лев Гурыч отлично понимал, что предательство воли народа произошло не на его уровне. Что он, практически, ничего сделать не мог. Но от этого мысли не становились легче. Не мог он, но могли ОНИ ВСЕ ВМЕСТЕ! Что значит “вместе”? Объединиться с кем-то против указаний начальства? Но это же заговор, ... нарушение присяги! Или нет? Присягу они давали СОВЕТСКОМУ НАРОДУ, а не руководящим лицам! Во время Великой войны был приказ: любой боец имеет право и ОБЯЗАН был на месте застрелить командира, отдавшего приказ сдаться врагу. Преступные приказы не выполняются. Но, ведь, и не было приказа покончить с социализмом. Тихой сапой правящая ...клика? Клика? Да, клика. Ну, пусть, правящие круги страны изменили положение. Нарушили волю народа, выраженную на референдуме! Предали они, а не он, честный полковник милиции! Легче стало? Нет, не легче. Остаётся фактом, что он служит предателям. Впрочем, не служит. Служил. Тяжёлая травма и возраст “на пределе” в любом случае означают его уход со службы. Иванов усмехнулся про себя: ну и мастер ты, Лёва, смягчать выводы! А если бы не эти реальные обстоятельства, смог ли бы ты остаться в предательском строю? И сам себе возразил: не занимайся, Лев Гурыч, самоедством. Милицейский строй прежде всего защищает государство,.. нет, защищает народ от воров и убийц, от прочей нечисти. Тот факт, что среди защищаемых есть и не слишком достойные люди, не делает работу моих товарищей менее важной. Так что, не передёргивай, полковник! А свои политические мысли обдумай ещё раз и принимай мужское решение. Подумай, следует ли посоветоваться с генералом Беркутовым? С отцом? Пока ты, Лев, привязан к больничной койке, думай! Сейчас это твоя важнейшая задача! ...Привязан. Это почти буквально. Искалеченные ноги надёжно зафиксированы тяжёлыми грузами, и это, по словам врача, месяца на два.... Из них прошло пока... сколько же? Дней, конечно. Иванов уже путался в однообразных и тоскливых госпитальных днях. Особенно тоскливых, когда уличная непогодь как бы проникает в палату, в мысли.... Разумеется, Мария часто навещает, сидит на краешке кровати, берёт его руку в свои и тогда кажется, что он почти дома.... Но уходит Мария и иллюзия исчезает.... Заходит Беркутов, неугомонный Вячеслав...Слава приволок откуда-то приличный кусок зеркального полотна, пристроил его в углу палаты, и теперь Лев Гурыч может видеть не только подъездную дорогу к входу в здание, но и приличный кусок госпитального парка. И переносной японский телевизор – подарок давнего знакомого Горькова, дочь которого, Юлю, полковник Иванов спас от верной гибели и шантажа наркоторговцев, позволяет коротать время. С тех пор он изредка встречался с Горьковым и его супругой, столь недоверчиво, встретившей его поначалу и ставшей позже благодарным другом, несколько раз разговаривал с ними по телефону. Рассказывают друзья о продолжающейся жизни, о сложностях розыска, о непонимании начальства. Слушает Иванов с интересом, сопереживает, даёт иногда советы. Но за возбуждением разговора неотступно стоит понимание: это уже для него прошлое. Конечно, есть шанс на физическое восстановление, хотя в глазах хирурга опытный психолог Иванов видит тень сомнения....Да что там “тень”? Хирург в своём деле не менее опытен, чем он сам – не будет бегать и прыгать полковник Иванов. А, собственно говоря, зачем полковнику бегать и прыгать? Для этого есть молодые подчинённые! У полковника другие задачи, а голова, кажется, не пострадала. Нет, конечно, и сотрясение мозга есть, и даже небольшая травма черепной коробки, – вон голова как кокон обмотана бинтами, – но это не очень серьёзно и врача не очень беспокоит. И годы пока не главное, пока Беркутов работает, никто его насильно на пенсию не отправит. Тяжёлые раздумья чередовались с воспоминаниями. Нет, конечно, хороших воспоминаний, приятных, даже радостных в его жизни было не мало. Скорее больше. Но больничная атмосфера, вероятно, влияла, и большинство воспоминаний тоже давили. Так часто ярко вставали перед глазами минуты, когда его первый раз уволили из органов внутренних дел. До почётной “полной” выслуги лет оставалось 26 дней, когда дверь его с Кличко комнаты резко распахнулась, появившийся на пороге Беркутов крикнул: “Зайди!!” и, едва ли, не побежал в свой кабинет. Пожав плечами, Лев Гурыч зашагал за генералом. В кабинете Пётр стоял возле своего стола спиной к вошедшему. Потом повернулся, достал из папки какие-то бумаги, кинул на стол. Сел, не предлагая сесть Иванову, протянул одну из бумаг ему и сказал совершенно бессмысленную фразу: “Прочитай, запомни НАВСЕГДА и немедленно ЗАБУДЬ. Тебе знать об этом, полковник, не полагается. Считай, что это мой приказ”. Это был приказ Министра, в котором со смешной мотивировкой “ввиду особой государственной важности” предлагалось прекратить работу по почти завершённому делу об убийстве важного чиновника на личной даче Первого зампреда главы правительства и передать его для доследования в Федеральную службу безопасности. Такого не бывало, такого не могло быть, и ничего не понявший Лев Гурыч, лишь заметил: “Глупо, Пётр. Такой приказ подписать – не твоя компетенция”. Беркутов вскочил с кресла и сказал, почти прохрипел: “Теперь читай это” и бросил на стол ещё одну бумажку. В глазах у генерала сверкнули слёзы, – это была выписка из приказа Министра по кадрам: “...13. Полковника Иванова Л.Г. уволить из рядов Министерства ввиду утраты доверия”. За 26 дней до полной выслуги лет! В глазах теперь Иванова потемнело и он, не спросив разрешения, вышел из кабинета начальника Главка. Его попросили вернуться ровно через три недели и не раз они с Петром обсуждали, чьи же “государственные” интересы ненароком задели? Из какого высокого кабинета надавили на Министра? Думы последнего времени сошлись в третьем, вероятно, главном блоке размышлений. И выводы однозначны: Лев Гурыч Иванов не может уклониться от собственной ответственности не только за прошлое, но и за будущее своей страны. Родины. Своего народа. Он пытался иронизировать – Лёва, тебя обуяла мания величия, угомонись. И сурово обрывал себя. Этот, третий, блок размышлений был до ужаса логичен и реален: ещё немного и Россия в качестве свободного и независимого государства СВОЕГО НАРОДА погибнет. Что значит “ещё немного”? Сколько? И неумолимые размышления тренированного логичного ума называли вероятный срок – 10 лет. Вряд ли больше. Впервые Иванов обрадовался, что у него нет собственных детей, но отбросил эту недостойную радость. Не умел он мыслить только личными категориями. Размышления, поглощающие Льва Гурыча, были не на пустом месте. Мария и ребята снабдили его уймой газет, журналов. И официальных. И оппозиционных. И общеполитических и сугубо специализированных. Читал Иванов запоем, впитывал информацию. В том числе и ту, поймать и осмыслить которую раньше не позволяла сумасшедшая занятость. Теперь времени хватало. Чего-чего, а времени у него теперь было много. Иванов ничего не записывал, полагаясь на свою совершенную память. Где-то когда-то он читал, что за свою жизнь человек использует лишь незначительную часть возможностей своего мозга, и теперь с удовольствием убеждался, что его память, – ничего не упуская из прежнего опыта, – надёжно принимает уйму новой информации. Разумеется, сказывалось и то, что он был подготовлен к этим новым знаниям, они лишь помогали сформулировать и подтвердить примерами выводы, к которым вело всё мироощущение честного русского офицера. В одной из книг Леонтьева его литературный двойник рассуждает о своей партийности. Мол, вступил, как и другие – нужно было. На собраниях откровенно скучал, из партии не “выходил”, она сама скончалась, не особенно огорчив этим своего пассивного члена. Тогда Лев Гурыч крупно поспорил с автором, пытаясь убедить его в неверности, в нелогичности таких суждений для психологии выросшего в советское время серьёзного специалиста – криминалиста.... Увы. Мнение автора ещё дальше отодвинуло Лёву от его персонажа. В жизни полковник Иванов тяжело пережил разрушение партии, и сейчас в своих нелёгких раздумьях уж в который раз утверждался в верности её пути, хотя и неверности, ошибочности многих и многих конкретных дел, осуществлявшихся бывшими партийными руководителями. Прямое предательство, прямая измена своему народу – это другое. За это мерзавцев судить нужно. Но общий курс развития страны был верен. – Эти тяжёлые мысли шли “по кругу”, повторяясь много раз. И на этом месте Лев Гурыч вскипал, сжимая кулаки, яростно отбрасывался на подушки.... Но понимание несвоевременности таких размышлений каждый раз заставляло Иванова обрывать себя, – это успеется, сейчас о другом думать нужно. И он думал, думал. Да, есть необходимость поговорить с отцом.... Фрагмент 3 Отношения с отцом за десятки лет “знакомства” сложились простые и понятные. Разумеется, они любили друг друга. Но вот уже чуть не 40 лет видятся редко. Раз в месяц-полтора переписываются или разговаривают по телефону, касаясь при этом почти лишь семейных тем.... Пока генерал Гурий Алексеевич служил, его армейские дела не могли быть предметом обсуждения, проблемы оперативника – милиционера, – тем более. Теперь же повседневные заботы Иванова-старшего вертелись вокруг радостей и сложностей маленькой “усадьбы” на юге Украины, да здоровья, увы, уже не столь крепкого, мамы Льва. Сам Гурий Алексеевич (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) был достаточно устойчив, как он говорил, и хворостям да различным микробам – бациллам не поддавался. Узнав о серьёзном ранении сына, он хотел немедленно приехать в Москву, но Лёва убедил по телефону, скорее, уговорил, что такая сложная по нынешним временам поездка не нужна. Что он, мол, чувствует себя сносно и, вообще, в госпитале не впервые, скоро поправится и сам приедет хлебнуть южный воздух и глоток отличного домашнего винца, делать которое отец научился весьма удачно. ... Теперь трудные раздумья Льва Гурыча настоятельно требовали серьёзно поговорить с отцом. И Лев попросил Славку принести ему мобильник... Отец приехал сразу. Конечно, Лев знал о примерном времени возможного приезда отца. Но именно в то мгновение, когда Иванов-старший подъехал на такси к зданию госпиталя, непонятная сила подтолкнула Лёву и заставила всмотреться в Славкино зеркало. Он выделил взглядом незнакомую машину и увидел, как отец, неловко согнувшись, – при его росте непростое дело, – вылез из неё, расплатился с шофером и, на секунду замешкавшись, уверенно взбежал на крыльцо. Через три-четыре минуты он уже вошёл в палату. Остановился у двери, внимательно посмотрел на сына, и широко улыбнувшись, сказал: – Да ты отлично выглядишь, Лёвушка! Если бы не ноги с грузилами, я бы подумал, что палата твоя – санаторная. – А я и не жалуюсь, папа. Я же говорил тебе, что ничего страшного. Просто соскучился, очень соскучился. Да и ты...Тебе сельская жизнь на пользу идёт. Мама-то, почему болеет? Отец сел на краешек кровати. Они не виделись с осени и мирный, домашний разговор длился довольно долго, пока в палату не вошла сестра с атрибутами для уколов. Когда она вышла, Гурий Алексеевич спросил: – Ну, что случилось, сынок? Что соскучился, верю. Но и тревогу в телефонном разговоре ясно ощутил? – И не скрываю. Времени у меня, как понимаешь, сейчас в избытке, вот и мысли всякие одолели. Мнение своё по некоторым вопросам захотелось с твоим сверить. Да что там захотелось! Необходимо мне проверить свои выводы с мудрым и знающим человеком. Ещё с Беркутовым поговорю, но это – позже. В его оценках я не сомневаюсь, но....Но это уже будет разговор о тактике, о конкретностях... Ты же должен меня поддержать,... если я прав, и благословить. Вон как высокопарно заговорил я, папа! Отец поднялся, оглядел палату, как бы в поисках удобного кресла. Не нашёл и снова сел на край кровати. Говорили они долго, до самого времени пока не пришёл с укоряющим видом дежурный врач В чём-чём, а в нерешительности, в безволии никто и никогда не смог бы упрекнуть Иванова. И, тем не менее, факт – уже вторые сутки после встречи с отцом Лев ощущал себя в некоей прострации. Конечно, куда-то бежать и что-то делать с переломанными ногами невозможно. Но он чувствовал себя так, словно ему нужно принимать ответственнейшее решение. Сейчас и... навсегда. Это так и было, но ведь, к выстраданному решению он УЖЕ ПРИШЁЛ, встреча с отцом полностью укрепила его в верности и необходимости задуманного. И отец, всегда точный в своих словах и поступках, не удивился просьбе “благословить” его, но встал и торжественно сказал: – Ты не мог решить иначе, я БЛАГОСЛОВЛЯЮ ТЕБЯ, сын мой. Отец, разумеется, разделял взгляды Льва Гурыча. Вопрос к отцу состоял в другом: Что делать? Не вообще, абстрактно кому-то и когда-то, а что делать ему – Льву Гурычу Иванову, полковнику и инспектору по особо важным делам милицейского Главка. Пусть в отставке или в запасе, – чёрт знает, как по нынешним инструкциям полагается, – это будет скоро. Нынешнее положение, ясно, не задержится – вот только из госпиталя выйти...Что делать ему просто честному мужику в пока ещё нормальном возрасте, – ещё прилично до шестидесяти. Со здоровыми, тоже пока, телом и душой? Что делать, если остро ощутил близость катастрофы? Что делать, если до катастрофы осталось всего несколько лет...Сколько? То, что это – 10, как предел, – 12 лет, может быть, меньше, они сошлись... Понятно. Информацию они черпали из одного источника, – газет, телевидения. Просто огромный военный опыт отца, знание армейской “кухни”, делали его мнение ещё более весомым. Главными доводами в этой оценке были анализ внешней политики руководства страны и беспристрастный анализ действий на международной арене Штатов. Постоянное “расширение интересов” Америки и постоянное же подлаживание к ним России. Пресловутый тезис о мировом “правопорядке” под защитой военной мощи США, порядке, утверждаемом бомбами и танками, при полной невразумительности политики ООН, легко подводили к вопросу: кто следующий? И чем он, этот следующий, вызовет интерес у Соединённых Штатов? Не нужно было быть искушённым в политике, чтобы понять причины этого: повседневное и всё время растущее потребление американцами доли мировых ресурсов, уже превысило 40% их ежегодной добычи, хотя собственное население страны не достигало и 5% мирового. Это постоянно обостряет ситуацию и заставляет правителей США алчущим взором просматривать мировые кладовые сырья, в первую очередь, энергонесущего. И, в этой связи, колоссальные сырьевые запасы нашей страны, невольно подводили к мысли о том, что мы – “на очереди”. Слабость же нашей страны и приспособленческий курс её руководства оставляли для недругов приятный выбор: “съесть” её неспешно, мирным путём или.... Или подождать ещё чуть-чуть и, дождавшись, когда остатки былого советского стратегического могущества сойдут “на нет”, ударить...Увы, самая совершенная техника не только морально устаревает (хрен бы с этим старением! И устаревшими ракетами можно дать сокрушительный отпор агрессору!). Но и её, – техники – физическое состояние имеет расчётный предел надёжности.... Вот эти расчёты и дают срок, определённый многими аналитиками, – срок надёжности обороны России. К этому “плюс” добровольное на основании сознательно заключённых договоров уничтожение современнейшей боевой техники, в том числе такой, какой не располагал потенциальный агрессор. “Плюс” отказ от стратегически важных военных баз, в сочетании, с как бы данным в насмешку, согласием на создание американских баз на территории бывших республик Союза, вхождение некоторых из них в пресловутый блок НАТО. – Больно говорить об этом, – сказал старый генерал, – но я видел, как плакали очень суровые люди, глядя, как автоген вгрызался в корпуса новейших только что построенных кораблей.... Если политический курс не изменится... – Но он не изменится, отец... – И поэтому я БЛАГОСЛОВЛЯЮ тебя, сын мой, – Гурий Алексеевич наклонился к постели сына и крепко обнял его. Нерешительность Льва Гурыча лежала в другой плоскости. Всю жизнь он работал,... как бы точнее сказать, в области практических остронаправленных решений. Задачи при всей их сложности и опасности, были узко конкретны. Иванову не приходилось решать проблем государственной сложности, даже если он занимался предотвращением покушения на жизнь президента... Теперь же он решался на совершенно новое для себя дело, на – политическую борьбу. Строго в рамках Конституции (заговор он отверг сразу, хорошо понимая, что замена одной-двух фигур не изменит курса, реализуемого этими фигурами), значит, неизбежен собственный выход на политическую арену, что само по себе было Льву Гурычу совсем не по нутру. – Сумею ли я? – спрашивал он себя. Сначала он мысленным взором прошёлся по действующим партиям и политикам. Даже из имеющейся, совсем не объективной информации (а другой у него не было), читая между строк, домысливая недосказанное, оценивая и взвешивая на весах логики реалии политической жизни страны, он скоро понял, что из действующих “игроков” на этом поле, выбрать политиков практически способных изменить ситуацию, он не сможет. Чтобы влиться в чьи-то ряды, поддержать их мощью своего понимания обстановки и перспектив.... Нет, таких просто нет. И тогда он решился, тогда и потребовалась ему поддержка отца... Итак, решено. Он, Иванов Лев Гурыч, полковник милиции, готовый выйти на пенсию, обязан, ОБЯЗАН стать политиком. О-хо-хо!!! Сказать легко, а что и как нужно делать? Кого привлечь к работе? Где взять немалые деньги? Начинать такое дело можно только тщательно продумав ВЕСЬ ПУТЬ, и в мельчайших деталях – дела первоочередные. Что ж, думай Лёва, думай.... На ближайшие недели это твоя главная задача. Прежде всего, насколько верна его оценка, что на политической арене страны примкнуть не к кому? Ошибка в этом означала бы заведомую бесперспективность, даже вредность его замысла. Выбор для анализа был невелик. Коммунисты. Жириновцы. Может быть, связка Лужков – Примаков, казавшаяся одно время реальной патриотической силой... Однако не слишком сложные размышления быстро оставили вне сравнительного анализа последних, так как патриотические порывы являются лишь одной, пусть важной, составляющей политического курса. А капиталистическая сущность московского мэра и его недолгого партнёра прочитывались невооружённым взглядом. Значит, отвратная душе Иванова, политика приоритета интересов спекулянтов и им подобных дельцов, останется неизменной. Думать всерьёз о постоянно двурушнических в поступках лдепеэровцев также было бы наивным, даже если отвлечься от хулиганских выходок их лидера. Впрочем, без “сына юриста” этой партии просто не существовало бы. Дичь какая-то: всё имущество партии принадлежит лидеру!!? Когда же Лев Гурыч задал себе вопрос о возможных финансовых источниках деятельности ЛДПР, он только горько усмехнулся “про себя”, – здесь информация полностью отсутствовала, если не считать откровенных разговоров о крупнейших взятках всевозможных лоббистов. Нет, эту грязь никакие патриотические словеса прикрыть не смогут. Кстати вспомнились прочитанные где-то слова императрицы Екатерины Великой: “Да посрамит Небо тех, кто берётся управлять государством, не имея в виду истинных благ государства”. Точных слов Екатерины он не помнил. Смысл же – точен и резко контрастировал с заявлением нынешнего премьера о том, что “защита государства не является приоритетом правительства. Первоочередной заботой правительства является защита собственников и собственности”. Нет, на таких правителей надеяться смысла нет. ...Коммунисты.... Здесь вопрос намного сложнее. И дело не в бывшей партийности самого Иванова. Смущало обилие мелких партиек, эксплуатировавших коммунистическую идею. Смущала многолетняя бесплодность парламентских усилий КПРФ, что порождало у избирателей предположения об утрате дееспособности, привыкании к удобной (и не безбедной!) роли оппозиционного положения, – критикуя всё и вся, ни за что не отвечать. Эту, в общем-то, подленькую мысль громогласно и настырно внедряли в умы избирателей бесчисленные официальные средства массовой информации. Смущала и личность коммунистического лидера.... Иванова подкупала абсолютная честность Зюганова. Даже в обстановке немереного потока клеветы в выборные периоды, самые нечистоплотные противники так и не сумели найти ничего лично порочащего лидера коммунистов. “Не прилипает грязь к нему”, – в таких случаях в народе говорят. Это многое означало! Вспоминал Лев Гурыч и случайную встречу с человеком, хорошо лично знавшим Зюганова, его рассказ об очень привлекательных чисто человеческих качествах коммуниста N1. Однако, неоднократные поражения на выборах, отсутствие даже попытки опротестовать явно сфальсифицированные итоги выборов в 1996 году (он даже поздравил Ельцина с “победой”), неудачные парламентские демарши.... Всё это свидетельствовало об отсутствии у него столь необходимой политическому деятелю практичности и харизмы. Размышляя о причинах неудач Зюганова на выборах, Иванов пришёл к твёрдому выводу, что в их основе лежит отсутствие наступательности в пропаганде. В частности, невнятная позиция в оценке Сталина, с именем которого связаны славные страницы в истории нашего народа. Казалось очевидным: необходимо было не повторять, что, мол, партия осудила извращения, допущенные при культе Сталина, а громко и принципиально потребовать провести объективный, научный, очень-очень гласный анализ сталинского периода. Назвать достижения достижениями, конкретные ошибки ошибками, а преступления, если они есть, преступлениями с выявлением их реальных виновников, назвать их по именам. Зюганов упустил возможность активной пропаганды социалистического выбора и, вряд ли, способен на это впредь. Другого же лидера коммунисты пока не выдвигали, что делало, по мнению Льва Гурыча, их шансы на выборах весьма проблематичными. Оставалось делать ставку на самого себя. ИТАК, С ЧЕГО НАЧАТЬ? Деньги и команда единомышленников или, хотя бы на первых порах людей, на которых можно положиться. Люди – из числа коллег, тот же Славка, безусловно, Пётр – генерал и друг, человек исключительной порядочности...да и ума, ума недюжинного! Со многими честными людьми встречался в последние годы полковник – “инспектор по особо важным...”. Среди них были, по крайней мере, два, очень богатых человека с безусловно патриотическими воззрениями. Родину они любят, но как они отнесутся к неприятию Ивановым “рыночных ценностей”, он не знал. Но, ведь, и он сам далеко не все особенности “новой жизни” отрицал и отвергал! Пользовался и квартирой, и отличной заграничной машиной – и не призывал к всеобщей уравниловке. Подумав об этом, Лев Гурыч мысленно поморщился: это уже перебор в сопоставлении с другими. Нынешние коммунисты тоже не зовут во вчерашний день, как постоянно талдычат газеты и телевидение. Намного гибче и мудрее стали! Но всё же, он, обдумывая свои будущие разговоры с потенциальными финансистами, не считал лишним подчеркнуть свою умеренность во взглядах на богатство. Нет, он не отказался от аксиомы “все современные крупные состояния...” и т.д. и т.д., но он не отказывал умным людям, сумевшим создать своё богатство в условиях государственной политики “дырявых законов”, он не отказывал подобным людям в праве быть патриотами. И сохранить идеалы своего юношеского мировоззрения. Лев как-то задал себе вопрос: сумел бы он отказаться от своего нынешнего материального благополучия ради возвращения общества социальной справедливости? И честно ответил себе: да, сумел бы! Искренне ответил перед своей совестью. И совсем неважно, что он отлично понимал абстрактность такого вопроса и невозможность такого выбора. Так почему бы его знакомым финансистам не отдать часть своих денег на благо Родины? Если ему удастся убедить их в реальности своих намерений. Надо бы добавить: и в честности своих намерений. Но в их вере в его порядочность Иванов не сомневался. Сколько же нужно денег? На этот вопрос он не мог ответить даже приблизительно. Значит, сначала нужно понять организацию всего дела, потом “прикинуть” смету на каждый этап, на каждую конкретность. Прежде всего, придётся создать свою “партию”. Слово это, даже мысленно, он невольно взял в кавычки – только что с иронией размышлял о мелких партийках, а тут придётся самому заняться подобным. Но без этого не обойтись: наша родная власть оградилась от посягательств наивных романтиков кучей законов. Теперь уже нельзя участвовать в выборах самостийно, только – партии и с немалым количеством членов, и с организациями в большинстве регионов страны. Значит, не только нужны надёжные люди для поездок и организационной работы. Но много людей, ибо ВРЕМЯ поджимает. Этим людям нужно платить. Сами они должны найти подходящих помощников в ДЕСЯТКАХ городов. И чтобы эти помощники могли работать, (их принципиальное осознанное согласие подразумевалось, с этого нужно было начинать!), опять-таки нужны деньги. На организационную работу, – а это и помещение, и оргтехника и...мало ли что ещё!, – и на печатную продукцию. От создания общероссийской газеты он сразу отказался, – это и деньги неподъёмные и время – годы уйдут, ведь на содействие властей рассчитывать не приходится....Противодействие, – это да. О телевидении – и говорить нечего! Самая мощная партия в стране, партия Зюганова, эту задачу не смогла решить! Значит, надежда только на уже существующую местную печать. Благо, её много и представляется вполне реальным в любом городе найти газеты, приемлемые по направленности. Подправить же эту направленность, помочь с тиражом, с распространением – это задача “для денег” посильная. Сколько денег? Опять же, считать нужно. И знающему человеку.....Такой, пожалуй, есть. Лев Гурыч подумал о журналисте...Алексине, с которым он и познакомился, и почти сдружился во время работы по раскрытию заговора против бывшего президента. Он, вероятно, мог бы стать главным редактором партийной печати. Своеобразная, однако, должность, если принять, что партийная печать мыслится столь дисперсной. Но иначе нельзя и при всей многотрудности этой задачи, решать её придётся. И решить! Без этого – всё становится болтовнёй, благими намерениями. Или Богуцкий? Тоже известный журналист. Быть может, сначала с ним поговорить? Парень, вроде бы, попроще Алексина? Если принять для первой прикидки, что партийные группы придётся создать не менее чем в 45-50 областях, если положить на первичную работу на местах 3-4 месяца, то потребуется 10 -15 умных и надёжных друзей.....Если полагать, что на организационные дела можно потратить год. Реально? Пока трудно сказать. Но более года у него нет. Иначе в следующую избирательную “четырёхлетку” не попасть. А для второй попытки времени уже НЕТ. Мыслительная работа – тяжёлая работа. Иванов уставал, иной раз неожиданно для самого себя засыпал. Спал недолго и, проснувшись, почти не отдохнув, включался в обдумывание прямо с того места, на котором организм брал тайм-аут. Как будто бы записи вел, и лежали они, эти записи, у него перед глазами. Врач заметил, что пациент о чём-то напряжённо размышляет. Пытался выспросить, о чём? Объяснял Иванову, что для скорейшего восстановления ему необходим отдых, спокойствие.... Лев Гурыч не возражал, но остановить свой мысленный марафон не мог. Да и не хотел. Поняв однажды, что находится в цейтноте, он стремился продумать всё, что мог. Намечал необходимые встречи, продумывал содержание и построение разговоров. Сам удивлялся, что всё это накапливалось в памяти и, даже, чуть-чуть гордился своими способностями. Тем не менее, необходимость записей становилась всё насущнее. И серьёзный разговор с Петром тоже казался уже неотложным. Генерала Беркутова Иванов считал главным, даже единственным подходящим кандидатом на роль начальника организационного штаба. Сам Иванов никогда не стремился быть руководителем, всегда охотно пользовался умением руководить генерала, не раз по-дружески говорил ему о том, что руководить – его штатная обязанность. И в новом намерении считал очевидным, полезным, короче – естественным руководящую роль Беркутова. Становилось даже неприличным, что главное действующее лицо не знало о крутых планах своего лучшего друга. Пора, пора говорить с Петром Николаевичем. Так совпало, что в день, когда Лев решил поговорить с Петром Николаевичем и через Славку передал ему просьбу о встрече, генерал принял окончательное решение подать рапорт об отставке. Не столько участившиеся тяжёлые разговоры с курирующим замом и даже с самим министром, сколько сложившееся понимание несовпадения взглядов с руководством по многим серьёзным проблемам, отсутствие реальной помощи в работе, да и не слишком деликатные вопросы кадровика о здоровье, побудили Беркутова принять давно назревавшее решение. Первым, кому он собрался сказать об этом, был Иванов. – Так что, Лёвушка, вернёшься ты из госпиталя к другому начальнику. А, коль и ты соберёшься расстаться с нашим учреждением, будем вместе отдыхать, на рыбалку ездить... – Спасибо, Пётр. Только у меня другие планы сложились. Кстати, и на тебя расчёты есть. Поделиться? – Будь добр, Лёва, расскажи. – Разговор серьёзный. Скажу прямо, не расположен я сейчас к шуткам. Душа болит. Поделиться хочу с тобой и очень надеюсь на твою очень серьёзную поддержку и помощь. Беркутов ощутил хорошо знакомое ему чувство решительности в словах друга. – Говори – Ты знаешь, недавно у меня отец был. Он благословил меня на большое дело. Твоё отношение к мучающим меня проблемам не спрашиваю. Знаю я тебя достаточно. А вот сможешь ли ты мне помочь, – это спрошу. Решился я... Говорили они много часов, и, кажется, стали ещё более близки друг другу...... Прикидки времени, расходов и нужного количества помощников смутили Иванова. Однако другого выхода он не видел и, начав трудный путь, был полон решимости пройти его. Мириться с существующим положением он мог только до определённого момента. И этот момент настал, когда он остро ощутил личную вину за происходящее в стране. Теперь оставаться нейтральным он уже не мог. Это означало бы разрушение личности. А Льва Гурыча Иванова он любил и уважал. Беркутов поддержал его: – Трудно, Лев Гурыч, но осилим. Обязаны осилить. – По “отчеству” он называл Иванова крайне редко и всегда в случаях, когда замечал мучительные сомнения друга. – Я не менее тебя виноват в случившемся и мы обязаны, – повторил он, – обязаны добиться успеха. Речь о Родине идёт, – тоном извиняясь за патетику слов, добавил генерал после секундной заминки. – Спасибо, Пётр. Я не сомневался в тебе.....Но мне очень важны и слова твои....Я ещё не скоро выйду на волю, не раньше, чем гипс наложат на мои ноги, а времени терять нельзя.....Ты когда освободишься....от мундира? – Оформление выхода на пенсию начальство не задержит....Преемник, насколько я знаю, уже заждался......Не интересуешься, кто? – и, не дождавшись вопроса Иванова, продолжил. – Однако, новыми делами я займусь немедленно. Если не возражаешь, приглашу для первой беседы, домой, разумеется, твою ударную тройку. И....пока от своего имени говорить буду. Ладно? – Ещё раз спасибо, Пётр Николаевич. Кстати, Вячеслава, полагаю, пока выдёргивать с работы не стоит. Он будет с нами, с ним я поговорю завтра же, но его служебный статус пусть останется.... В оперативных интересах. Фрагмент 4 Выйдя из госпиталя и попав “на амбулаторное лечение”, Лев Гурыч почувствовал небывалый прилив сил. Не важно, что ноги в гипсе. Не важно, что пришлось осваивать хождение на костылях.... Важна домашняя обстановка, возможность сесть за письменный стол, возможность работать, не оглядываясь на врачей.... Способствовала тому и погода. Затяжная весна, перемежающая редкие тёплые дни с пасмурными и холодными дождливыми, с ветрами на грани штормовых, наконец, устыдилась и, словно взглянув на календарь, подтвердила: лето наступало! Короткие дожди и грозовые налёты не отменялись, но дни стали жаркими, и горожане распахнули окна. Новые задачи поглотили его. Мария, с которой он ещё в госпитале поделился принятым решением, поддержала его замыслы, сразу и безусловно, и с женской категоричностью уверяла мужа в абсолютном успехе задуманного. – Ты, полковник, всё сможешь, – говорила она, прижимаясь всем телом к любимому, – ты у меня сильный, удачливый, а дело твоё – благородное и честное. Ты победишь, победишь обязательно. – И она гладила его больное искалеченное тело, вливая в Иванова чувство уверенности и жажды борьбы. Между тем, от предстоящего объёма работы кружилась голова. Договорившись по телефону с Алексиным о встрече, Иванов решил прибросить потребность в расходах и, в частности, на издательские дела. Будучи профаном в специфике вопроса, он решил подойти к нему, как Чехов когда-то писал, “по простому, по неучёному”, полагая, что Алексин, если с ним удастся договориться, сумеет эти расчёты уточнить. Начал Лев с аксиомы о необходимости создать или взять под своё влияние не менее 45-50 региональных газет, предположительно еженедельных. Узнав через Марию, сходившую в ближайший киоск “Пресса”, что малотиражная газета, выходящая раз в неделю с тиражом 5000 экземпляров, стоит в киоске 4 рубля, и резонно предположив, что она выпускается не в убыток, Иванов получил стоимость разового тиража в 4х5000 = 20 тысяч рублей, или за год около одного миллиона рублей. И это текущие расходы, при готовой технической базе. В расчёте на весь замысел потребуется 45-50 миллионов. Результат ужаснул его, но он вовремя вспомнил, что нынешние деловые люди подобные расчёты делают в другой валюте. Но и 1,5 миллиона долларов звучит увесисто. Но это же в расчёте на год. Да и речь идёт не о спонсорской помощи, а о выгодных инвестициях, – газеты же окупают себя. Возможному финансисту можно с уверенностью сказать: помоги начать, а прибыльные издания мы обеспечим. Мы сумеем заинтересовать читателей, чтобы покупали газету! И сумеем увеличить тираж. За этим дело не станет, тематика ясна и обязательно заденет людей... Для начала же нужно обеспечить дело в 15-20 областях и гарантировать его на полгода. Вполне можно начинать, имея тысяч 400, плюс сотня тысяч на командировки и прочие расходы. Больше того, начать можно с аренды газетной площади и уменьшить расходы во много раз. Итак, – полмиллиона долларов, и очень обоснованный расчёт на окупаемость, которая начнёт возвращать деньги едва ли не сразу. Что ж, это уже сумма, на которую может пойти тот же Горьков, ...если он, Иванов, правильно понимает его психологический настрой. В свою же психологическую проницательность Лев Гурыч верил. Кажется, подсчёт реалистичен. Реалистичен, – уговаривал он себя, не позволяя себе впасть в уныние и неверие. Лев взглянул на часы. До договорённой встречи с журналистом оставалось ещё почти три часа, и он включил телевизор. Как раз начались дневные новости, и на экране появилось лицо президента. Иванов выругался, чего никогда себе не позволял. Но допекло.... Он вспомнил, как в конце правления Брежнева новостные программы были переполнены знакомым ликом. Остряки даже стали называть их “И это всё о нём”. Шёл тогда очень неплохой фильм с таким названием, поставленный по одноимённой, и тоже очень неплохой повести......Лев Гурыч задумался, пытаясь вспомнить фамилию автора. Не вспомнил и с досадой подумал, что Брежнев в то время был уже старым и очень больным человеком, на грани маразма.... Его тешил собственный “культ личности”... Но ведь нынешний – молод, здоров.... Неужели не понимает, ЧТО неизбежно последует после его ухода из власти! Иванов выключил телевизор. Приедет ли Алексин к условленному времени? Журналист пунктуальностью не отличается...Но талантлив парень, явно незауряден.... Алексин подвизался в основном на телевидении, но и писал много и с удовольствием, хотя и под другой фамилией. Иванов вспомнил его статьи, темпераментные телерепортажи.... И горькие признания, что душа болит за “Расею”, за бардак, празднующий свою вседозволенность практически во всей стране. Правда, из его материалов следовало, что всё это – следствие жадности, корыстности и вопиющей безграмотности в управленческих делах местных правителей.... Конкретную критику центральных властей, тем более, президента он от Алексина не слышал. Сможет ли он подняться до очевидных ему, Льву Иванову, обобщений? Разговаривать с ним придётся остро.... И, вероятно, долго. Впрочем, захочет ли он вообще обсуждать эти темы? Ладно, гадать не стоит. Любой из будущих соратников – пока загадка. Загадка с надеждой на понимание. С другими он и говорить не будет. Полная уверенность – 5-6-7 самых близких. С ними-то предварительные встречи уже состоялись.... Пётр начал действовать, как и обещал.... Вообще – это проблема из проблем, где найти, нужное количество людей. Не просто хороших людей, но способных к организаторской работе, к работе самостоятельно, так сказать, – в тылу врага. Проблема. Но это – позже. А сейчас следует подумать, ещё раз подумать, как построить разговор с журналистом. Как подойти к главной цели разговора, как подтолкнуть его к откровенности. Когда сказать, да и стоит ли сегодня говорить о своих замыслах? Не повторить ошибки предыдущей встречи. Главное не спешить, найти верный тон. Конечно, Алексина он знает лучше, чем Богуцкого....Но и на того он, ведь, надеялся.... Казалось, знал его хорошо, а оказалось – плоховато....Ещё слишком зудит в памяти неудачный разговор с Богуцким.... Тоже журналист достаточно популярный. И критические статьи пишет довольно часто, публикуется даже в “Советской России”. До перестройки в журнале “Коммунист” печатался. Знакомы они уже около десяти лет. Как-то во время одной из командировок он даже вытащил Богуцкого из серьёзной неприятности, в которую журналист попал из-за излишней горячности и небольшого перебора в ресторане.... Но, когда Лев заговорил с ним о сотрудничестве в организации оппозиционной газеты, Воцлав замахал руками: – Нет, нет, господин Иванов! Я вижу, что новый курс нашего Президента учитывает многие ошибки Бориса Ельцина. Я верю ему и не разделяю нападки со стороны коммунистов и иже с ними. Я получил приглашение вступить в партию “Единая Россия” и намерен принять это приглашение. Сегодня – в этом спасение и восхождение России! Лев Гурыч даже не смог отдать себе отчёт, что больше покоробило его, – походя брошенное “господин Иванов”, или восторженные нотки в голосе Богуцкого, когда он сказал о вере в президента. Понятно, что Лев свернул разговор и попрощался с теперь уже бывшим товарищем. Лев ещё раз посмотрел на часы. И в этот же момент раздался “гонг” домофона. Алексин, широко улыбаясь и стряхивая с плаща капли дождя, весело поздоровался. – Рад, очень рад, видеть вас, дорогой мой Лёва, в здравии. Ноги в гипсе, это пустяки, всё зарастёт, по себе знаю.... Прошёл через подобное несчастье лет 15 назад, когда ещё молод был и по горам лазил... – Не спеши в старики записываться, Павел Алексеевич. Я постарше тебя.... Лет на 10, да? А чувствую себя вполне.... человеком средних лет. Планы на многие годы вперёд строю, – и, засмеявшись, добавил – и жена любит. Ты, ведь, хорошо Марию знаешь. Помнится, и познакомила нас она....Сколько же лет с тех пор прошло?...Да ты проходи, садись. – Иванов жестом пригласил гостя к низкому уютному дивану, рядом с которым манил столик, накрытый весьма привлекательно. – Выпьем по стаканчику, поговорим....А через час-полтора хозяйка придёт, тогда и поужинаем....Благо всё готово. Принимаешь такой вариант? – Разумеется, Лев Гурыч, и с удовольствием. О чём говорят мужики, пока жёны в отлучке.... Алексин словно почувствовал затруднение Иванова с началом разговора, и сделал шаг навстречу. – О чём же? – перебил его хозяин, – о политике, конечно. Ведь твоя тематика – почти полностью связана с политикой, а я последнее время, особенно в дни заточения в госпитале, тоже на эти темы рассуждать начал. Раньше-то всё недосуг.... Так о чём сейчас умные люди в своём кругу говорят? Поделись... Журналист явно без удивления посмотрел в глаза Иванову. Что-то такое он и подумал, хотя и не мог себе объяснить почему, когда позавчера раздался звонок и Лев Гурыч спросил, как он смотрит на возможность посидеть вечерок “с хворым”. Выпить пару бутылочек приличного вина (или ты за коньячок?), поговорить о жизни...Приглашение было неожиданным, отношения с полковником были ровные, но не предполагали задушевных разговоров. Да и общались они чуть не год назад. – Ну, Лёва...! Политика подождёт, а сначала о футболе,....о бабах....Кстати, – вот вам политика с бабами смешанная...Не новость, конечно, в своё время об этом говорили, но, на днях я встретился с коллегой из Калининграда....Так вот, он подтвердил, что идеологический наставник нашего президента, икона демократии Собчак,...Вы же знаете? Он в Калининграде умер...Так умер он не от инфаркта. Не выдержало сердце бурной активности после крутого банкета. Первая об этом сообщила проститутка, которая с ним была... – Слухи эти слышал. Я не был поклонником этого человека, хотя на первых порах, когда он только появился на политическом подиуме, показался мне восходящей звездой. Его нечистоплотность стала понятна после его лживого доклада о трагедии в Тбилиси... След в истории он, конечно, оставил. Наследил изрядно. – Да, а потом уже, много позже, им и ваше ведомство занялось....Тогда и появилась версия о больном сердце.... – Подобные люди держатся в ореоле святости только с помощью вашего брата – труженика, как сейчас говорят, средств массовой информации. Народ же раскусил его, жестоко прокатив на выборах в губернаторы....Ну да хрен с ним, о мёртвых плохо говорить....Павел, а как ты относишься к нынешней политике центральной власти? Не слишком резкий переход от разговора “про баб”? И не пора ли ещё по “бардачку” выпить? – Однако, Лев Гурыч, наша предыдущая тема на “баб” не тянет... И почему это вы на турецкий перешли? Знаю-знаю, что на турецком слово “бардак” означает “бокал”, не удивил, дорогой Лёва. Наливайте, выпью с удовольствием. Мягкий коньячок, приятный... Иванов не любил коньяки. Он уже давно убедился, что хорошая водка, только обязательно хорошая, не оставляет таких последствий, как даже очень хороший коньяк. Хотя на вкус хуже...Какой там вкус? Впрочем, сейчас в магазинах появился приличный выбор настоек, некоторые из них, например, традиционно-русская перцовка, не уступали, по его мнению, коньяку и по вкусу при всех других преимуществах водки. Однако, этикет встречи с таким человеком, как Алексин, требовал угощать коньяком. Или виски. Грешен, виски он тоже научился пить, но для этой встречи – коньяк, только коньяк. И Мария вчера разыскала армянский, хотя всё кругом было заставлено французскими, греческими, итальянскими... Дорогое изобилие совсем не всегда означает лучшее. Отнюдь. – И всё же, Павел Алексеевич, ты не ответил на мой вопрос. Если бы ты был министром печати....Как бы ты определил её задачи в оценке пропаганды действий нашего Кабинета? Правительства, имею ввиду. Как бы направил работу СМИ? – О, дорогой полковник, вы спутали времена! У нас свобода печати и цензура давно отменена. Что и зачем направлять? – Ну, это вряд ли.... Цензуры нет, как государственной структуры. Но она есть и будет – контроль, точнее приказ хозяев. Цензура денег. Есть у нас, как и во всём мире. Да оно и понятно.... Зачем владельцу телеканала, например,...Ты читал, наверняка, Артура Хейли “Вечерние новости”...Вот напомню, – Иванов встал с дивана и подошёл к книжному шкафу. Взял книгу из семитомника Хейли... – Читал, разумеется. Отличный автор, а эта вещь для нас, пишущих людей, особо интересная. Да и злободневная, – терроризм, похищение людей... – Да, ты прав, но я о другом сказать хотел....Как чувствовал, что на посиделках с журналистом тема всплывёт, закладочку сделал. Ты послушай,- он раскрыл книгу: “Марго, – ты помнишь, это руководительница телестанции, – гневно посмотрела на него, – У меня и так хватает проблем, так что выбросьте эту ерунду из головы. Проследите, чтобы прижать к ногтю тех, кто подписал это письмо, и доведите до их сведения, что я больше не потерплю нелояльного отношения к компании... и чуть далее, – А теперь слушайте меня внимательно, – не так уж трудно найти замену руководителю отдела новостей и, если мне понадобиться, я эту замену произведу. Вы и глазом моргнуть не успеете, как будете вышвырнуты на улицу... – и через пару фраз: – Отдел новостей будет проводить такую политику, какую я хочу. Запомните это. И ещё одно: когда я хочу, чтобы что-то было сделано, а вам это не нравится, не заставляйте меня терять время и выслушивать всю эту ерунду насчёт этики и неподкупности в подходе к новостям....Это всё, можете идти”. Крепко написано. А Хейли знает, о чём пишет. Разве это не цензура и разве у нас не так? – Помолчав, добавил – Ты ещё раз прав. Я неудачно вопрос сформулировал. Если бы ты был не министром печати, а владельцем газетного концерна....И патриотом при этом остался. – Ну, это, – засмеялся журналист, – владельцем быть – мне не грозит,...я не миллионер-мульти... – Ладно, не владельцем, а Главным редактором, – Иванов вплотную приблизился к цели всего разговора и ждал ответа. Алексин глубоко задумался. Машинально взял папиросу, повертел в руках, – Вы, Лёва, как Сталин, “Герцеговину Флор” курите...Отличный выбор.... Да, трудный вопрос, если бы я был Главным редактором газетной империи.... И к чему бы такой вопрос? Лев Гурыч молчал. Он видел, как посерьёзнел его гость, как задумался явно о более трудных вопросах, чем тот, что задал Иванов. Лев Гурыч понял, что Алексин соотнёс его слова об отношении к политической линии правительства и шутливую гипотезу о жёстко-мягком кресле главного редактора....Такое спрашивают при оценке кандидата на вакантную должность. Последний вопрос журналиста был абсолютно правомерен. И требовал ответа. Что ж, разговор развивается быстрее, чем он думал. Значит, нужно решаться.... – Да, Павел. Вы правильно поняли. Есть у меня кой-какие замыслы. Возможно, химера, но я, как и ты, судя по твоим последним публикациям, – я внимательно читал их, – болею душой, глядя на нынешнее положение нашей Родины. Не знаю, получится ли, но если меня поддержат честные журналисты, такие, каким я вижу тебя, то хочу попробовать....Иначе я перестану уважать себя.... Это всё равно как видеть утопающего и не попытаться спасти его. Но у нас на глазах тонет страна, наша страна.... Не подумайте, Павел Алексеевич, что это вдруг милиционер в патетику впал. Я всю жизнь занимался конкретными делами.... Поможете? Только сначала ответьте на раньше заданный вопрос. Я задал его очень серьёзно... Алексин молчал. Он откинулся на спинку дивана. Так и не закурив, задумчиво продолжал разминать пальцами папиросу. Поднялся, прошёлся по гостиной. Постоял у окна...Дождь кончился и сквозь рваные облака, стремительно летящие в уже голубой выси, проблескивало солнце... Снова устроился на диване. – Я так полагаю, Лев Гурыч, – медленно заговорил он, глядя прямо в глаза Иванову, – что интересует вас моя политическая физиономия. И интересует с расчётом, можно ли меня использовать в твоих целях....Хотя я и не знаю пока, что это за цели. И даже не подозревал, что, выйдя на пенсию, вы, полковник, стали газетным магнатом, кадры подбирать начали...Ладно, надеюсь, разъяснишь эти загадки....А взгляды свои я не скрываю и достаточно часто выражаю их письменно.... Сам говоришь, что читаешь мои опусы. Не нравится мне, как наша жизнь развивается. Если это назвать развитием....Президент, правительство не могут нормальную жизнь наладить, хотя и стараются, как могут. Как могут. Но не могут они, не умеют, не решаются крепче взять власть в свои руки и заставить других работать на государство. Олигархи и местные князьки и ханы реально правят страной. Ты спросил, как я отношусь к центральной власти в стране....Отрицательно отношусь, слабаки они. Хотя столько болтовни об укреплении “вертикали власти”. Что, дорогой Лёва, я правильно понял, у тебя есть реальный кандидат в президенты? И хочешь ты начать его раскрутку? – Есть. Это я. – Лев Гурыч!!! – Павел Алексеевич, это очень серьёзно. Серьёзнее, чем ты можешь предположить. Ибо я не верю, что они не могут наладить жизнь в стране. Они не хотят это сделать. Слеп ты, Павел!! Справиться они не могут с олигархами?! Разумеется. Потому что олигархи – их хозяева! Наш президент начал своё царствование с того, что дал гарантию сохранить им уворованное у государства добро. А его премьер-министр публично заявил, – Павел, я цитирую, – что приоритетом правительства является не защита государства, а защита собственников.... И это называется государственный курс. В их понимании....Менять этот курс нужно, чтобы спасти наш народ. Если мы патриоты своей страны. – Полковник, вы вступили в компартию? – Я не выходил из компартии, Павел Алексеевич. Из той партии, но её уже нет. В новую, в КПРФ я не вступал. Не всё в её политике мне нравится. Её тактика даст результат лет этак через сто, а тогда уже поздно будет, страна наша не доживёт.... Но вот советское общество было явно благополучнее нынешнего.... Об очень богатых людях я не говорю. И об их персональной обслуге. Всех сортов и профессионального разнообразия. Включая акул пера, как кое-кого из вашей братии назвали классики... – Лёва, мы, кажется, начали ссориться. Почему? Лучше налей мне ещё араратика. И себе, конечно. Это я виноват, обидел вас, Лев Гурыч. Если говорить откровенно, то да, я согласен, нынешний курс нужно менять. И правительство. Что касается президента, в его честность я верю,...но охотно увидел бы вас на этом месте. Лестно, знаешь ли, быть приятелем президента....Шучу, шучу....Только ещё раз, – вы, Лев Гурыч, не разыгрываете меня? У вас есть реальный план? – Есть и план. Реален ли он? Я уже сказал, что надеюсь. Если меня поддержат честные люди. Готов поделиться и, если ты, Павел, согласишься помочь мне, то задачи у тебя будут трудные и очень конкретные...Я тебя ещё одной цитатой попотчую. Не сердись. Вот, – он подошёл к компьютеру и защёлкал мышью, – вот, я выписку сделал: “Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые,...Мы найдём своих единомышленников, своих союзников в самой России...Честность и порядочность будут осмеиваться, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом, беззастенчивость, предательство и национализм, вражду народов и, прежде всего, вражду к русскому народу, – всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветёт махровым цветом”. Это известный тебе руководитель ЦРУ, Ален Даллес написал более 50 лет назад. Они свой план реализовали. Блестяще реализовали. Наша сегодняшняя действительность – результат этого. Если рассчитывать на успех, нам нужно будет не только объяснить всё это людям, но и обратную работу проделать. Это под силу только вам, честным и талантливым работникам газет и телевещания. В коридоре раздался сигнал домофона, – пришла Мария.... Через минуту она разгорячённая быстрой ходьбой, но, как всегда, элегантная, вошла в распахнутую Львом дверь. Расцеловалась с Алексиным, – сколько же времени мы не виделись, Павлик? Я так рада была, когда Лёва сказал, что ты придёшь...И торопилась. Но сам знаешь, репетиция продолжается столько времени, сколько режиссёр велит...или пока уборщица со сцены не выгонит! Сегодня так и получилось, – выгнала нас из репетиционной Домна Алексеевна. Выручила. А то, когда я второй раз заикнулась нашему деспоту, что пора бы заканчивать, он на меня наорал, лентяйкой назвал. – Ну, как, мальчики, вы весь коньяк не выпили? Усталой актрисе оставили глоток? Или я должна из секретного места запасную бутылку доставать?...Или всё равно доставать? Ведь к горячему, я вижу, вы и не приступали?...Давай, полковник, неси из кухни всё.... Дружеский ужин затянулся....Но с перерывами, во время которых мужчины с активным участием Марии вернулись к столь волновавшему их разговору. Иванов подробно рассказал Алексину о примерной схеме действий на этапе создания партии, показал ему свою прикидку денежных расчётов. Журналист, внимательно просмотрев их, подтвердил принципиальную правильность выводов Иванова, пообещав к следующей встрече сделать необходимые уточнения (много средств даёт, реклама, – заметил он, – но, ведь, мы от неё не откажемся?) и представить будущему президенту концепцию работы сети будущих газет вновь создаваемой партии и соображения о роли “Главного редактора”. Проводив Павла, Иванов сказал жене, что сомневался в реакции Алексина на своё предложение. Особенно после осечки с Богуцким. Но очень рад прошедшей встрече. Теперь завтра же нужно повидаться с Беркутовым, рассказать ему и поговорить о следующих практических шагах. – У нас теперь, Машенька, теперь два апостола – Пётр и Павел. – Вновь обращённый Павел, – засмеялась Мария. – Ладно, мой дорогой супруг. Ты устал и возбуждён. Давай ещё по глоточку вдвоём, по-семейному, и пойдём отдыхать....Снимем напряжение....- она налила в рюмки коньяк, поцеловала мужа и увлекла за собой. Фрагмент 5 Спал Иванов долго. Выздоравливающий организм продолжал бороться с перенесенными травмами, и, видимо, нуждался в длительном сне. Разбудил его звонок телефона. Мария уже куда-то ушла, и телефон надрывался, побуждая Льва проснуться. Он встал, уже привычно опершись на костыль, и только тогда снял трубку телефона. Чертыхнулся – ошиблись номером! Ох, как не любил Лев Гурыч такие ошибки, всегда подозревая в них подвох, чьё-то желание “прощупать” его. Но он уже давно не у дел, рапорт об увольнении “по здоровью” он уже подал, и решение будет оформлено прямо со дня закрытия больничного. Так что, сейчас вряд ли кто-то проверяет его. Скорее всего, действительно ошибка. Но, раз поднялся, нужно и самому позвонить – Петру. Как договаривались. – Здравствуй, Генерал! Как поживаешь, когда мы увидимся? – Привет, Лёва. Нормально поживаю. Дела уже сдаю, ещё дня два-три и сброшу... штаны с лампасами. Намерен к обеду заскочить к тебе. – Рад буду, Пётр. С моими корявыми ногами мне пока трудно к тебе зайти, а поговорить есть о чём. Кстати, на обед и приходи. Мы вчера с Марией накулинарничали, – холодильник полон, накормлю. Беркутов открыл свою папку и достал из неё несколько листков, исписанных его крупным чётким почерком, так хорошо знакомым Иванову. – Я, Лев Гурыч, привык систематизировать свою работу. Вот, посмотри план мероприятий....Я набросал его, как мы с тобой договаривались...И с опытным юристом поговорил...Мы с тобой, конечно, тоже юристы, но другого профиля -“ищи, лови, хватай”, так сказать. А тут нужно в государственном строительстве разбираться, – подводных камней и всевозможных оговорок и условий – миллион. Пётр Николаевич передал листки Льву. Сверху было чётко написано “Основные задачи и сроки”. И далее: — ЦЕЛЬ ЗАДАЧ – подготовить предпосылки к участию в парламентских выборах 2007 и президентских -2008; — СРОКИ: С учётом действующих в стране законов (право на участие в выборах имеют только общереспубликанские партии, зарегистрированные не менее чем за год до даты выборов), критический срок завершения всей подготовки – октябрь-ноябрь 2006 года; Временные этапы: — создание региональных организаций в 45-50 областях России – IV кв.2004; — учредительный Съезд – I кв. 2005; — регистрация партии – II кв. 2005; — создание партийных СМИ – 2003 -2004;. — активная пропаганда целевых задач партии, популяризация её кандидата – 2004-2006 годы. 3. ПЕРВООЧЕРЕДНЫЕ ЗАДАЧИ: а) Определение регионов для начального периода организационной работы (5-10 областей) – срок 1 месяц; б) Подбор организаторов (5-10 человек) – срок месяц; в) Подготовка сметы расходов на проведение начального этапа – срок 2 недели; г) Определение источника финансирования – срок 2 недели. – Посмотрел? Что скажешь, Лёва? Сроки, в общем-то, возможные, но всё зависит от того, сумеем ли мы реализовать первоочередные задачи. Я и ты. В основном – ты. – Нужно суметь, Пётр. Вчера я разговаривал с Алексиным, журналистом. Ты его тоже знаешь. Он мог бы заняться определением содержания нашей будущей печати и организацией её работы....Но только после создания её в регионах. Эта работа, я говорю про создание газет, – не для него. О возможном спонсоре-финансисте пока говорить не буду, чтоб не сглазить. Сегодня-завтра постараюсь переговорить с ним. Собственно, вчера ему звонил, но его нет в городе, должен сегодня приехать.....А вот с нашими возможными помощниками в областях, подумай ты, Пётр... Посылать кого-то отсюда неперспективно, местные лучше дело сделают. Да и кого посылать? А местных ты многих знаешь порядочных людей. И уровнем посерьёзнее, чем мои друзья-оперы. В каких регионах начать, это не существенно. Как считаешь? – Ты прав. Я об этом задумывался. Небольшой списочек составил. В уме, конечно. Раз в этом у нас совпали мнения....Пожалуй, начну звонить хорошим людям. Но встречаться всё равно придётся. По телефону только....освежить отношения можно. Я, как сказал, на днях стану свободным и охотно....полетаю по стране, повидаюсь со старыми знакомцами....А то в генеральском кабинете совсем закис, вот-вот геморрой заработаю. Или инфаркт от частого общения с персонами. Не столь уважаемыми, сколько высоко сидящими. Так что, Лёва, на первый план выходят деньги для поездок. Оба они остались довольны обменом информацией. Возможность осуществить задуманное показалась как бы реальнее. Первая удачная проба “на стороне” – встреча Иванова с Алексиным. Первую осечку – разговор с Богуцким, – забудем. Прикидки времени тоже обнадёживали, – оставался небольшой, но люфт для развёртывания агитационной работы. Два года на честный разговор с народом, – это хорошо. Многое можно успеть. А дойти до сознания людей при массовой и целенаправленной работе, – вполне получится. Талант Павла Алексина и взрывная ясность тематики...Поменьше теоретических рассуждений, только конкретность, сравнительный анализ....Нет, К чёрту всяческие анализы, уходим от учёных слов, – мы будем сравнивать, сопоставлять факты для людей постарше, которые помнят советское время....Для молодых – что-нибудь вроде постоянной темы “Большая ложь. А как на самом деле?!” или “Кому она нужна?” Алексин сумеет хлёстко изложить. А передать материалы в регионы сейчас при наличии электронной почты совсем не сложно. Так что идея о создании единой центральной редакции плодотворна. Значит, первоочередное дело – найти в каждой области свой печатный голос. Снова, как сто лет назад, как Ленин предвидел, газета должна стать коллективным организатором.... Иванов осадил себя. Прежде, чем начнёт работать “коллективный организатор”, нужны просто организаторы. Люди, которые сделают первые шаги в каждом регионе.... – Да, Пётр Николаевич...Деньги я достану, а ты поезжай.....Ох, как много зависит от твоих поездок, мой товарищ начальник Организационного штаба...Что бы я делал без тебя!? Впрочем, уже при первых мыслях о выходе на политическую тропу, я думал о тебе. Я был уверен в тебе. – Да, Лёва. У тебя не было оснований сомневаться в моих взглядах и в моей готовности поддержать твой порыв. Беркутов встал и неожиданно для самого себя обнял Иванова: – Ты правильно сделал, что попросил благословения у отца. Я тебе не отец, но старший товарищ. И, полагаю, тоже немного вложил в твоё воспитание...Не возражаешь? И я тоже горжусь твоей решимостью и готов работать с тобой. И под твоим руководством. – Однако, Пётр, не нам с тобой разбираться, кто кем руководит. Ты – генерал не только по звёздам на погонах. Твоё руководство и разумнее и эффективнее. А я от своей роли не откажусь, – возьму Знамя в свои руки и, если понадобится, закрою амбразуру! Это – не игра в словеса. Мы ввязываемся в суровую борьбу и власть наша нынешняя, когда заметит нас, спуску не даст. Мы должны найти верный тон, – не поступаясь принципиальными намерениями, не дать предлога для силовых мер против нашей создаваемой партии. И в этих условиях должен быть человек, готовый в критический момент принять на себя удар.... Я готов к этому. Беркутов внимательно выслушал взволнованные слова друга. Полностью разделяя высказанное Ивановым чувство вины за сложившееся в стране положение, он, вероятно, из-за более тесного и частого общения с высоким начальством и действующими политиками, больше понимал всю сложность и опасность начатой борьбы. Но это ни в коей степени не влияло на его решимость ввязаться в неё. Когда она начнётся, – это будет борьба без правил. Чувства Льва он понимал всей душой, гордился им, и, тоже ощутив пафос момента, принял его горячие слова. Он был тоже готов к трудной работе, и в качестве организатора-вдохновителя, и в качестве простого исполнителя. Прав Лёва, нечего им первенство выявлять. Работать нужно. И он поднялся с дивана. – Что ж, друг. Я пойду. Попробую использовать пока ещё существующее служебное положение. Из кабинета гораздо быстрее сумею связаться с коллегами. Удачи и тебе, Лёвушка. Лев Гурыч проводил его до двери и, хромая, но, почти не опираясь на костыль, пошёл к телефону. Возможно, Горьков уже приехал...Иванов знал, что миллионер уже финансировал однажды выборную кампанию, кажется яблочников. Как-то он отнесётся к его намерениям..... Дозвониться до финансиста удалось только совсем вечером. Наконец Мария, подружившаяся в своё время с бесконечно благодарной Льву женой Горькова, окликнула мужа – иди, полковник, твой друг у телефона. – Приветствую тебя, Борис Карлович. Известный тебе Иванов ожил после госпиталя. – Кстати, я ещё не имел возможности сказать спасибо за телевизор. Он мне в палате очень пришёлся. Спасибо. – И хочу повидаться с тобой. Разговор серьёзный созрел. – Здравствуй, здравствуй, Лев Гурыч. Говоришь, серьёзный разговор. Давай поговорим. Я понимаю, не по телефону. У тебя ноги больные, ты у меня в гостях бывал, а я у тебя – нет. Так что, готовь угощение...Я только что из Америки прилетел, дел невпроворот, но заеду обязательно. Завтра не получится. Послезавтра? Послезавтра вечером приеду, часиков в восемь, – устроит? – Отлично, Борис, жду. Мария немедленно приступит к подготовке. Ты, насколько я помню, грузинское вино любишь и простую русскую водку. Шотландское виски и коньяки не пьёшь... – И “русскую”, и “московскую”. И модную “стольную”, особливо с перчиком, тоже пью. Ну и память у тебя, сыщик, профессиональная наблюдательность и память. Пусть Мария постарается, и извинись перед ней – я один приеду. У жены послезавтра вечером протокольное мероприятие. Они попрощались. Иванов пересказал Марии содержание разговора и попросил “не ударить лицом в грязь”, чай не часто приходится миллионеров в гостях принимать....Да, задача Марии предстояла нелёгкая. Всё нужно успеть заранее, завтра и послезавтра у неё спектакли, а миллионер был мужчина крупный и отсутствием аппетита не страдал. Пожалуй, ужин лучше заказать в ресторане. Славку попросить лично позаботиться.... И Марию встретить после спектакля.... Фрагмент 6 Беркутов, быстрым, как всегда, шагом прошёл по коридору Управления. Вошёл в приёмную. Здесь всё было так знакомо и привычно, что на миг защемило сердце. Неужели он скоро станет здесь посторонним? Цепко взглянул в глаза Верочки. Сколько лет вместе! Да, выглядит скверно. Оно понятно, когда сказал ей о скором уходе, – расплакалась.....Вчера он специально заходил к кадровикам и выяснял, что можно предложить Верочке. Ведь новый начальник Управления сменит, конечно, персонал в приёмной. Так было, так будет....И так правильно Верочка подняла глаза на Беркутова: – Пётр Николаевич! Из приёмной министра звонил полковник Джалиев, сказал, что здесь в командировке и хочет к вам заглянуть. Когда освободится. Я сказала, что вы будете к 16 часам. – Джалиев,.. – Беркутов вспомнил полковника. Замнач Управления республики. Что-то задержался в полковниках. Толковый парень, но, видно, с начальством не всегда ласков. – Усмехнулся про себя: “парень”. Для меня все пятидесятилетние мужики – парни. – Спасибо, Верочка. Когда придёт, пусть сразу заходит. Скажи, что жду его. Беркутов вошёл в кабинет. Придвинул к себе папку с документами, протёр очки. Свежих бумаг не много, основное утром просмотрел. Подписал пару писем. Новую папку с резолюцией замминистра раскрыл, пробежал взглядом. Отложил. Не срочно, подождёт нового начальника. Впрочем, – привычка не откладывать дела победила, – и он, снова пододвинув к себе документы, приколол к ним записку с поручением подполковнику Зуеву ознакомиться. Написал срок – 3 дня – и подумал, что мнение Зуева выслушает уже не он. Снова защемило сердце. Беркутов сунул под язык таблетку валидола. Не поспешил ли он с рапортом об уходе на пенсию? Нет, не поспешил. И не жалею.....Не обманывай себя, генерал! Жалеешь. И кабинет этот покидать, ох, как не хочется. Хлопоты привычны,...а ощущение своей значимости, своей не так уж малой власти....Жалеешь. Жалеешь....Но правильно поступил! Перед собой всегда был честен. Правильно поступил. Без доверия начальства,... без доверия к начальству работать нельзя. Милицейскую рутину и другой делать будет, а вот вопросы с политической подоплёкой... Правильно поступил. Беркутов с усилием поднялся, задумчиво прошёлся по кабинету. Трудные вопросы он часто осмысливал, прохаживаясь вот по этой знакомой-знакомой дорожке. Подошёл к окну, аккуратно поправил крючок, чтобы оно не болталось под ветром. Постоял немного, вглядываясь в тоже знакомую до мелочей улицу. Вернулся на своё место и, решительно взяв трубку телефонного агрегата, нажал клавишу междугородней связи... Приоткрылась дверь. Верочка пропустила вперёд полковника Джалиева, – К вам гость, Пётр Николаевич! Генерал легко шагнул навстречу. Кряхтеть по-стариковски он позволял себе только в присутствии очень близких людей: – Заходи, Спартак, заходи. Давненько мы не виделись! – Джалиев, неожиданно светловолосый, совсем не кавказской внешности человек – в мать, что ли, подошёл к Беркутову, крепко пожал ему руку. – Мне сказали, что вы уходите, Пётр Николаевич. Жалко, очень жалко. Не часто виделись, но каждая встреча мне памятна, что-то добавила к профессиональному моему пониманию.... Но и то дело, когда-то и отдохнуть нужно....Мне 53, а иной раз, уже ощущаю....Груз забот и лет. Беркутов в числе намеченных телефонных контактов не думал о Джалиеве. Но, раз он здесь,...человек, насколько помнил генерал, честный, прямой. Не без хитрости, разумеется, но в нашей профессии это качество необходимое. Поговорить стоит, не раскрывая, конечно, лишних подробностей. Но...прощупать, узнать обстановку в их республике. Не в газетно-телевизионном освещении.... – Садись, Спартак, рассказывай, что у вас нового? Как живёте под жарким южным солнцем? И рядом с главной “горячей точкой” нашей страны? Как люди настроены, имею в виду не наших милицейских, а простых людей...Как живут люди у вас? – Живут. Живём, как все. С Москвой не сравниваю, а так, – как все. Неважно живём, товарищ генерал, товарищ Пётр Николаевич. С Москвой, говорю, не сравниваем, а с прошлой жизнью, не скрою....Многие вспоминают....Особенно, когда в магазины заходят.... – Ну, раньше такого не было. Сейчас – почти изобилие, так почему же “неважно”? Джалиев молчал. Беркутов понял, что неудачно начал разговор. Нельзя так, – сразу в лоб. Пётр Николаевич нагнулся к селектору: – Верочка, ты нам чай организуешь? Спасибо, давай покрепче. И, повернувшись к гостю, сказал: – Нарушаю я приличия, извини, Спартак. Сейчас моя помощница чай принесёт, а разговор что? Разговор подождёт. – Да нет, Пётр Николаевич. Я не потому....Просто жизнь действительно сложная. Двумя словами не обойтись, а для долгого разговора договариваться нужно было. Я же внезапно явился, – как лавина с гор... – Ничего. Я уже дела сдаю. В новые проблемы влезать уже поздно. Так что, времени полчасика есть. Рассказывай, гость дорогой. Обо всём, что сочтёшь нужным. А я уж потом вопросы задам. На твои отвечу.... Во время всего разговора Беркутов думал о возможности рассказать Джалиеву о своих намерениях, но так и не решился, отметив, однако, что со Спартаком попозже поговорить следует. У полковника на душе тоже тяжесть лежит. Но не сейчас, не в кабинете... Неожиданная мысль пронзила его – “не в кабинете”! Почему? Неужели...Нет оснований, но чутьё старого оперативника потребовало осторожности. Слишком рано рассказывать о намеченных делах, – во вред делам. Здесь теперь, – только о пенсионных проблемах, о встречах можно договариваться. И он снова потянулся к телефону... На Урале сейчас на два часа позже. Коллеги, которых не держит за рукав оперативная необходимость, как раз домой собираются. Самое время для звонка. Он набрал многозначный номер. Гудок. Ещё гудок. Ещё...нет, трубку взяли и знакомый говорок полковника Пермякова, чуть растягивая слова, сообщил, что упомянутый полковник слушает. – Приветствую тебя, Аким Акимыч, некто Беркутов у телефона. Не оторвал от неотложных дел? – Взаимно приветствую, коллега. Звонок из Москвы всегда тревожит, но я слышу голос давнего друга. И рад. Как поживаешь, Пётр Николаевич? – Да дела у меня теперь попроще стали: на пенсию оформляюсь. Вот напоследок решил с однополчанами пообщаться....Возможно, через недельку в ваших краях побываю, о встрече хочу договориться. – О чём речь, Петро! Приезжай....Я в ближайшее время выезжать никуда не собираюсь. Если начальство не прикажет. А с тобой, пожалуй, на охоту сладимся. – Нет, Акимыч, я уже давно не охотник. Врачи, знаешь ли, не рекомендуют. А повидать тебя хочу.... И к соседу твоему звонить собрался. В кадрах мне сказали, что тёзка мой тоже собирается с мундиром расстаться. Вот так, разойдёмся по своим садам-огородам и совсем связи растеряем...Ты молодец, держишься. Ну да ты же и моложе меня, аж на целый год! – Год в нашем возрасте величина ничтожная... – Не скажи. Когда груз нарастает, один год за три воспринимается. Особенно в нашей маяте.... Так я позвоню, Аким Акимыч, перед вылетом... За вечер Беркутов сделал три звонка. Он был доволен. Иванов лежал на диване, обдумывая намеченный разговор с финансистом....Борис, наверняка, спросит, а если не спросит, то подумает, что же подвигло опера “по особо важным” на политическую борьбу?... Лев много раз мысленно (а при жизни Николая Ивановича и “глаза в глаза”) спорил со “своим” автором по разным вопросам, но в одном соглашался полностью: как-то, Леонтьев очертил психологический портрет Иванова и отметил, что важнейшей чертой его характера является стремление к независимости. Да, как и любой нормальный мужчина, он стремится к высшим достижениям на избранном пути, к пьедесталу почёта, как выразился автор, но всегда соизмеряет свои желания с ценой их достижения. Он, конечно, хотел бы стать генералом, иметь свой кабинет и персональную машину, но отлично понимал, что потеряет при этом свободу в принятии решений, будет более зависим от вышестоящих чинов. Это и побуждало Льва Гурыча отклонять не раз возникавшие лестные предложения.... В этом Леонтьев прав. Что же произошло теперь?...Что ж, он готов был ответить: он осознал меру опасности для страны, степень своей личной ответственности за отсутствие попытки изменить положение. К тому же откуда-то взявшаяся уверенность в своих силах!... ....Иванов лежал на диване и “прокручивал в уме” предстоящий разговор с Горьковым. Он не раз встречался с магнатом, хорошо знал его нелёгкую судьбу и огромные ныне возможности. Во время работы “по Юле” – дочери Бориса Карловича – он убедился в высоких человеческих качествах своего нанимателя, и, однажды, собираясь с женой в гости к финансисту, сказал Марии, что Горьков – очень приличный человек. Мария тогда рассмеялась – “миллиардер и приличный человек? Ты шутишь, полковник, – не вяжется одно с другим”! Но позже и она согласилась с оценкой сыщика-психолога. Да, Горьков – порядочный человек. И бесспорно болеет за судьбы Родины, бесспорно – патриот. Но и один из богатейших людей России. Не факт, что он поддержит замыслы Иванова. Может счесть их слишком радикальными. С ним, ведь, говорить “наполовину” невозможно. Ладно, за честолюбивого авантюриста не посчитает, он, – тоже психолог от бога, и характер Иванова просчитал и оценил. Итак, что следует сказать. Прежде всего, с ним никакая словесная подготовка не нужна. Сказать сразу. Сказать, и тоже сразу, о надежде на финансовую поддержку. Чтобы ясна была цель разговора. Начать – с тревоги за Россию, привести два-три факта в обоснование, больше не нужно. У Горькова голова, как компьютер, поймёт без разжёвывания. И информирован он достаточно. Напомнить ему его же слова о тревоге за судьбу страны. Сказать о пагубности курса правящей верхушки. И своей решимости начать политическую борьбу. Дальше он спросит о программе нового политика. Должен спросить. Что ж, тогда и расскажу. Первоочередное, на сегодня главнейшее положение программы – предотвратить гибель страны от внешних посяганий. Это невозможно без сохранения военной мощи. Это, в свою очередь, политическая воля, + большие, очень большие деньги, + возрождение патриотизма. Люди с двойным гражданством не должны влиять на жизнестойкость России. Иванов вспомнил, как некогда, ещё задолго до госпитальных раздумий, он прочитал статью, в которой автор, фамилию его он в памяти восстановить так и не смог, рассказывая о структуре военных расходов СССР, утверждал, что они позволяли “15 раз уничтожить потенциального противника”. Ещё тогда Лев Гурыч задал себе вопрос, а зачем 15? Не лучше бы оставить двойной страховочный запас, а остальные ресурсы направить на улучшение жизни простых людей? Вспомнив об этом, он подумал, что тогда разрушители страны встретили бы не апатию народа, а мощный отпор. Пожалуй, эту мысль следует использовать в разговоре с финансистом....Получится кстати. Ведь Горьков впервые разбогател ещё при Брежневе, создав свой, тогда подпольный завод, выпускавший товары ширпотреба, и получив вполне приличный срок за “подрыв советской экономики”. Идиотизм. Вместо того чтобы использовать инициативных людей на благо страны!...Да, сказать об этом стоит, если Борис в принципе поддержит разговор. Многоукладная экономика! Это же так ясно! Пусть государство заботится об обороноспособности страны, пусть государство гарантирует и производство жизненно необходимого минимума продуктов и товаров, продаваемых по очень доступным ценам... Разнообразие же, широту выбора и можно и нужно было отдать в руки инициативных и способных людей. Способных при минимальной поддержке государства наполнить полки магазинов разнообразными товарами. Тогда бы деятельность Бориса и в те годы была бы легальной. Именно так и мы свою политику поведём. “А ты, Борис Карлыч, станешь у нас министром экономики. Или премьер-министром”, – подумал он шутя. Произносить такое вслух, понятно, он не будет. И хотя знаменитая фраза “торг здесь неуместен” была сказана совсем по другому поводу, Иванов вспомнил её, так как она очень подходила к предполагаемому ходу разговора. К предполагаемому. Довелось Льву Гурычу познакомиться и ещё с одним подпольным заводчиком. Ещё совсем молодым старлеем он дружил со следователем ОБХСС, который и познакомил его со своим подследственным, – молодым технологом обувной фабрики. Этот умный прибалт изобрёл оригинальные лекала, с помощью которых при раскрое кожи экономился материал на лишнюю пару туфель при изготовлении каждых 12 пар. Пришёл к начальству и получил....отлуп. Тогда мастер самовольно применил свои лекала, договорился с начальником цеха и без дополнительного расхода материалов, они выпустили партию туфель. Попытались их оприходовать. И снова полное равнодушие (Лев покачал головой: теперь бы он сказал – саботаж!) начальства. Тогда ребята продали “лишние” туфли, получили изрядный доход и поставили дело на поток. Подпольное производство процветало, потом было “дело” и срок за всё тот же подрыв советской экономики. М-да.... От раздумий отвлекла телефонная трель. Судя по звонку, – межгород.... Нет, сотовый телефон. Звонил Алексин: – Лев Гурыч! Я готов к встрече. Когда увидимся? – Здравствуйте, Павел Алексеевич! Ты завтра с утра сумеешь зайти?...Вот и отлично. Да, часиков в 10, – и засмеялся, – я теперь домосед. Ничего, освобожусь от гипса....Договорились. – Он положил трубку. Надо бы сменить аппарат, купить с радиоудлинителем, чтобы не дёргаться на каждый звонок. Хорош, Лёва! Совсем обленился, два шага сделать в проблему возвёл. Ладно, куплю с удлинителем... Вернулся к обдумыванию встречи с Горьковым....Предельно важная встреча. Без денег даже начать ничего не удастся. Конечно, Борис Карлович не единственно вероятный спонсор задуманной кампании. Но самый вероятный, да и самый богатый из тех, к кому считал возможным обратиться Иванов. Если Борис деньги даст, то развернуть работу можно будет сразу же. И журналиста задействовать, – в регионы нужно ехать, уже имея первоначальную тематику публикаций. И даже какие-то заготовки. Кстати, нужно иметь и схематичные установки целевых устремлений партии. Нечто вроде программного заявления.....Да и подумать о названии партии...Вроде бы мелочь, ан нет. Он вслух произнёс уже сложившиеся в уме слова – За спасение России, сокращённо ЗаСР....Да, такое только дай зубастым недругам ....Где начнёшь кампанию, там и кончишь – засмеют. А стать смешным – для политика конец. Вон, Горбачёв, кончился как реальный политик, когда совершил смехотворную попытку вновь стать президентом....За дела судить его, конечно, следует....Но и смешной дурак. Иванов тяжко вздохнул. Может быть, Союз спасения России? ССР? К таким созвучиям можно придти позже, после победы. А начинать с таким названием нельзя. Амбициозно и вызывающе. Для официоза будет как красная тряпка для быка. Ладно, о названии подумаем, когда соберётся Организационный штаб. Его тоже создать необходимо и как-то оформить. Пусть не скоро, но дойдёт же дело до официальной регистрации партии, и тогда лишних зацепок органам юстиции давать не стоит. Кто войдёт в этот штаб? Пока ясны трое – генерал, Алексин и он сам. Славка помогать будет, но пока он в штате Главка, его вводить в штаб нельзя. А вот Григорий мог бы быть кстати. Он не только сыскарь прирождённый, но и комбинатор отменный. При создании ячеек партии в областях, мог бы нестандартные ходы предложить... Впрочем, это всё равно исполнительская функция. Для этого в составе штаба быть не обязательно.... Лев Гурыч почувствовал, что устал. К встрече же с Горьковым нужно отдохнуть. Он решительно поднялся, подошёл к окну, устроился в кресле так, чтобы доставал ветерок. Метеослужба обещала прекращение серии грозовых дней и, действительно, небо почти прояснилось, порывы ветра разметали тучи и, словно тоже утомившись, превратились в этот лёгкий приятный ветерок. Пока это вместо прогулки. Закрыл глаза,...и стал думать. Всё о том же.... ...Горьков приехал точно, как договаривались. Точность – вежливость не только королей, но и деловых людей, – подумал Иванов, наблюдая в окно, как за полторы минуты до восьми часов две машины плавно затормозили у подъезда И усмехнулся: кабы так! У нас, увы, деловая культура почти напрочь отсутствует. Но к Борису Карловичу его ирония, безусловно, не относилась. Мы уже привыкли, что машины VIP-персон сопровождает, чуть ли не взвод охраны. Горькова “прикрывала” всего одна машина – японский джип, из которого выскочили два молодца и, небрежно осмотревшись по сторонам, дали знак хозяину, что он может выходить из своего мерседеса. Когда Борис Карлович вошёл в квартиру, Иванов дружески приветствовал его, но попенял: – Я уже говорил как-то тебе, Борис, что охрана твоя хреново работает. Я в окно наблюдал, – неумехи, или привыкли к смелой небрежности хозяина. Как бы не подвели тебя...- Иванов трижды постучал по дереву косяка. – Бог не выдаст, – свинья не съест, – весело отшутился Горьков, проходя в комнату, – а кому суждено быть повешенным, – не утонет. Дай-ка осмотреться в твоих апартаментах. – Проходи, проходи....Ты извини, мы с тобой одни будем. У Марии вечерний спектакль только час как начался.... – Ну что ж....Значит деловой ужин ...без свечей и шампанского, но с водочкой, надеюсь. – Для хорошего человека и водочка припасена....Так давай за стол, примем по стопочке, и задам я тебе главный вопрос. А пойдёт разговор, – и все остальные задам... Они прошли к столу. Надежды Иванова оправдались. Финансист с полуслова понял мотивы, побудившие полковника-милиционера включиться в политические игры. К недовольству внешнеполитическим курсом высшего руководства, – с этим он согласился, едва Лев Гурыч начал свой анализ, – Горьков добавил резкую критику и внутриэкономических решений правительства. – Они рубят сук, на котором сидят. Оголтелый протекционизм. Без всякого стыда, откровенно, всё – своим близким промышленным группам и полнейшее безразличие к другим. Экономику валят. Не знаю, прав ли ты, что это делается по команде из-за бугра, но делается не от большого ума. Я не уверен, что лично президент понимает возможные последствия, советники же его явно не бескорыстны. Взять, хотя бы, пресловутые аукционы по продаже госсобственности, или чехарду в таможенных правилах! Они изменяются в угоду конъюнктурным интересам угодных лиц, ну и....Ладно, полковник, не буду загромождать наш разговор примерами. Сразу скажу: эта команда не способна, да и не хочет, думать масштабно, в интересах страны...- он поставил рюмку на стол и презрительно добавил, – человечки....Ну, а у тебя, Лев Гурыч, кто экономикой займётся? Ведь ты сам, извини, в этих вопросах не силён... – Ты займёшься. – Раз задан такой вопрос, можно и пробный камень бросить, подумал он. – На меня не рассчитывай. Я на этой шахматной доске слишком тяжёлая фигура. Покрупнее ферзя. Мне проиграть невозможно, а шансы твои на успех, сам понимаешь, проблематичны. Деньгами поддержу. В разумных пределах. Советом тоже помогу. А на личное участие претендовать не смею....Может быть, подскажу одному из своих толковых ребят....Ты сможешь с ним поговорить,....не раскрываясь до конца.... – Вообще-то нам нужен пока хороший экономист не макро- вопросы решать. До этого ещё дожить надо, полномочия получить. Но я, понятно, думал об этом. Экономическая программа коммунистов, представляется, достаточно убедительной. И сам разработчик программы, Глазьев, – не член КПРФ.....Хотя, если бы и был коммунистом, это – не помеха... – Глазьева я знаю. Он – теоретик. Головастый мужик, но теоретик. Не практический работник. Командовать экономикой не сможет. Экономикой вообще нельзя командовать....А коммунизмом меня, брат, не испугаешь, в его теории много хорошего. Я, ведь, в своё время не с идеей поссорился, а с практикой её осуществления. С дураками, которые пытались строить коммунизм....одним бульдозером....И лозунгами. – Вот видишь, мы с тобой, Борис Карлович, сходно мыслим....А насчёт твоего личного участия, – будет время, поговорим.....Победить же я намерен твёрдо. Я не политик, мне простая популярность не нужна. Россию спасать совесть обязала. – Считай, договорились. Деньгами помогу твоему делу. Ты прикинь, сколько потребуется, скажем, на месяц....А продолжение финансирования я обещаю. – И, хитро подмигнув Иванову, добавил: – Кстати о коммунизме Папа Римский, Иоанн Павел II, сказал нечто такое – его идеологию нельзя огульно отрицать, не признавая за ней никакого “ядра истины”, и что капитализм изменился во многом благодаря социалистической мысли. Как видишь, мои многие миллионы не мешают мне читать и думать. – Спасибо, господин капиталист. Ты достойный последователь Саввы Морозова... – Сравнил! Это даже обидно, Лев Гурыч. Морозов на торговле нажился, а я – производственник! Этим горжусь. Купец – посредник, а я ...я произвожу блага для народа моего. И рабочие места создаю... – Ну, ну, извини. Обидеть тебя никак не хотел. Хотя Савва промышленником был, мануфактурщиком... Сравнил же,.. Звонок телефона прервал его неловкие оправдания. Иванов взял трубку и, услышав голос Кличко, весело сказал: – Вот и Мария едет. Спектакль закончился, а я просил Славу, привезти её. Едут. – Однако я засиделся, – Горьков поднялся, – а меня ещё работа ждёт. У миллионеров рабочий день не нормирован, ладно хоть выпить в промежутке не возбраняется.. Давай, Лев Гурыч, налей по последней, а я дождусь твою красавицу, поцелую ей ручку и поеду.... Успех встреч с миллионером и журналистом окрылил Иванова. В обоих случаях он верил в удачу, но на такое быстрое согласие поддержать их с Петром замыслы, Лев Гурыч не надеялся. Это было хорошим предзнаменованием, подтверждало, что серьёзные люди разделяют их оценки. Иванов позвонил Беркутову. После встречи с ним уже нужно будет “оформлять” создание Организационного штаба и начинать практические дела. Пока были важные, очень важные, но разговоры. Уже положив трубку, условившись с Петром Николаевичем о встрече, Лев неожиданно подумал: организационный штаб...организация чего? Что мы создаём? О партии говорить рано. Может быть, не оргштаб, а подготовительный комитет? Инициативная группа? Чёрт возьми! Ведь это тоже проблема, – или действовать подпольно, или создать нечто вроде ООО “Рога и копыта” на период формирования? А какой вид деятельности заявить, если пойдём регистрировать? Нет, вернее начинать без регистрации. А как тогда деньги взять у Горькова? Из рук в руки. Но такие суммы в кармане даже мультимиллионеры не носят.... Однако, сам Горьков по этому поводу ничего не спросил. Может быть, ему ясно? Подпольно? Но создание целой сети газет не может остаться незамеченным. Да и не в наших интересах анонимность. Напротив, эти газеты сразу должны заявить о программе своих организаторов. Иначе, зачем сыр-бор городить? Значит, на первых порах – до получения контроля, хотя бы за десятком газет, – всё-таки подпольно. А уже после одновременной программной публикации в нескольких городах, заявить о создании организации....Так будет вернее. Эту тему тоже нужно обсудить с генералом, – Лев почему-то любил называть Петра Николаевича именно так. – Прав он, юрист с соответственной специализацией нам нужен. Подобные вопросы будут всё время возникать, если их не продумывать сразу. Почему я не спросил Петра, с кем именно он советовался? Всё же, руководитель из меня пока никакой. Слава Богу, Беркутову опыта – не занимать! Иванов присел возле компьютера. Нужно записать перечень вопросов для разговора с Петром Николаевичем....В оргбюро же, пусть пока так будет – оргбюро, – сразу же включим юриста – правоведа....Он застучал пальцем по клавиатуре.... Фрагмент 7 И всё-таки, – штаб. Организационный штаб. Вслух эти слова были произнесены вчера, когда они собрались вместе на первое официальное заседание. Если, разумеется, не считать их разговоров с Петром, – и вчера, и позавчера, и третьего дня, когда они обсуждали, кого следует пригласить и ввести в состав штаба. ...Лев Гурыч, проделав рекомендованную ему восстановительную зарядку, расположился в облюбованном кресле у окна. Прикрыв глаза и удобно пристроив на пуфике загипсованные ноги, он воспроизводил в уме вчерашнее заседание. Официальное заседание, – потому, что появился первый протокол, который вёл секретарь, – он же юрист, старый знакомый генерала и, как выяснилось, и Льва Гурыча. Юрист II класса Данила Григорьевич Ганжа тоже недавно стал пенсионером, охотно откликнулся на просьбу Беркутова проконсультировать его в качестве правоведа по “некоторым вопросам”, чётко сформулированным Петром Николаевичем. Первое заседание, что не говори, – событие, хотя со всеми его участниками и он, и Пётр уже все эти вопросы обсуждали. Заседали долго. Не раз ходили в кухню варить кофе и чай, съели целую банку варенья и, едва ли не килограмм сухого печенья....и всё же осталось много нерешённых вопросов. Сам протокол ещё требовалось отредактировать, – так договорились вчера, расставаясь и расходясь по домам. Сделать это должен был он, Лев. И сделать “по-умному”, не всё, о чём говорили, следует записывать. Это, – как бы официальная бумага, предназначенная, если понадобится, для регистрации их объединения, статус которого в рамках дозволенного законами пока тоже не определили. Над этим обещал подумать Данила, хотя генерал и буркнул: “кому это нужно? В игрушки играемся, господа-конспираторы”... Итак, Беркутов и Иванов, употребляя уже ставшую привычной фразеологию времени рыночной экономики, – учредители. Когда Иванов узнал, кто именно помогал Беркутову разобраться в специальных юридических тонкостях, он без колебаний согласился, что “Данила подходит”, и попросил друга переговорить с ним более конкретно. И вот, Ганжа – член оргштаба, он же взял на себя и секретарские, и бухгалтерские вопросы, заверив обоих учредителей, что разберётся с формальной стороной денежных отношений с Горьковым, хотя Иванов сразу предупредил, что контакты с магнатом будет осуществлять только он сам. Разумеется, Ганжа полностью разделял мотивы, побудившие отставных милиционеров ввязаться в политику. Вопиющая несправедливость “дикой” капиталистической действительности вызывала у него такое же неприятие, как и у них. Четвёртым штабистом стал Алексин. Он пришёл с разработанной тематикой публикаций на первый период работы партийной печати, рассчитанной на разные уровни читательской аудитории. Особенно тщательно были продуманы стиль и тематика выступлений для молодых рабочих и для школьников. То есть, для тех, чьё сознание, моральные ценности формируются массовой “культурой” и учебниками “от Сороса”. Рассказывая о своих намётках, журналист увлёкся, и подробно обосновал, почему именно он решил разговаривать с теми или иными читателями по-разному. Особенно важной он считал подачу материалов – с дерзкими рисунками, эскизы и темы которых для первых выпусков он тоже продумал, полагаясь на графическое мастерство художников местных газет. – Читать наша молодёжь отвыкла, – горячо говорил Павел Алексеевич, раскладывая на столе принесенные с собой рисунки. – Её внимание сначала нужно привлечь интересным рисунком, парадоксальным вопросом, интригующим заголовком, и тем побудить прочитать предлагаемые материалы. Очень важно писать коротко. Длинные статьи читают подготовленные люди. Наш же потенциальный читатель... Он говорил долго и подробно, но, слушали его с неподдельным интересом, отмечая такую важную для творческих людей увлечённость не только рассказом, но и задачей. И Беркутов, и Иванов подумали одновременно, что с выбором Главного редактора они не ошиблись. Здесь же, на заседании штаба попросили Иванова подготовить проект Программного заявления, с которым решили выступить после начала функционирования первых 10 газет в регионах. Заявление должно быть кратким и содержать: — оценку внешнеполитической деятельности руководства страны во взаимосвязи с агрессивными амбициями Соединённых Штатов; — оценку резкого снижения обороноспособности России как следствие политического курса её руководства; — вывод об обязательности крутого поворота политики правительства на укрепление жизнестойкости государства; и, — заявление о необходимости выдвижения в руководство страны новых патриотически-ориентированных политиков. Называть конкретные фамилии кандидатов и заострять внимание на изменении экономического уклада страны на этом этапе решили нецелесообразным и в протоколе первого заседания об этом не упоминать. После недолгого обсуждения, сошлись на том, что экономика – тема следующего заявления, время которому наступит при формировании региональных ячеек будущей партии. И это время наступит, вероятно, через 6-8 месяцев. Впрочем, всё дальнейшее будет уточняться по мере развития событий. По предложению Петра Николаевича решили, что при выдвижении будущего кандидата берётся ориентир на Льва Гурыча Иванова. Все газеты партии (посмеялись немного: приступили, мол, к делёжке шкуры неубитого медведя, газет-то пока нет!), начнут упоминать его фамилию в связи, конечно, с милицейской работой. Алексин взялся подумать, как это сделать ненавязчиво. Но пусть читатели – так называемый “электорат” – привыкают к новому для них имени. Когда этот вопрос обсуждали, Иванов выразил было сомнение, но генерал, – он руководил заседанием штаба, – прикрикнул на него, обозвал интеллигентствующим студентом, и Лев понял правоту товарищей. Впрочем, слово интеллигент он обидным не посчитал. Достаточно долго обсуждали возможные варианты названия партии, но ничего не решили. Пока ориентировочно – РВС – России Верные Сыны. Замыслу отвечает и, в то же время, не раскрывает его. А для людей старшего поколения – с намёком на патриотическую повесть Гайдара. Настоящего Гайдара, Аркадия Гайдара. Что ж, название пока не к спеху, название пока ждёт... Лев Гурыч встал с кресла и, медленно, осторожно ступая, но, не трогая костыль, прошёл к книжному шкафу. Взял одну из книг Леонтьева, – выстроились они на одной полке – все с авторскими надписями, – как же! Автор был благодарен прототипу своего героя....Был бы жив Николай Иванович удивился бы, что во многих книгах на полях Лев поставил вопросы, а кое-что выразительно подчеркнул.... ....Вот, – пишет Леонтьев о Сталине, пишет резко негативно, – и тут же: “...но с его именем на губах умирали в бою...”, но “с его идеями надрывались на стройках...”, но “свято верили в идею...”. Великая Победа одержана “...не благодаря, а вопреки существующей системе...”!! Наивный человек автор...или глупый? Нет, конечно. Не глупый, но одураченный, вылитыми на него потоками лжи, наивно уверовавший в болтовню демагогов, подобных искусствоведу Лихачёву или писателю Залыгину... Как же удалось такое? Ведь искалечено сознание не одного человека? Иванов снова устроился в кресле у окна. Он вспомнил откровения Даллеса, прочитанные им Алексину во время недавней встречи. Высокопоставленные иуды нашлись. Они расставили на посты руководителей всех влиятельных СМИ своих людей, готовых за деньги, большие деньги, и снисходительное признание за рубежом порочить всё советское. БАМ, Ленинградская защитная дамба, многое другое подвергалось осмеянию как выдумки властей, зарывающих триллионы рублей в землю, отрывающих силы и средства от нужд простых людей. На неискушённых обывателей влияло....Пропагандистская нужда прошла. И сегодня Байкало-Амурская магистраль построена. Лихорадочно, – успеть бы к столетнему наводнению, – строится дамба в Питере. У Льва Гурыча остро заболела голова. Такие раздумья разрушают нервную систему. Он рассосал таблетку нифедипина...Однако, почему он мысленно объединил Лихачёва и Залыгина? Один – академик, провозглашённый “культурной” интеллигенцией чуть ли не как “совесть русского народа”, другой – второразрядный писатель, но с должностью: редактор толстого журнала, – что у них общего? Лев Гурыч вспомнил, какое испытал отвращение, когда слышал по радио, как Лихачёв рассказывал с завистливым придыханием, о своей молодости. Как он, бедный студент, был допущен в богатую квартиру профессора. С чёрного хода, с угощением чаем... на кухне...- Вспомнив, Иванов брезгливо поморщился. Это ладно. Но, ставший в “этой стране” академиком, Лихачёв одним из первых начал атаку на всю культурную политику советского периода. И его сомнительные откровения подхватили как знамя политики-демократы в своём разрушительном стремлении опорочить всё советское...Знамя. Знамя разрушения... Залыгин и Лихачёв объединились в резкой критике так называемого “поворота сибирских рек”. И дело даже не в том, что сам термин этот выдумали пропагандисты-недоумки (о каком “повороте” можно говорить, если проект предполагал взять менее 6% стока одной из рек!). Дело в другом: критикуя конкретные положения проекта, эти...люди, претендующие на роль совестливых людей, даже не задались вопросом о том, ради чего задуман проект? Ради спасения здоровья и даже жизни миллионов людей в республиках Средней Азии! – именно эта тема была хорошо известна Иванову. Он не раз бывал в Узбекистане, Киргизии, – знал, как страдают там люди от недостатка воды, да и читал немало ещё во время прошлого пребывании на излечении после ранения в грудь. – Можно спорить о качестве проекта. Если нужно, переделать проект! Но нельзя отказываться от самой идеи проекта! Стыдно! К чему вспомнилось об этом Льву? Трудно сказать, но этот пример показался ему характерным для морального облика новых политиков. Особенно из числа устремившейся в политику, так сказать, интеллигенции. Почему “так сказать”? Почему-то в этих кругах считают интеллигентами писателей да артистов, про настоящую интеллигенцию – врачей, инженеров, учителей постоянно забывают ... Вот в этом, пожалуй, Сталин был не прав, – назвал писателей “инженерами человеческих душ”, а, ведь, этому определению они соответствуют только при очень “штучном” подходе. Впрочем, назвал инженерами, тем возвысив их до значимости инженеров, до уровня созидателей... Но об этом-то монополисты микрофонов и печатных страниц в гордыне своей не говорят...Вот и рассуждают с высоких трибун о том, в чём совершенно не разбираются. Нужно поговорить с Павлом, – эту тему – тему огульного охаивания всех крупных начинаний советской власти, – важно хорошо проработать в тематике публикаций, ориентированных на более подготовленную читательскую аудиторию...Интересно, а как сам Алексин оценивает эти проблемы? Ведь, он тоже был в “группе риска”, молодой ещё интеллигент периода всеобщего увлечения Лихачёвым? Согласится ли он с таким поворотом темы – сознательная дискредитация хозяйственных решений советской власти как способ её политического подрыва? Писать без внутреннего убеждения, конечно, можно. Но талантливо писать, – это вряд ли. Во всяком случае, это не для Алексина. Необходимо поговорить с ним неспешно и подробно. Кстати, посоветовать ему, посмотреть подшивки журнала “Звезда Востока” начала 90-х. Вон нынче и откровенный прагматик мэр Москвы заговорил о необходимости вернуться к проекту использования сибирских вод. Правда, он в своём амплуа, хочет продавать водичку. Что ж, ныне идеи торгашества выше идеалов гуманизма. Если подойти к этой тематике творчески, то подойдёт в рубрику, – как её Павел назвал – “Большой обман”, кажется?...Это поможет людям, сохранившим умение думать самостоятельно, осознать необходимость решительных перемен. И всё же он устал. Всё же ослаб он заметно. Лев перебрался на диван и лёг. А Вячеслав Кличко отдыхать права не имел. В то самое время, когда в квартире Иванова заседал только что организованный штаб, он сидел в кабинете, крутился на своём любимом облезлом кресле и размышлял. Конечно, поручение Лёвы дело не служебное, но он привык выполнять поручения друга и пока ещё начальника, – ведь, до выздоровления Иванов числился в штатах Главка. О планах Льва Гурыча и сдававшего свой пост Беркутова, он был осведомлен полностью и отлично понимал, почему друзья-начальники официально держали его в некотором отстранении. Ещё 3-4 дня и Пётр покинет свой генеральский кабинет, пройдёт ещё недели три, снимут врачи гипс у Лёвы, и он, полковник Кличко, останется в этом учреждении в одиночестве. Разумеется, останется немалый штат сослуживцев, появится новый начальник (Вячеслав видел генерал-майора в обществе Петра), останется гора дел и срочных и рутинных, больше того, – в отсутствие Лёвы его личная роль, наверняка, возрастёт. Появится помощник, какой-нибудь майор или подполковник, обоснуется за столом напротив Славы...За столом, за которым он привык видеть Иванова...М-да.... Кличко включил компьютер и заказал поиск названий, адресов и телефонов московских городских газет и журналов. Список оказался настолько велик, что Вячеслав задумался, по каким ещё критериям произвести их отсев. Задание Льва Гурыча в принципе не казалось сложным, – побывать в редакциях, поговорить с сотрудниками, желательно перемолвиться несколькими словами с главным редактором. Сделать первую прикидку в поиске того одного, двух, может статься, трёх изданий, с которыми в принципе стоило бы поговорить “о главном”. Эти разговоры поведёт уже не он, действующий работник УВД. Задание не хитрое, если бы не огромный список названий. Конечно, заявляться в редакции без легенды было нельзя, но придумывать благовидные мотивы расспросов, Слава был мастером непревзойдённым. Тем более что несколько “вялых” дел, ожидающих появления “вновь открывшихся обстоятельств”, имелось в сейфе Кличко. Так что, сейчас главная трудность, по принципу того, что она первоочередная, была в выборе перспективных названий. Кличко задумался. Если предложить компьютеру сгруппировать издания по учредителям....Вряд ли такая информация есть в базе данных. Да что она даст? В большинстве случаев учредители – физические лица или редакционные коллективы, – поди, узнай, что кроется за ними.... Впрочем, этой информации у него всё равно нет. Однако, с чего- то нужно начинать, и он выписал полтора десятка названий, ориентируясь на их территориальное соседство. Сунул блокнот в карман и вышел на стоянку к своему любимому “мерседесу”... Только на следующий день, в четвёртой редакции, ему показалось, что он нащупал возможный вариант. Еженедельник “Квадратные колёса” размещался в большой квартире на первом этаже дома довоенной постройки. Обшарпанный фасад, подъезд с плохо закрывающейся дверью... Но возле входа в дом – застеклённая витрина с последним номером газеты. Кличко с интересом просмотрел его. Газета, вероятно рассчитанная на автолюбителей, состояла на 50% из всевозможной информации для них, длиннющей сводки о купле-продаже старых авто. Ещё 40% газетной площади занимала реклама, а на остальной газетной территории разместились три статьи с острой критикой московских властей. Вячеслав зашёл в редакцию. В большой комнате, похоже, переделанной из двух поменьше, за конторскими столами работали молодой человек и 2-3 женщины средних лет. Ещё одна за столиком с компьютером сидела возле самой двери, ведущей в глубь квартиры. Слава не мог разглядеть табличку на двери, но догадался, что это кабинет шефа. На него никто не обратил внимания и Кличко, присев на свободный стул и, закрывшись газетой, стал прислушиваться к разговорам сотрудников. Только минут через десять кто-то тронул его за плечо: – Вы кого-то ждёте? – спросила одна из женщин. Вячеслав вежливо поздоровался. – Жду вашего Главного, вы же сказали, что он вот-вот подойдёт. – Я?! – изумилась женщина. – Ничего я вам не говорила! А главный – у себя. – И, повернувшись к секретарше, – Света! Разве Степаныч ушёл куда-то? Теперь на них смотрела уже вся комната. Кличко поднялся, подошёл к кабинету и, улыбнувшись Свете, попросил её, доложить редактору, что его хочет видеть представитель Министерства. Какого именно, он умолчал. Через несколько секунд он уже был в кабинете – крохотной комнате, некогда служившей спальней. Кличко представился, показал служебное удостоверение, и сказал, что в ходе одного расследования они заинтересовались практикой торговли в городе подержанными автомобилями. Попросил хозяина рассказать о посреднической роли их газеты.... В ходе разговора легко поинтересовался финансовым положением газеты (“нет, нет – чистая любознательность, к вам у нас профессионального интереса нет”). Сказал, что ему понравилось острое выступление газеты о безобразном отношении властей к нуждам водителей-пенсионеров. Резкую филиппику редактора в адрес правительства выслушал внимательно, разговор не поддержал и, поблагодарив хозяина за полученную информацию, попрощался. Что ж, почин сделан. Можно дать Лёве первый адрес. Дальнейшая разработка за ним. Ноги в гипсе разговорам не помеха. Наоборот, помогут войти в тему. Мне же, – продолжать поиск. Во-первых, одна газета на столичный регион – это мало. А во-вторых, ещё не факт, что “квадраты” откликнутся на предложение сотрудничать! Впрочем, я тоже немного в людях разбираюсь, – подумал он, открывая дверцу машины. – Откликнется Виктор Степанович, должен откликнуться! Получил поручение и отставной розыскник Василь Иванович Костеренко. Один из той группы бывших сотрудников милиции, которых Иванов не раз привлекал для выполнения сложных работ, требующих, порой, “свободного статуса”, и с которыми Пётр Николаевич переговорил ещё в больничный период инициатора новой борьбы. Костеренко был старше Льва Гурыча, никогда не работал в его непосредственном подчинении, но знал Иванова уже почти 30 лет и питал к нему безграничное уважение и доверие. Узнав от генерала о замысле лежавшего в госпитале Иванова, Василий Иванович без колебаний заявил о готовности поддержать его. Теперь он должен был выявить максимально возможное количество ветеранских организаций в Москве и Подмосковье – “афганцев”, “чернобыльцев”, просто ветеранов труда и войны...Других организаций, где реально можно было ожидать патриотический отклик Задача сама по себе не простая, если учесть разнохарактерность таких объединений. Зато найти в этой среде тысячи достаточно активных и не приемлющих политику нынешнего правительства людей, причём в дееспособном возрасте, казалось вполне реальным. Василий Иванович взял на себя наладить контакты с ними. Встречаясь с ветеранами, Костеренко полагал (так они и с генералом обговаривали) организовать для них серию встреч с ветеранами Министерства внутренних дел для лекций и бесед по всех волнующих проблемам роста преступности. Беркутов и Иванов считали, и Костеренко был согласен с ними, что это прямой путь к привлечению многих союзников. А это могло бы стать началом создания партийных ячеек, когда появится необходимая подготовка в печатных СМИ. Создание же таких ячеек становилось абсолютно необходимым, так как для общероссийских партий законодательно был установлен минимальный порог численности. ....Сейчас Василий Иванович сидел в уголке крохотного зала, скорее большой комнаты, в которой проходил то ли митинг, то ли собрание районного отделения “чернобыльцев”, которые взволновано обсуждали, как реагировать на новое постановление правительства о сокращении льгот для ветеранов ликвидации чернобыльской аварии. Кто-то предлагал выйти на демонстрацию с лозунгами протеста, кто-то звал выставить пикет возле Белого дома и устроить драку с милицией, если попытаются помешать... Общее же настроение было угрюмо-безнадёжное. Как выразился один из выступавших, “на хер они нас посылали, и будут посылать...” Костеренко вышел вперёд. – Ребята, – негромко сказал он. – Вы извините меня, за такое обращение. Я много старше большинства из вас, посидел здесь, послушал вас.... Да, я не представился: милиционер я бывший, полковник в отставке. Подрабатываю шофером. К вам забрёл почти случайно, но послушал, как вас в очередной раз унизили...Сказать хочу, ваши протестные вспышки толку не давали и не дадут. Нужна политическая борьба не против этой власти, а за другую власть, понимающую нужды простых людей. Мы, группа ветеранов милиции, решили... – Хватит! Опять к коммунизму звать будете, – зло крикнул кто-то из зала. – Нет, – спокойно ответил Костеренко. – Из всех “измов” мы только к патриотизму будем звать. И, кто не хочет просто галдеть и браниться, ... я готов подробнее поговорить. В этот вечер Василий Иванович заручился поддержкой одиннадцати членов Союза чернобыльцев. – Ну, футбольную команду мы укомплектовали, – пошутил он. – Будем пробиваться в Высшую лигу, в самую высшую. Фрагмент 8 Лететь на Урал Беркутов решил последним рейсом. И, хотя вечера по летнему времени были длинными и светлыми, на посадку самолёт пошёл уже в сумерках. Едва Пётр Николаевич спустился с трапа, к нему подошёл молодой человек в штатском, но с заметной военной выправкой: – Здравия желаю, господин генерал! Аким Акимыч приказал встретить вас и проводить к нему на дачу, – и уже совсем другим тоном добавил – сам он, приказано доложить, шашлычок готовит. Это он никому не доверяет! – Отставить,...- проницательно взглянув на встречающего, Беркутов, уже уверенно повторил – отставить, капитан! Что ж, спасибо за встречу, везите меня. Они прошли к светлому фольксвагену – пассату последнего выпуска, стоявшему возле самого выхода из здания вокзала, капитан открыл дверцу, помог гостю сесть и расположился за рулём. – Здесь близко, товарищ генерал, километров двенадцать, – сказал он, трогаясь. ....Машина, свернув с шоссе на второстепенную, но тоже асфальтированную дорогу, выскочила на взгорок, с которого открылся вид на волнистые гребни гор, еще подсвеченные догоравшим вечерним закатом. В просвете леса мелькнула серебристая лента реки... – Красиво, – сказал Беркутов, – красива русская земля. А мы уже привыкли к каменным громадам вокруг. А вместо пламенеющих от закатной зари гор, – мерцающая, бьющая по глазам, реклама, реклама, реклама...- он глубоко вздохнул и замолчал. – Машина резво “сбежала” с пригорка и нырнула в туннель подступившего с обеих сторон леса... Дача коллеги стояла на краю небольшого дачного посёлка, построенного ещё в годы оные. Во всяком случае, в поле зрения не было привычных для московского взора неуклюжих построек с башенками, куполами и шпилями, – столь полюбившегося скоробогатому люду псевдоисторического стиля “а ля западная старина”. Едва въехав в посёлок, “VW” свернул с дороги и уткнулся носом в невысокие ворота в тоже невысокой изгороди, сложенной в решёточку из белого кирпича. Капитан выскочил из машины, просунул руку в проём и отбросил щеколду. – Сигналить не будем, – весело сказал он Петру Николаевичу, – сюрпризом нагрянем. Аким Акимыч, наверняка в саду за домом, у мангала колдует. Они обогнули дом и вошли в сад. Действительно, начальник областных сыщиков, одетый в домашнюю одежду, склонился над переносным мангалом и подправлял жар. Уже нарезанные кусочки баранины и большие сочные круги лука, нанизанные на шампуры, в полной готовности к завершающей обработке лежали в большой миске с остатками маринада....Увидев вышедшего из-за угла дачи Беркутова, Аким Акимович выпрямился, вытер руки висевшим на ветке дерева полотенцем, поспешил навстречу. – Дорогой гость! Как добрались до нашего далека из златоглавой? – Спасибо, Аким. В наше время ваше “далеко” не так уж далеко. В самолёте чуть больше двух часов, а здесь – сразу под опеку капитана Серёжи.... – Проходите, Пётр Николаевич...И ты, капитан, – прошу к столу. Я здесь один хозяйничаю. Евдокия Калениковна сегодня в городе осталась... – Разрешите отказаться, товарищ полковник. Я бы с удовольствием, спасибо, но.... – Знаю, знаю....Ты прав, езжай, я уже и так задержал тебя. Благодарю, что доставил ко мне старого товарища...- и он, обняв Беркутова за плечи, увлёк его к дощатому столу под развесистой яблоней. – Давай, Пётр Николаевич, выпьем стопочку за встречу. Пока шашлыки поспеют. Разговор старых знакомых, давно не имевших возможности пообщаться, шёл неспешно. Тёплый летний вечер, скорее, уже ночь, краснеющие угли мангала и всё ещё тянувшийся с него лёгкий дымок с запахом уже съеденного шашлыка, две бутылки “медвежьей крови”, предварённые “маленькой” коньяка, – создавали атмосферу доверительности и дружелюбия. Когда были исчерпаны взаимные новости и рассказано об острых моментах милицейских будней, Пётр Николаевич сообщил, не вдаваясь, конечно, в детали, о планах полковника Иванова и своём решении принять в них активное участие. – Лихо поступили, товарищи мои дорогие. Что ж, кто-то должен же был решиться. Не так давно я прочитал стихи сегодняшнего поэта Корнилова. Там есть такие слова: “Перешёл в набат благовест, И нельзя избежать борьбы. Могут вынести русский крест Только наши с тобой горбы”. Да, действительно, нельзя медлить, нельзя избежать борьбы! Я всегда уважал Льва Гурыча, хотя лично с ним по конкретным делам не работал, но слышал о нём много. И ты, Петро, молодец, что поддержал его. Я, к сожалению, пока не могу присоединиться к вам.... – Это понятно, Аким. На нашей службе нельзя...У нас же так случилось, что разговор со Львом Гурычем состоялся в тот самый день, когда я подал рапорт о выходе на пенсию... На прямое твоё участие я и не рассчитывал...Ну, а помочь советом...Поможешь? – Великое противостояние, – Пермяков поднял глаза на юго-восток, – на тёмном небе, словно красный раскалённый уголёк из мангала, светился Марс. – В этом году, генерал, Марс так близко к Земле, как не был уже много тысяч лет....На днях в газете читал....И у нас в стране – великое противостояние назревает. За великое дело вы взялись....Разумеется, помогу. Людей разумных, подумаю немного, и подскажу. Есть такие, конечно есть, но подумать немного должен. Завтра продолжим разговор, ладно? Прямо скажу, Пётр Николаевич, неожиданно это...В голове утрястись должно,... Рекомендовать на такое дело нужно ответственно. – Согласен, Акимыч...И понимаю. Потому и приехал именно к тебе. Ладно, давай на покой. Это мне, пенсионеру, – каждый день выходной. А к тебе и ещё один серьёзный вопрос: очень мне важно твоё мнение о соседях-коллегах... Я, ведь, многих, особенно “новой волны”, больше по телефону знаю...Да и не все из старых работников сохранили честь.... Ладно. Где спать прикажешь? Пермяков поднялся. Аккуратно убрав со стола, хозяин и гость направились в дом – одноэтажное строение из белого кирпича с мансардой и остеклённой деревянной верандой на крыше гаража.... Утром после нехитрого завтрака Пермяков и его гость поехали в город. За руль “фольксвагена” сел сам хозяин. Быстрая лёгкая машина домчалась до здания Управления менее чем за полчаса. Полковник вошёл в здание, договорившись с другом о встрече вечером в своей городской квартире, а Пётр Николаевич прогулочным шагом направился к набережной. Через час он должен был вернуться к Управлению и поступить в распоряжение капитана Серёжи, которому Пермяков поручил на своём “VW” показать генералу город, а потом проводить в библиотеку и обеспечить возможность познакомиться со всей периодикой области. Поездка по городу заняла почти три часа, – показать было что, а Беркутов впервые оказался здесь в качестве туриста. Ранее, бывая в городе, он всегда был поглощён конкретными и, откровенно говоря, далёкими от познавательного интереса делами. В библиотеке, благодаря стараниям своего гида, Пётр Николаевич расположился в небольшой комнате рядом с читальным залом, а на соседнем столике была навалена груда подшивок, просмотреть которые казалось невероятным. В городе издавалось много газет. Да и, признаться, генералу уже давненько не приходилось лично лопатить подобные залежи. Однако назвался груздем, – полезай в кузов. Верочка была далеко, и других подчинённых нет, поручить листать газеты, было некому. К тому же, он не смог бы объяснить, что именно следует искать. Ему важно было понять дух той или иной газеты....Тяжко вздохнув и тщательно протерев очки, Беркутов приступил к работе. Когда около восьми вечера Пётр Николаевич позвонил в дверь квартиры Пермякова, встретила его дружелюбно и радостно Евдокия Калениковна, Акима ещё дома не было, но он звонил и сказал, что вот-вот появится. В этой квартире Беркутов уже бывал и, осмотревшись по сторонам, отметил, что живут хозяева достаточно скромно. Никакого новомодного оснащения в квартире не появилось, если не считать персонального компьютера с причиндалами. Даже телевизор в углу гостиной был ещё советского образца, впрочем, по словам хозяйки, работал вполне надёжно. Пермяков приехал минут через пятнадцать и, извинившись перед гостем за опоздание, сказал, что был у генерала – начальника областного УВД, – и позвонил домой сразу же, как только освободился. После ужина мужчины уединились в застеклённой лоджии. Пётр Николаевич коротко рассказал о своих изысках в библиотеке, отметив, что общее впечатление получил и надеется, что с кем-нибудь из местных газетчиков найдёт возможность сотрудничества. Аким Акимович в свою очередь сообщил, что весь день в промежутках служебных забот думал о ночном разговоре с Беркутовым. – Понимаешь, Петро, людей честных и умных у нас очень много. Таких, кто разделяет наши тревоги, среди них – большинство. Я, разумеется, на эти темы с ними не говорил. Но настрой людей и проявляется, и ощущается. Но тебе нужны те, кто мог бы пойти на решительные шаги, так ведь? Полагаю, что ты мог бы встретиться с заместителем нашего начальника РОСТО, он и системой автомотошкол руководит, майор запаса, ветеран-афганец, – с Добролюбовым. Считаю, что подойдёт тебе и бывший секретарь райкома Матвей Коломиец. Он пенсионер, работает консультантом в небольшой строительной фирме. Насколько знаю, в КПРФ не вступал, но иногда печатается в областной газете. Я его лично знаю много лет. Никогда, извини за выражение, занудой и начётчиком он не был. Может быть, с них начнёшь....разговоры свои? – Спасибо, Аким. Как организовать встречи? – Сразу с обоими или... – Нет, нет. Первые контакты строго наедине. Потом видно будет. – Добролюбову я могу домой позвонить. Прямо сейчас. Скажу, что мой знакомый москвич хочет поговорить о,.....скажем, о системе тренировок мотоспортсменов в РОСТО. И предложу познакомить вас....Допустим, завтра? Подойдёт? – Звони. А с Коломийцем? – С Коломийцем завтра переговорю, тоже по телефону. И попробую договориться о встрече вечером. Кстати, моя роль – только познакомить вас.. И сразу ухожу – Конечно. Ещё раз спасибо и звони Добролюбову Друзья вернулись в гостиную, и Аким Акимович присел к телефону.... – Да, Иван Абрамович, вы совершенно правы, – проблемы РОСТО и мотоспорта в частности в круг моих сегодняшних интересов не входят. Полковник Пермяков, мой старинный сослуживец и друг, рассказал мне о вас. И, судя по нашему разговору, вы разделяете тревогу мою и моих товарищей за судьбу нашей Родины. Да, я просил Акима Акимыча свести меня с порядочными людьми в вашей области, с настоящими патриотами... Увы, настоящие патриоты в России нынче не в моде.... Я расскажу вам очень коротко о наших замыслах, после чего вы сможете решить, по пути ли нам. И нужно ли продолжить наш разговор. Не возражаете? – Слушаю, Пётр Николаевич – Я и ряд моих московских друзей поняли, что в силу разных причин мы разделяем вину за нынешнее трудное положение страны. Мы остро ощущаем возможность гибели России в качестве независимого государства. Мы решили начать политическую борьбу, чтобы попытаться изменить гибельный, мы уверены в этом, курс правящих кругов. Нам нужны соратники в регионах России. Ответственные соратники, способные организовать работу в областях и республиках. Можем ли мы рассчитывать на вас? – Ответственное предложение. Я должен подумать. Хотя на ваш по смыслу принципиальный вопрос готов ответить сразу: я желаю успеха вашим замыслам, но смогу ли я принять на себя организационные дела? Как мыслится финансирование, это же крутые деньги понадобятся? Нужна ли организационная структура? Степень легальности?... – Иван Абрамович! Понимаю вашу осторожность. Думайте. Я буду в вашем городе ещё 3-4 дня. Позвоните Акиму и мы с вами детально обсудим проблемы. Пока же скажу одно: мы не заговорщики, действовать намерены в пределах законов. Я приехал с определёнными соображениями, но не будем о них, пока вы не примете решение... – Ваш разговор со мной, Пётр Николаевич, – это серьёзное доверие. Спасибо. Позвоню обязательно. Крепко пожав друг другу руки, они расстались....Со взаимными надеждами. Встреча с бывшим секретарём райкома должна была состояться в этот же вечер. Как сказал Пермяков, Коломиец удивился звонку начальника угрозыска области, однако, на встречу с московским знакомым полковника согласился сразу. Она состоялась в офисе фирмы, где у консультанта был крохотный кабинетик. Пермяков подвёз Беркутова к зданию фирмы. Матвей Егорович встретил их у входа в подъезд. Обменялся шутливым приветствием с полковником и пригласил гостя к себе. Пётр Николаевич несколько недоверчиво осмотрел комнату, едва ли не кладовку, где работал Коломиец, но ничего не сказал. Однако, на всякий случай, включил в кармане скеллер. – Матвей Егорович! – он решил, что в данном случае прощупывающие разговоры не нужны. Тем более, что за пару часов между встречей с Добролюбовым и визитом к Коломийцу генерал побывал в уже знакомой библиотеке и просмотрел выступления Коломийца в газете, – их содержание вполне подошло бы и к замыслам Иванова и Алексина. – Матвей Егорович, Пермяков по телефону не мог рассказать вам о цели моего визита. Поэтому, – сразу к делу. – Прошу вас, Пётр Николаевич. Ваше имя, – это всё, что сказал мне мой давнишний знакомый Аким. – Беркутов. Коллега Акима, только-только ушёл на пенсию. До недавнего времени был начальником Главка МВД. Суть вопроса. Группа старших офицеров нашего ведомства, все отставники, – вы поймёте, почему я это акцентирую, – приняли решение о вступлении в политическую борьбу за принципиальное изменение политической линии нашего российского руководства. Мотивы: считаем нынешний курс пагубным для страны. Осознаём, что есть и наша вина в нерадостном положении страны. Принципиально принимаем только конституционные возможности изменения курса. Нам нужна поддержка в регионах. Как вы относитесь к нашим замыслам? – Это не авантюра? Насколько серьёзно вы продумали реальности ваших замыслов? Вы можете, хотя бы в общих чертах поделиться? – Разумеется. Для того и просил Акима рекомендовать мне местных порядочных, сохранивших честь людей. Он назвал вас, поэтому я просил вас о встрече. – Спасибо Акиму. Я внимательно слушаю вас.... ....В своей взрослой жизни Матвей Егорович испытал два потрясения. Просто и понятно всё было до встречи с майором-пограничником осенью 86-го. Только что прошёл очередной съезд партии, на котором с программным докладом выступил новый Генеральный секретарь Михаил Горбачёв. Недавно избранный секретарём райкома Матвей совершенно случайно встретился с человеком, который не разделил его чуть восторженное мнение о новом руководителе партии. Майор – примерно ровесник Матвея. Он окончил высшую школу КГБ. На заставе, куда сам Матвей приехал с небольшой делегацией, майор был по делам службы. До парома, на котором им обоим предстояло вернуться в “цивилизованные” места, было больше трёх часов и они пошли побродить по лесу, примыкающему к территории заставы. Сначала майор (Матвей записал его имя и фамилию, записку эту потерял, за что корил себя, но так и не вспомнил имя майора), сначала майор поразил Коломийца своим кругозором и начитанностью. Выяснилось это тоже случайно. Матвей по какому-то поводу процитировал первые строчки одного рубаи Омара Хайяма, а майор продолжил цитировать. Усмехнувшись про себя, Коломиец прочитал несколько строк из “Мцыри” Лермонтова и майор тут же продолжил “...И если бы минутный крик мне изменил, Клянусь, старик, я б вырвал грешный мой язык!” – майор весело засмеялся – и, неожиданно перешёл на совсем другую тему. Он спросил мнение Матвея о новом Генсеке партии и с горечью заметил, что сам испытал огромное разочарование. “После пресловутого ХХ съезда и двадцатилетней идеологической спячки я ожидал, что молодой лидер партии сделает серьёзный анализ...Или, по крайней мере, публично заявит о необходимости всестороннего честного, объективного анализа периода руководства страной Сталина. Он промолчал...Он не сумел или не захотел понять, что трудности в стране прямо связаны с утратой идеалов, с цинизмом, который начал развиваться после хрущёвских “разоблачений”....Мерзость. Важнейшее дело, действительно важнейшее – покончить с культом личности Сталина, – сделали бесчестно, более того, лживо. Результат смешения в одну кучу великих свершений и ошибок, привёл к тому, что конъюнктурщики очень скоро “забыли” про свершения, ошибки же возвели в ранг преступлений....Вот это и есть преступление перед народом. Горбачёв обязан был поднять вопрос о честном анализе великого времени в нашей истории...Ох, боюсь, что этот человек не тот, кого мы столь ждали...” Коломиец долго жил под впечатлением этого разговора. Он собственной совестью понял правоту майора. Второе потрясение Матвей Егорович испытал, когда меньше, чем через десять лет, пророчество майора сбылось, и Горбачёв предал свою партию. Потрясение было столь велико, что он не вступил сразу в новую компартию. Потом число групп (он не мог воспринимать их как партии), спекулирующих на коммунистических идеалах стало расти, как на грибах...Матвей во многом соглашался с Зюгановым, но его робость, его половинчатое отношение к Личности Сталина (культ – плохо, но Личность была!) – удерживало Коломийца от вступления в КПРФ. Видимо, время идеологических переоценок ещё впереди. А страна катится вниз, может погибнуть вообще....Пожалуй, задача остановить это падение, – на первом месте. Поэтому он очень внимательно слушал московского генерала. Пётр Николаевич подробно, не называя, понятно, имён рассказал о намерениях организации (про себя подумал: мы, ведь, уже – организация!), о предполагаемых методах её работы. Коломиец слушал напряжённо. Видно было, как он “взвешивал” в уме каждую фразу генерала, одобрительно кивал головой. Только один раз он прервал Беркутова, заметив, что подобная форма общероссийской газеты существует – “Деловой вторник” с центральной редакцией в Москве. Да и некоторые центральные газеты, вроде “Комсомольской правды”, обзавелись филиалами в регионах. – Мы несколько иначе собираемся организовать дело. Наш главный редактор будет только тематику и стиль публикаций предлагать. Главное, – широко привлекать местный материал...Мне, например, понравилась ваша последняя статья в городской “Вечёрке”.....Наша же задача наметить тематику, дать фактический аналитический материал для использования местными авторами. И рекомендовать форму изложения, ориентируясь на степень подготовки разных категорий читателей...Доходчивость же, пропагандистскую эффективность – обеспечите вы, люди, знающие специфику области и самые злободневные темы... Вы видите, я говорю так, словно вы уже дали согласие сотрудничать с нами... – Я не могу не согласиться. Мои мысли очень близки к вашим тревогам. Я готов к работе. Что нужно делать? Начался конкретный разговор, к которому готовился Беркутов, ещё обсуждая с Ивановым задачи своей поездки на Урал. Разговор о способах и формах создания областной ячейки будущей партии, о создании местного печатного рупора партии, о формах взаимодействия. Поздним вечером он ещё раз посоветовался с Пермяковым и решил просить Коломийца возглавить всю их работу в области. Ешё один разговор с Акимом Акимовичем имел большое значение для дальнейших планов Беркутова. Полковник подробно сообщил гостю о своём понимании настроения коллег в соседних областях. И эта информация Петра Николаевича не порадовала. Особенно огорчило, что, по словам Акима, его восточный сосед полковник Харченко потерял лицо, – установил близкие отношения с целым рядом коммерческих фирм, “отгрохал” в зелёном уголке близ самого центра города трёхэтажные хоромы и, собираясь тоже на пенсию, уже обеспечил себе местечко в одном из банков. Пермяков встречался с Харченко совсем недавно на региональном совещании “силовиков” в ведомстве представителя президента. Некогда хороший приятель после фуршета разоткровенничался в узком кругу коллег. Показатели работы у Харченко были лучше всех, на совещании его хвалили, но для профессионалов-сыщиков секрет его процентов раскрываемости был более чем понятен. Впрочем, в других уральских областях явных признаков коррупции Пермяков не видел. Новые же начальники отделов и управлений их профиля работали по 2-3 года, и об их человеческих качествах Аким Акимович знал мало. Не намного больше, чем сам генерал, который видел их во время встреч в Главке. Огорчённый Беркутов спросил Пермякова, есть ли у него соображения, на кого можно опереться в “вотчине” Харченко? – Трудно сказать, Петро. Бываю я у соседей не так уж редко. Сам понимаешь, наш преступный “клиент” в своих делах на границы областей внимания не обращает. Так что, по конкретным делам общаемся не только в начальственных кабинетах....Есть, конечно, подходящие для тебя люди... Но я их не так хорошо знаю, как своих. Может быть, встретишься с начальником ихнего УБОПа? Полковник Свиридов. Впечатление хорошее оставляет, но близко с ним я не знаком....И потом...Как ты мыслишь, возможно ли приехать в город и не повидаться с Харченко? – Нет. Я или совсем не поеду к ним, или должен зайти к Харченко. Ладно, у вас я ещё должен погостить до конца недели. Буду думать....Да, Аким! А старик “Три Ф”? Жив он, я о нём давно не слышал, а ему, пожалуй, уже лет за 80? – Фёдор Фёдорович? “Козырь треф”, как наши подопечные уголовники его прозвали? Я видел его в прошлом году в ноябре на вечере в честь Дня милиции. Сидел в президиуме.....За спиной у мэра. Насколько знаю, он полностью отошёл от дел. Но, может быть, может быть.... – Ладно. И об этом подумаю... В эту ночь оба ветерана милиции опять проговорили, чуть ли не до утренней зари. Пермяков откровенно сожалел, что его должностное положение не позволяет ему активно включиться в захватившие его помыслы дела друзей. Форсировать свой уход на пенсию он пока не решался, но обещал Петру Николаевичу всяческую помощь местным товарищам, возможную без нарушения этики службы. На следующий день Пётр Николаевич решил побывать в некоторых редакциях. Разговор с владельцем газеты “Камень-самоцвет” сложился для Петра Николаевича примерно так, как он и предполагал. С любопытством повертев в руках визитную карточку, на которой значилось “Пётр Николаевич БЕРКУТОВ, генерал в отставке. Город Москва” и чуть ниже: “Издательские интересы”, хозяин газеты хмыкнул и поинтересовался, какими ветрами занесло москвича-генерала в их палестины? Беркутов сразу “признался”, что его фирма, располагая небольшим излишком прибыли, решила войти в дело нескольких провинциальных еженедельников. (Сами понимаете, зачем лишние налоги платить?) Газету “Камень-самоцвет” он присмотрел в местной библиотеке и вот, он здесь и готов предложить этой газете сотрудничество на выгодных условиях. Он также “признался”, что, располагая некими связями в областных структурах, узнал о временных финансовых трудностях издателя, что и подвигло его совместить интересы своей фирмы с помощью коллегам. Сказал и о том, что ему понравилась фрондёрская направленность ряда публикаций газеты, но ей следовало бы придать больше конкретности, что, кстати, позволит и тираж увеличить. Наша же московская редакция претендует на определённое количество постоянных публикаций по своей тематике и со своим редакционным руководством. Издатель – Августин Уральский, так значилось в выходных данных еженедельника, а “в миру” Осип Соломонович Бернштейн, – ломался не долго. Сразу предупредив, что предложенную москвичом “рыбу” договора о сотрудничестве он отдаст на анализ юристу, а сумму вступительного пая обсудит с главбухом, он предложил поговорить о форме сотрудничества. – Как вы, господин генерал, мыслите чисто редакционное руководство местным, скажем так, филиалом вашей газеты? – Подробно вы обсудите этот вопрос позже с нашим главным редактором. Пока же я вижу всё это, примерно, так: четыре или шесть страниц вашего еженедельника мы используем по своему усмотрению. Даём тематику на какой-то временной период. Тексты публикаций готовят наши местные коллеги. Например, о несправедливом использовании доходов государства. Даём фактический материал, разумеется, с соответствующими ссылками на источники информации. Опять-таки, к примеру: трое самых богатых людей страны, – Ходорковский, Абрамович и Фридман, – за прошлый год прибавили к своему личному капиталу более 8 миллиардов долларов. Прибавили, как всем известно, за счёт продажи за рубеж нефти и другого сырья. Это – факт. Второе, – недра, а это и есть сырьё, по Конституции, – всенародное достояние. Это – тоже факт, так записано в главном законе страны. Господин редактор! Всё это не ново, но многие ли ваши читатели это понимают? Как всё это касается непосредственно их? Так давайте посмотрим и третье обстоятельство, – сколько в вашей области живёт человек? 1,5-2% от населения страны? Значит, соответствующая доля от этого прироста богатства, – отторгнута, выразимся вежливо, от ваших нужд. По очень грубым прикидкам, – это 150-200 миллионов долларов или 4,5 – 5 миллиардов рублей. Это касается всех. Лично вы, уважаемый редактор, ежегодно “дарите” этим бедолагам 1,5 – 2 тысячи своих кровных рублей. И не только вы, но и каждый член вашей семьи. Сравните эти цифры с бюджетом области, с вашими финансовыми прорехами....Наши местные журналисты смогут эти цифры расшифровать во всем известные нужды города, сделать понятными любому читателю! – Пётр Николаевич заглянул в свою записную книжку. – Кстати, у нас в прошлом году официально названы миллиардерами не только эти трое “неутомимых труженика”. А суммарно их, так сказать, “заработок” превышает не только бюджет вашей области, но бюджетные расходы всего государства на социальные нужды, здравоохранение и культуру вместе взятые!! Правительство же, как заведенная пластинка с испорченной бороздкой, твердит: денег нет, денег нет... – Схема вполне понятна. Такое взаимодействие возможно. Вы становитесь совладельцами газеты. Её общую направленность мы сохраняем. Редакционную политику определяем совместно, а на своих страницах – диктуете вы. Но, извините, господин генерал. Неужели вы думаете, что эти рассуждения интересны читателям? Их волнуют другие вопросы, – результат футбольного матча, цены на бензин, отношения между Аллой Пугачёвой и Филиппом Киркоровым...Кто выбил зуб Филиппу и было ли это вообще? И подобное... Правда, правда, потери личного бюджета их тоже заинтересует.... Однако, у вас, вероятно, не только просветительные цели. Потребуется и какая-то реклама, конкретная пропаганда. Идей или людей? Скажите откровенно, господин генерал, ваша фирма сотрудничает с коммунистами? – В этом и должно проявиться мастерство журналиста, – рассказать важные вещи понятно и интересно для разных читателей. Надеюсь, таких журналистов мы найдём. И в Москве и у вас. Что же касается ваших вопросов, то отвечаю. С КПРФ мы не сотрудничаем. А насчёт пропаганды, вы правы. Хотя прочистка мозгов наших читателей от завалов многолетнего вранья официальных СМИ является нашей главной задачей, потребуется и популяризация наших взглядов и наших людей. – Вы, конечно, не назовёте сейчас этих людей? Будем рассказывать о некоем гражданине Иванове? Или господине Сидорове? А потом в нужное вам время назовём нужную вам фамилию? – Что ж, хорошая идея. – Беркутов улыбнулся. – Гражданин Иванов. Уважаемая на Руси фамилия. Пусть будет гражданин Иванов. Из редакции Пётр Николаевич вышел с ощущением неудовлетворения собой. С одной стороны, разговор прошёл успешно и есть большая вероятность, что через несколько дней РВС приобретёт первый печатный голос. Пусть не в собственность, но право регулярных публикаций, что, в сущности, и требуется. С другой стороны, осталось чувство дискомфорта, чувство недосказанности, словно он в чём-то обманул собеседника. Беркутов присел на скамейку в сквере и “прокрутил” в памяти прошедший разговор. Нет, неправды он не сказал, а откровенничать с деловым партнёром совершенно не нужно. Не нужно. Да и не безопасно. У Петра Николаевича были адреса ещё двух редакций, но, подумав, он решил повременить с визитами. Если сорвётся договор с “Камнем-самоцветом”, то Коломиец навестит их. Две же газеты в одной области пока не по карману. Деньги Горькова тратить нужно разумно. Его выезд на Урал по их с Лёвой договорённости охватит 3-4 области, где он, Беркутов, должен завязать контакты. После него поедет Ганжа. Он и оформит юридически то, о чём удастся договориться Беркутову. Начало получается перспективное. Что будет дальше? Фрагмент 9 В дни, когда Пётр Николаевич начал налаживать связи в глубинке России, Лев Гурыч улаживал свои больничные и служебные дела. В госпитале ему сняли гипс, после чего хирург пригласил Иванова зайти на несколько минут в ординаторскую. Ещё раз осмотрев его, заставив пару раз пройтись по комнате, постоять на одной ноге, достать с закрытыми глазами кончик собственного носа, врач сказал: – Не первый раз я провожаю вас, товарищ полковник, из госпиталя. Надеюсь, последний. Честно говоря, у многих были грустные прогнозы, когда вы почти неделю без сознания лежали. А теперь, – лёгкая хромота – жизни не помеха. В остальном – и голова, и внутренние органы, – в полном порядке. Но всё же, мой совет, желательно изменить образ жизни. Падение с пятого этажа не всегда так благополучно кончается... – Учту, Вартан Тигранович. Я ухожу на пенсию. Буду спокойно жить, на рыбалку ходить....Хотя, это вряд ли... Никогда не увлекался рыбалкой. – И ещё одно, Лев Гурыч: абсолютно обязательно закрепить курс лечения в санатории. Организм у вас крепкий, но два с половиной месяца в постели, тяжёлая нагрузка на сердце, на лёгкие. Лишённые ежедневной нагрузки, они склонны к заболеванию. Явных признаков оных я у вас не вижу, но 4 недельки спокойной жизни, с прогулками в лесу, по морскому пляжу считаю необходимыми. Соответствующие бумаги и вашему начальству, и в хозяйственное управление я уже направил. Рекомендую в Прибалтику. – Прибалтика нынче заграница! – Да нет. Лучший с лечебной точки зрения курорт на Балтийском побережье, – наш. Зеленогорск, Калининградская область. Не столь фешенебельно, как у некоторых, но условия оздоровительные отличные. Да и комфорта хватает. Вполне хватает. Там у Министерства обороны великолепный санаторий. – Я бывал там, доктор. Правда, только по служебной надобности. Места там, действительно, изумительные. Сосновый лес, пляжей таких нигде нет. – Ну и ладненько. Езжайте. Желаю успехов...и не встречаться нам больше! – В этих стенах не встречаться, Вартан Тигранович! В этих стенах! Не долго задержался Лев Гурыч и на работе. Приказ о его увольнении был подготовлен заранее. Пригласили на пять минут к генералу, новому начальнику...Прошёл по отделам, попрощался с коллегами...Сдал табельное оружие и служебное удостоверение. Присел за свой, или уже не свой, стол? Все бумаги Вячеслав давно вынул, рассортировал, нужные для работы взял к себе, остальное отнёс Льву домой....Посмотрели в глаза друг другу. Всё! – С тобой, Слава, мы не расстаёмся....А в остальном....И это здание, и эти заботы теперь для меня – прошлое. Но какое дорогое прошлое! А,...не будем об этом. Вечером сможешь заглянуть ко мне? – Разумеется, Лёва. Я с тобой не прощаюсь, увидимся. Ты иди, и не грусти, пожалуйста. Хотя понимаю, как тебе трудно. Но ты думай о своём новом деле. Оно, пожалуй, поважнее всех прошлых...А тебе его с азов осваивать приходится. Иванов вышел, тщательно закрыв дверь. Ещё открывая замки своей квартиры, Лев Гурыч услышал надрывающуюся телефонную трель. Быстро вошёл, присел возле телефона. С радостью услышал голос Беркутова, с которым не связывался уже два дня. Дела у Петра складывались нормально. Их прогноз на поездку оправдался почти полностью. В трёх уральских городах Пётр Николаевич завязал перспективные контакты и подготовил почву для поездки юриста. Вот только Харченко? Беркутов колебался, возвращаться в Москву или всё же побывать и у него? – Тебе, Пётр, на месте виднее. Мне же отсюда кажется, что съездить к нему нелишне. Раскрываться перед ним не обязательно, а там сориентируешься. – Ладно, сегодня позвоню ему и выеду ночным поездом. У тебя-то как дела? – Спасибо, господин генерал. Вчера с госпиталем распрощался, а сегодня – с нашей конторой. С сегодняшнего дня я законный пенсионер. – С чем и поздравляю! Всего доброго, Лёвушка. В субботу, надеюсь, увидимся. Лев Гурыч положил трубку и тут же раздался новый звонок. На этот раз звонил Гриша Смыслов, отставной сыщик, друг Костеренко. Да и с Ивановым их связывали тёплые доверительные отношения. Высокий очень худой еврей, носивший вполне русские имя и фамилию, очень хорошо и похоже описан Леонтьевым в “сериале” про сыщика Иванова. Умный, очень физически сильный, несмотря на нескладную внешность, Гриша был сыщиком от бога и много раз помогал Иванову в его запутанных расследованиях. Когда его неожиданно пригласил в гости, ещё будучи начальником Главка генерал Беркутов, Гриша удивился. Он был знаком с генералом, раза два бывал у него в кабинете вместе со Львом Гурычем, но степень знакомства не предполагала посещать генерала дома. Однако, Григорий Ефимович не привык смущаться ни в каких ситуациях. После чая с вареньем, Беркутов доверительно сказал Григорию, что предполагает после очень скорой своей отставки заняться политикой и, в нескольких фразах сообщив о своих взглядах, спросил, разделяет ли Смыслов его оценки?... Гриша сразу понял, что приглашение связано с его дружбой с Ивановым, и вполне допустимо спросить о позиции полковника. Пётр Николаевич не стал отрицать, что Лев Гурыч знает об их разговоре – Полковнику Иванову я доверяю полностью и во всём. Это не просто слова, Пётр Николаевич. Это вывод после тридцатилетнего сотрудничества с ним. И хотя я не знаю ваших конкретных планов, я готов помогать вам, если потребуется. – Спасибо, Григорий Ефимович. Пока мне важно знать ваше принципиальное мнение. Подробнее поговорим позже. Лев после выхода из госпиталя, с Григорием ещё не встречался. Он поздоровался с Гришей, ответил на его вопросы о самочувствии и пригласил заглянуть к нему. Тут же договорились, что Смыслов заедет около пяти часов. “На чашку чая, как принято у англичан, на “five o’ clock”, – пошутил Лёва. Он уже раньше думал о привлечении к новым своим делам Гриши Смыслова, но видел целесообразность пока только в подключении его к работе Костеренко. Будущей партии нужны члены, достаточно много членов, иначе в регистрации откажут. Допустить это нельзя. Такие люди, как Григорий Ефимович, – убеждённые в необходимости начатой борьбы, – золотой актив партии. Его же профессиональные способности розыскника пока, слава Богу, не нужны. Но понадобятся, ой как понадобятся, когда мы громко заявим о себе и власти заметят нас. Этого не избежать. ....Чувство ответственности – тяжелейшая ноша. Добровольно приняв на себя огромную заботу, Лев Гурыч уже не мог не думать о деле непрерывно. Даже ночью Мария не раз ругала, просила его – Лёвушка, засни, тебе нужен отдых....Ты ещё не оправился полностью от болезни,...Но мысли одолевали его. Правда, иногда он вдруг засыпал днём, коротко, почти не отдыхая при этом. Ложился на диван и отключался на 20-30 минут. Мысли изнуряли, хотя практически все очередные дела были уже продуманы и обсуждены с товарищами, которые и делали их. Ко Льву домой, – квартира его органически стала штаб-квартирой рождавшейся партии, – приходили с информацией и Алексин, и Ганжа, и Костеренко, звонил Пётр Николаевич. Вот теперь он ждал Гришу, которого уже решил подключить в помощь Костеренко....Дело у Василия Ивановича шло достаточно успешно. Побывав в полутора десятках неформальных объединений ветеранов, встречаясь с обездоленными и, нередко, озлоблёнными, одураченными назойливой и лживой пропагандой людьми, он неожиданно стал талантливым пропагандистом. По его подсчётам, уже едва ли не две сотни человек выразили готовность вступить в новую партию, как только она появится организационно. Вчера вечером Лев обсуждал с Ганжой, как оформить первую в Москве ячейку партии. Рассматривали разные варианты, изыскивая возможность “убить двух зайцев” – и создать партийную группу и не произносить вслух слово “партия”. Наиболее вероятным казалось создать на основе лектория “кружки” по изучению истории России и её политики. Опять просматривалась аналогия с действиями ленинцев в начале прошлого века. Много думал Иванов о намеченной встрече с Алексиным. Виделись они часто, но всё – коротко, и оба хотели выбрать время для уже назревшего капитального разговора. К сожалению, Павел был до предела занят на своём телеканале...Возможность думать над новыми проблемами была крайне ограничена. Но новые задачи очень привлекали его. Принято думать, что работа за телеэкраном привлекает журналистов намного больше, чем в газетах-журналах. Внешне, становишься, вроде бы, более известным широкой публике. Хотя и здесь, – есть ведущие, а есть и телерепортёры, лишь иногда добивающиеся возможности в течение нескольких секунд появиться на экране в достаточно длинном сюжете как бы в награду за колоссальный и нередко опасный труд. Ведущие тоже далеко не все имеют “свои” программы и, для многих из них, работа сводится к обязанностям диктора без права на собственную мысль. Алексин получил достаточную известность, когда работал в составе группы журналистов, “допущенных” к освещению великих деяний бывшего президента. Смена президента повлекла за собой и смену приближённых, в том числе и среди телевизионщиков. Собственной программы у Павла не было. Создать её, – для этого требовалась не только творческая инициатива, но и очень большие деньги. Работа Алексина оплачивалась очень высоко, он был далеко не беден...Но для создания программы нужны были затраты другого порядка. Главное же, он хорошо понимал, что шанс выйти на экран с серьёзной аналитической программой близок к нулю. Всевозможные же “ток-шоу” и азартные игры-конкурсы Павла не привлекали. Именно поэтому он много времени уделял “печатному слову”, на что и обратил внимание Иванов, вспоминая в госпитальных раздумьях знакомых журналистов. Писал Алексин остро, часто разяще. Его печатали во многих газетах умеренной оппозиционности. Бывало, его специально снабжали горячей информацией, чтобы использовать его талант в конкурентной борьбе. То, что при этом всплывали многие сопутствующие неприглядности нашей жизни, заказчиков не волновало. У самого же Алексина росло чувство гнева на всеобщее падение нравов. Поэтому он быстро и охотно согласился на неожиданное предложение Иванова и с энтузиазмом включился в работу. Но времени катастрофически не хватало. Павел даже подумал, не уйти ли из телевидения, но Пётр Николаевич решительно высказался против, полагая, что связи и возможности Алексина в этой среде могут пригодиться для их борьбы. Лев Гурыч поддержал многоопытного генерала, и Павел остался работать на телеканале. Но времени катастрофически не хватало. У Павла голова разбухала от замыслов. Короткие наговоры на диктофон никак не заменяли необходимость сформулировать всё на бумаге....На бумаге будет позже, в газетах. Пока же он нередко вскакивал ночью и садился за компьютер. Что совсем не приветствовалось подругами журналиста. Павел давно перешагнул оптимальный возраст для создания семьи. Активная журналистская деятельность и очень привлекательная внешность, отличная квартира, достаточная денежная обеспеченность и жизнерадостный нрав – вот составляющие его нынешнего положения. Оно частенько огорчало Павла, но Иванов как-то в разговоре на бытовые темы тяжело вздохнул и философски заметил “что выросло, то выросло”. Ладно. Если продолжать философствовать, то заговоришь и по-французски – в русском произношении “се ля ви”. Другая французская проблема “шерше ля фам” перед ним никогда не вставала. Капитальный разговор Иванова и Алексина состоялся в пятницу вечером, почти ночью. Мария – с её новым увлечением – вязаньем, – сбросила туфли, дав тем самым сигнал, что “приём закончился, и мужчины могут снять галстуки”, поставила широкую низкую рюмку с золотым ободком и бутылку с коньяком на журнальный столик и устроилась на диване. Гость и хозяин пододвинули свои кресла к этому же привлекательному месту. – Давно спросить тебя хотел, Павел Алексеевич, тебя не шокирует моё отношение к некоторым кумирам творческой интеллигенции? К “совести нации”? – Ты говоришь про академиков Лихачёва, Сахарова? Нет, не шокирует. Я этим переболел. Был период, когда я им в рот смотрел, но, скоро понял, что крупнейший физик не означает умный политик. Тем более, не со своего голоса выступал Сахаров. Что же касается Лихачёва, то он и в своей специальности дутый авторитет. Читал я полемические статьи о его работах по истории русской словесности и согласился с критикой в его адрес. Полностью согласился. А ещё что ты имел ввиду? – Вообще-то, я говорил о них. Но и шире. Острие их и им подобных выступлений были против всего советского. Я же, хотя не зову к возврату советской практики, считаю общую направленность советской хозяйственной политики в большинстве случаев правильной. Ошибок, увы, много было. Эти ошибки вполне конкретных руководителей нынешняя пропаганда бессовестно преувеличивает, выдаёт их за умысел системы. Использует для оправдания современных порядков... – И умело использует. Использует дубовую прямолинейность бывшей у коммунистов системы пропаганды.... – Что да, то да! В те времена пропаганда зачастую достигала обратного эффекта. Вот мы и должны сейчас исправлять ошибки той агитационной работы и разоблачать ложь нынешних геббельсов. – Лев Гурыч, милая Мария, не забывайте – я учился при советской власти на журналиста, то есть, специализировался на этих вопросах. Кстати, и диалектике нас учили, и логике анализа....Не бойся, полковник, когда ты сватал меня в своё войско, я сообразил, какова будет направленность нашей работы. Согласие дал вполне осознано. Так что, ты меня сейчас не проверяй, лучше послушай о некоторых задумках, покритикуй, посоветуй.... – Он Змей, мудрый Змей, Лёва, – вступила в разговор Мария. – Я тебе говорила, что Павлик не подведёт! – Ты, Машка, меня не конфузь. Подумает Паша, что я сомневался...Ну, хватит. Рассказывай, Павел Алексеевич, мы готовы... Алексин достал из своей плоской сумки тетрадь и заглянул в неё.... Размышляя о работе газетной системы партии, Алексин сразу попытался сформулировать для себя главную задачу. Она представлялась ему как необходимость привести максимальное количество людей-избирателей (он почему-то не терпел слово “электорат”) к пониманию, что изменение политического курса руководства страны совершенно обязательно. Для этого недостаточно доказать, что стране грозит гибель. Многим, если не большинству, следовало объяснить, что это значит, в том числе для него лично, для его родных и близких. Ведь страну, – Россию, – нельзя погрузить на баржу и увезти куда-нибудь. Для достижения такого понимания нужно сначала убедить потенциального избирателя прочитать предлагаемый ему материал, сделать этот материал понятным и доходчивым. После чего убедить людей, что именно наши газеты рекомендуют дать власть знающим и достойным людям. И кому именно. Такое конкретное понимание задач и предопределяет обязанность газет говорить с каждым читателем на понятном ему языке. Значит, Редактор должен чётко определить несколько категорий читателей и, может быть, один и тот же материал предлагать многократно, но в разных вариантах изложения. – Об этом я уже говорил на заседании нашего штаба, извините за повторение, но вот я схематично в табличной форме наметил эти группы читателей. Посмотрите, ребята, – и он протянул Ивановым отпечатанный на принтере листок бумаги. – Вполне понятно, – ответила Мария. – Понятно и разумно. Лев Гурыч согласно кивнул головой и взял у Павла следующий листок. На нём были напечатаны укрупнённые как бы направления разработок, которые в свою очередь были разбиты на конкретные темы. И Льву и Марии понравились острые парадоксальные заголовки, – в них зримо ощущалась бьющая в цель мысль автора. Например, статью о постоянном росте цен на хлеб он задумал дать под аншлагом: “Пётр I: за непотребные цены на хлеб – нещадно бить батогами”. И подзаголовок – “У нас цены на хлеб не растут. Просто буханка становится легче”. Показал Алексин и уже готовые наброски некоторых статей, тоже одобренные Львом Гурычем. – Я делаю заготовку, включаю в неё немного информации, так сказать, российского уровня. Передаю по электронной почте во все наши газеты. А местные сотрудники развивают материал, включают факты и примеры из своего региона, злободневные, известные любому горожанину, и статья приобретает не только местный колорит, но и становится доходчивее, убедительнее....Эх, скорее бы начать! — Пётр Николаевич звонил. Он успешно зацепился за уральскую почву. Завтра прилетит. А на следующей неделе наш юрист начнёт договорные отношения с областными газетами оформлять.....Надеюсь, до конца месяца пробные шаги сделаем. Тебе, Павел, тоже надо бы побывать там, но сумеешь ли вырваться? Пока удачно получается: во всех трёх городах, где генерал побывал, среди намеченного актива есть пишущие люди. Так что одним махом две задачи решаются. Дальнейшее – их забота, хотя нам контроль терять нельзя...И общее направление тематики за нами. Обсуждение захватило всех. Время летело незаметно. Наконец, Мария встала с дивана. Разлила остатки коньяка по бокалам. Вопросительно посмотрела на Алексина: не достать ли ещё?....Но он запротестовал и, взглянув на часы, выразительно постучал по ним пальцем: – пора! Фрагмент 10 Генерал-полковнику Лев Гурыч позвонил вечером домой, из телефонной будки возле станции метро “Арбатская”. Не то, чтобы его беспокоило чьё-либо внимание к своей особе, но возможности постороннего интереса к разговорам высокого действующего военачальника он не хотел исключать. И разговор продумал очень конкретно. Телефон долго не отвечал. Лишь после девятого гудка отозвался глухой голос. – Здравствуйте. Могу я поговорить с Геннадием Афанасьевичем? Я – Иванов, Лев Гурыч. – Слушаю вас. – Мне рекомендовал встретиться с вами мой отец, генерал в отставке Иванов Гурий Алексеевич. Он служил с вами в группе советских войск в Германии. – Помню, конечно. Где и когда вы хотите встретиться? – Если позволите, я бы приехал к вам. Наш разговор займёт 10-15 минут. – Жду вас, – генерал назвал адрес и Иванов, сказав, что доберётся за полчаса, спустился в метро. Он рассчитал точно и через полчаса нажал кнопку домофона... Генерал, высокий чуть сутуловатый человек в домашней вельветовой куртке, молча пожал руку Льву Гурычу, внимательно оглядел его и жестом пригласил пройти. На мгновение замешкался у открытой двери в комнату, явно кабинет. И пригласил в другую, похоже, в спальню. Сел на широкую тахту и также жестом указал гостю на глубокое кресло. – Прошу вас – Разрешите представиться: фамилию и имя я назвал. Полковник милиции в отставке. С недавних пор. Точнее – уже неделю. После достаточно долгого отдыха в госпитале. Более 30 лет в розыске. Значит, всегда на ногах, в запарке...И вот,...получил время подумать о жизни... Размышления не радостные. – Лев Гурыч помолчал и, взглянув генералу в глаза, – продолжил: Геннадий Афанасьевич! Я коротко изложу свои выводы, и, если вы не сочтете их созвучными, на этом и закончим наш разговор. – Слушаю вас. – Первое. Я считаю, что наша Родина, наша страна, наш народ – на пороге большой беды, смертельной беды. Второе: политический курс нашего правительства от несчастья не отвратит, более того – он усугубляет положение. Третье: уйти от беды, исправить положение можно только, изменив этот курс. Я полагаю, что знаю, как и что нужно делать. И последнее: ощущая свою личную ответственность за создавшееся положение в стране, я готов отдать всё – свои силы, свою честь, свою жизнь за изменение ситуации. Это всё, товарищ генерал. – Прежде чем ответить, господин полковник, я задам два вопроса: вы считаете возможным говорить об этом в незнакомой квартире? И...вы упомянули о готовности отдать всё, в том числе свою честь за...благое дело. Что вы имели в виду, произнеся такие слова? – Отвечаю. Я достаточно знаком с методами и возможностями спецслужб, да и ...вы... Вы меня не пригласили в кабинет. – Иванов вынул из кармана и положил на подлокотник кресла небольшую пластмассовую коробочку. – Если мы будем говорить вполголоса и не удаляться от этой безделушки дальше 4 метров,...нас никто не услышит. Теперь о чести. Мы давали присягу служить Родине, в конечном счете, народу. И в своё время не защитили ни народ, ни государственную систему. Мы нарушили присягу. И я и вы. Теперь страну нужно спасать и защищать. В мире уже создаётся “новый порядок”, почти по Гитлеру. И создаётся он против России, за счёт России и на обломках России. Это слова Бжезинского, Геннадий Афанасьевич, помните такого американского ястреба из поляков? Главного политика Штатов? О другой судьбе мистер Бжезинский не велит нам даже мечтать. Хотя я намерен использовать только конституционные методы достижения цели,...подчёркиваю, исключительно конституционные, я понимаю, как можно интерпретировать мои слова. Понимаю, что в случае неудачи оценивать эти слова буду не я. Другие будут оценивать.... Поэтому я и сказал, что готов рискнуть своей честью...в глазах других. Ибо перед своей совестью, перед моим народом я чист. Наступило долгое молчание. Наконец, генерал сказал: – У меня тоже душа болит, Лев Гурыч. Примерно по тем же причинам. Но у меня нет, как вы сказали, понимания о своих возможностях... Мои полномочия не столь велики. Ведь я даже не министр обороны, хотя и он.. .- генерал махнул рукой. – Высокий чиновник всего лишь... И потом, Лев Гурыч, если в ваших планах не предусмотрены силовые действия,... какова роль военных? В частности, моя? – Благодарю вас, Геннадий Афанасьевич. Очень рад, что вы поняли меня. Отец предвидел вашу реакцию. Ну, что же, значит, эти вопросы необходимо обсудить. Я готов дать разъяснения. Мои соображения, если можно так сказать, со стороны, могут показаться вам не интересными, но я готов поделиться....А вы сможете уточнить их или....Ну, вам виднее. Мы встретимся с вами ещё, и не раз. Если вы не против такой встречи... Иванов вынул из кармана и протянул генералу газету, в которой были отчёркнуты откровения небезызвестного Гавриила Попова – “Нетрудно понять, что точечные бомбардировки Ирака не только разрушили режим Хусейна. Они нанесли сокрушительный удар по планам тех, кто мечтает о новом “народном” режиме для России. Теперь ясно, что даже если они захотят и восстановят советскую власть, это будет сугубо временная акция. А дальше – точечные удары и трибунал”. – Каково, Геннадий Афанасьевич? Откровенный мерзавец. Это ли не тема для разговора о задачах военных...в моих надеждах? – Полагаю, я понял вас. Действительно, в такой ситуации может появиться нужда в ясной позиции военных, в некоем очень твёрдом, очень недвусмысленном предостережении.....Да, я понял вас. – И оно должно прозвучать от военных, уверенных в своей возможности осуществить своё предостережение....Блеф абсолютно не допустим. Блеф легко проверить. Иначе начнутся рассуждения о том, в чьих руках “ядерная кнопка”, кто даст приказ? И тому подобные. – Это преодолимо. Есть возможность перейти на ручное управление. Правда, и тогда есть много условий блокировки... – Вот в этом и должны разобраться специалисты....При чём не на одной-двух установках. Я, Геннадий Афанасьевич, ещё и ещё раз повторяю: мы не планируем заговор. Мы победим строго в рамках Конституции. Но современные политики не привыкли уважать законы, даже ими самими введенные. Те, о чьих тайных расчётах проболтался Гаврила Попов, могут не подчиниться воле народа на выборах и призвать на помощь...НАТО, или США – не суть важно. Потому и нужны гарантии не бумажные, а опирающиеся на реальные возможности дать отпор....У меня всё, товарищ генерал. Разрешите идти? Генерал встал и протянул Льву Гурычу руку. – Идите, полковник. Мне нужно подумать.- Потом добавил – Я с глубоким уважением отношусь к вашему отцу. Надеюсь, вы унаследовали его высокие нравственные качества. – Скупо улыбнулся,- вы и внешне похожи. Иванов направился к двери, но задержался и сказал: – Разрешите, товарищ генерал, задать ещё вопрос? – Прошу вас. – Я внимательно слежу за публикациями на военные темы, но хотелось бы услышать мнение специалиста... Действительно ли достаточность нашей самообороны достигнет минимума через 8-10 лет? – К сожалению. Это предельный срок истечения ресурса наших главных ракет, их надёжности. Это не секрет, печать об этом уже много раз сообщала....Впрочем, наши оппоненты считать и сами умеют. – А как же слова нашего президента о сверхновых видах оружия? – Наши танки Т-34 уже в 41-м году значительно превосходили по качеству немецкие. Но сколько их было? Новейшие достижения техники без должного обеспечения промышленной мощью,... так что,...- генерал не договорил и снова махнул рукой. Фрагмент 11 Без двух дней месяц провёл Беркутов на Урале. И, хотя Лев Гурыч получал регулярную информацию по телефону, он не только по-человечески соскучился, но и жаждал услышать живой рассказ друга о пере питиях поездки. Поэтому, как только Пётр позвонил, что он уже дома, Лев сразу собрался и вышел во двор, куда он ещё рано утром пригнал свой “пежо” с охраняемой стоянки. Каждый раз, подходя к своей машине, он обращал внимание на накладную блестящую надпись “peugeot” и удивлялся архаичности французского языка, где простое коротко звучащее слово “пежо” передавалось аж семью буквами, три из которых не произносится. И вспоминал, как в 1918 году Ленин одним указом отменил написание буквы-паразита “Ъ” на конце слов. Одним решением сэкономил тысячи тонн бумаги и типографской краски. Подумать только, в одном 53-х томном издании Большой энциклопедии буква-паразит занимала бы, напечатай их подряд, целый том! Сейчас ненавистники всего советского изощряются: появились газеты с этой буквицей в конце названия – “КоммерсантЪ”, “ДворникЪ”, вывески типа “ТрактирЪ”, “АлтынЪ” и другие в том же духе. Трудно понять, что движет изобретателями подобных названий, – бездумный антисоветизм, неумное оригинальничание или элементарная малограмотность? Машина простояла без присмотра всего несколько часов, сам он теперь мирный пенсионер, не занятый бесконечным поиском преступников, но привычка есть привычка, и он внимательно осмотрел свою “лошадку”, не забыв заглянуть и под капот. Естественно всё оказалось в порядке и Лёва с удовольствием сел за руль. После трёхмесячного лечения, он всего второй раз сел на водительское место и, можно сказать, испытывал радость полного выздоровления. Пётр Николаевич жил не так уж далеко, – в одном из старых домов Покровки в Подсосенском переулке и через двадцать минут машина, проскочив Чистопрудненский бульвар, въехала в арку ворот огромного двора. Иванов остановил машину возле самого подъезда, взбежал, насколько позволяла всё ещё болевшая нога на невысокое крыльцо, набрал цифры кодового замка...Высокий облицованный керамической плиткой холл, – здание строилось в середине 30-х, когда новый, позже названный “сталинским”, стиль строительства только ещё утверждался... Гранитные изрядно потёртые ступени лестницы, лифт в старинной проволочной клетке... Дверь открыла Полина Ивановна, обняла его за плечи и, слегка оттолкнув от себя, сказала: – Лёва, дорогой мой мальчишка, как приятно видеть тебя снова здоровым...- она поцеловала его в щёку и шагнула в сторону, уступая место Беркутову, который, широко улыбаясь, стоял на пороге кухни. – Проходи, Лёвушка, в гостиную. Я уж всё приготовила, когда ты позвонил. Угощу отличным печеньем и хорошим кофе. А Петру чаёк заварю, за его пристрастие к кофе мне уже доктор выговор сделал. Ничего, я его отучу. Я не Верочка, мне он приказать не сумеет. – И Полина Ивановна, отодвинув генерала от двери заспешила в кухню. – Заходи, Лёва. Я, признаться, тоже рад видеть тебя, – проходи, друг мой. Беркутовы жили в большой четырёхкомнатной квартире, получившейся в результате реконструкции огромной многокомнатной коммуналки, разделённой на целых три меньшего размера, но благоустроенных по стандартам уже 80-ых. Полина Ивановна знала многих подчинённых мужа-генерала, но не скрывала своего особого отношения к постоянно весёлому немного суматошному Славе Кличко и его серьёзному немногословному, но с постоянной хитринкой в глазах другу – Лёве Иванову, всегда радовалась их появлению. Очень переживала серьёзную травму Льва Гурыча. Они прошли в гостиную. Пока Полина Ивановна готовила кофе, Пётр Николаевич рассказал о внешней стороне своего путешествия, смущённо заметив при этом, что устал, как уже давно не приходилось. – Всё же, я намного старше тебя, полковник, – добавил он. Выпив кофе и чай с вкуснейшим рассыпчатым печеньем собственного Полины Ивановны приготовления, друзья и соратники начали разговор, который ожидали с нетерпением. – После предостережения Аким Акимыча, я долго колебался, ехать ли к Харченко, пусть и не к нему лично. Но подумал: о моей поездке по городам Урала он всё равно узнает. Зачем побуждать его задумываться “а почему генерал в отставке у всех побывал, а у меня нет”? Харченко умный человек и опытный специалист. Он поймёт, что моя поездка – не только ностальгия по местам молодости. Скоро, я уверен скоро, начнут действовать наши уральские группы, и мой тёзка Петька Харченко сумеет связать их появление с моим вояжем. – Ты сказал ему о наших замыслах? – Нет. Но сказал, что раздумываю, не заняться ли политикой? Харченко я агитировать не стал. Аким прав, он рад новым порядкам, приспособился к ним и совесть его не беспокоит. Дискутировали на эту тему мы не более десяти минут. Остались “при своих”, и перешли на воспоминания юности. Тут и было уместно спросить про старика “Три Ф”. Ты его не знаешь, молод ещё, но слышать о нём мог....Навестил я Фёдора Фёдоровича. Кое-какие советы получил и, надо сказать, они оправдались. Физически Фёдор Фёдорович сдал, но ум ясен, за жизнью следит. Научился газеты читать и ящик смотреть очень критически. Говорит, “сразу вижу, где ослиные уши торчат”! – О Фёдорове я слышал. Своего рода Уральская легенда. Значит, помог он тебе? – Да, назвал две фамилии достойных людей С ними я говорил. Как положено, Лёва, я тебе по итогам командировки отчёт уже подготовил. Сегодня оформлю его и завезу....в штаб-квартиру. Тоже нужно. Начали тратить деньги, обязаны и формальности соблюдать. – Что верно, то верно. Пойдём регистрировать свою организацию, – будут до буковки проверять, и бухгалтерский порядок юристы проверять будут. Мы уже с Ганжой завели все необходимые формы, журналы и тому подобные обязательности. Вот никогда не думал, что это так сложно. – Мальчишка! Верно Полина говорит, – мальчишка! До пенсии дожил, а будни начальника так и не познал. Это я в Главке не только вами орлами-операми руководить должен был, но и бухгалтерские бумаги подписывать. Читать и подписывать. – На то ты и Генерал. Ладно, Пётр Николаевич. Отчёт отчётом, а я сгораю от нетерпения твой живой рассказ услышать. Пётр Николаевич удобнее устроился в кресле, налил чашку, сделал глоток кофе из всё же разрешённой Полиной Ивановной новой порции живительного напитка, и начал неторопливый рассказ. Поездка была трудной, но удачной. В четырёх областях Урала, в том числе в его неформальном центре, найдены убеждённые, даже страстные, единомышленники. Они полностью согласились с оценками и поддержали идею Льва Гурыча о начале активной борьбы за изменение политического курса страны. Фамилия Иванова нигде, кроме бесед с Акимом Пермяковым не называлась, но все поняли, что во главе дела стоят генерал Беркутов с ближайшими товарищами из бывших кадровых офицеров МВД. То есть, из людей знающих и ответственных, которым можно довериться в столь великом начинании. Может быть, одним из главных выводов поездки было безусловное подтверждение, что в провинции люди мыслят также, как они. Что стихийное понимание недопустимости существующего положения, необходимости срочной и активной борьбы разделяется многими и многими. С особым интересом Лев Гурыч слушал рассказ о встречах Петра Николаевича на юге региона. С начальником Угро области молодым полковником Чегловым генерал созвонился из кабинета Акима. Предупредил о своём визите, попросил заказать гостиницу. – Ждём, господин генерал-лейтенант. Встретим, как положено. Устроим приятно, есть у нас отличная хижина для гостей на берегу седого Яика... – Отставить! Ошибаетесь, Владимир Фёдорович! Титулуете меня не точно. Теперь – я генерал-лейтенант в отставке! Хижину вашу видел, не для меня это. Если возможно, то хорошо бы просто приличный номер в гостинице... – Как скажете, Пётр Николаевич! А уж встречу вас лично, обязательно лично. Этого молодого выдвиженца Иванов встречал на совещании у замминистра, на котором присутствовал незадолго до своего столь неудачного падения с балкона. Народу на совещании было порядочно, но уральского полковника он приметил по его неожиданным и дерзким репликам. Знакомясь с ним в кабинете генерала, Лев Гурыч не расслышал фамилию и переспросил – Щеглов? “Нет, – ответил молодой полковник, – Чеглов, от старинного русского имени Чеглок произведена”. Беркутову он тоже понравился, но, планируя поездку по Уралу, Пётр Николаевич не собирался раскрываться перед ним полностью. И при встрече сказал лишь о том, что подумывает на старости лет заняться политикой. – Впрочем, Лёва, я сказал ему и о том, что старым себя не считаю – мне до семидесяти ещё пилить и пилить, а семьдесят, если верить бывшему вождю нашему Брежневу, – семьдесят это возраст политика. – Пётр Николаевич засмеялся. – Не верите Брежневу, поверьте Мюллеру Юлиана Семёнова. Ему, как известно, верить можно. Чеглов жизнью не обижен, удачлив. Но умён и честен. Я его плохо знаю, но такого мнения о нём придерживается и Аким Акимыч. Такое и у меня сложилось после довольно продолжительного разговора за ужином. Ох, Лёва! Вечерние застолья, ты знаешь, я не люблю. Но отказаться от приглашения хозяина я не мог. Да и нужно было его порасспросить. На теме патриотизма он загорелся и помог мне с контактами. Вот и со священником посоветовал встретиться. – С кем? – С настоятелем Свято-Успенской церкви, отцом Никодимом. В миру очень приятный и эрудированный человек, – Дмитрий Степанович. Я, Лёва, даже попросил его написать большую статью, пообещал способствовать публикации. Кажется мне, очень полезна она будет для нашего дела, для правдивого просвещения людей. Да и сан его церковный для многих лишним аргументом станет. – Расскажи, пожалуйста. – Только конспективно, Лев Гурыч. Пришлёт Дмитрий Степанович статью, сам прочитаешь. Сейчас расскажу, а пока посмотри, я записал со слов настоятеля интересное изречение главы Русской Православной церкви, – Беркутов протянул Иванову листок бумаги: Патриарх Алексий (декабрь 2001): “В результате изменения общественного строя и экономических отношений в последнее десятилетие произошло резкое расслоение общества на сверхбогатое меньшинство и бедное большинство. Возросла социальная несправедливость”. – Как видишь, Лёва, руководители нашей церкви отчётливо понимают происходящие в стране изменения. А в своей статье отец Никодим расскажет о том, как тысячу лет назад христианское учение на одном из церковных конгрессов (я запамятовал, на каком именно), раскололось на две непримиримые части – Римско-католическую, из которой вышли и все нынешние протестантские течения, и – Православную. Их коренное различие не в церковной обрядности и догмах, а в философии жизненного развития. На Западе в его основе крайний индивидуализм, по простому – крайний частнособственнический эгоизм, – было бы мне хорошо, а до соседа мне дела нет! У восточных же христиан – общинный уклад, на первом плане – интересы и судьба общества. Тысячу лет эти тенденции развивались. – Да, Пётр Николаевич, я как-то читал девиз “настоящего бизнесмена” – “Успеха мне мало, ты должен проиграть!” – Верно, Лёва! Это не наше: “Сам погибай, а товарища выручай!” – разница...пропасть в мировоззрении! Но я продолжаю: За тысячу лет католики много раз пытались огнём и мечом уничтожить православие. Римский Папа Григорий IV даже крестовый поход против Руси объявил...Как раз в то же время, когда Орда русские земли с востока терзала...Кстати, случилось это сразу после разгрома тевтонцев молодым Александром Невским...Видимо, заело это католиков. Это так, для полноты исторической картины, как Дмитрий Степанович выразился. А главное в том, что тысячелетнее развитие создало особую Русскую цивилизацию, основанную на общинном сознании. И именно это сознание – создало прочнейший фундамент для выработки социалистического мироощущения в сознании народа, глубинное чувство справедливости. Заметь, Лев Гурыч, – это мысли священника. Отсюда прямой логический мостик к выводу, что нынешние правители нашей страны, разрушая остатки социализма, ведут не просто антинародную, но и антирусскую политику. В угоду Западу, а по выражению отца Никодима, – в угоду католикам, – предают душу нашего народа. Лёва! Я не знал раньше, как-то не слежу за этим, но в верхах нашей церкви тоже идёт борьба и первейший кандидат на место больного и старого патриарха Алексия – митрополит Кирилл – не скрывает своих симпатий к единению с западным христианством. – Пётр Николаевич поднялся и возбуждённо забегал по комнате. Вспомнил, с каким презрением говорил отец Никодим об этом церковном иерархе, нажившим немалое личное состояние в 90-ых годах на льготной торговле спиртным и табачными изделиями, случае вообще неслыханном в церковном мире. Откуда-то из глубин памяти, читал когда-то, или по радио слышал? – всплыла библейская история о том, как Христос выгнал из Храма всех торговцев...- Лёва! Я убеждённый атеист, но всё это мне не нравится, очень не нравится....Дмитрий Степанович рвётся в бой, он пропагандист, извини за эти слова, “от бога”, от Бога!! И мы с ним за одну Россию, за один народ хотим заступиться!...Я, Лёва, в патетику ударился....Но, да. Эта встреча произвела на меня впечатление... Лев Гурыч задумался. Встал, тоже прошёлся по комнате. Как и генерал, он тоже не очень-то интересовался церковными делами. Но рассказ священника поразил и его. Иванов соглашался, что русская цивилизация во многом возникла благодаря особенностям философии православия, понимал, что в нынешних условиях всеобщего отсутствия идеалов влияние церкви объективно полезно, но...Как-то не хотелось признавать это: Лев был убеждённым материалистом. Точнее сказать, он был естественным материалистом. – Ты полагаешь, что нам и вопросами религии нужно заниматься....Не уведёт ли это в сторону? Не распылим ли мы наше внимание? – Нет. Не распылим. Наша главная задача – спасти Россию от разрушения. Спасти государство русское! Я так говорю? А религиозное наступление с Запада разрушает самосознание народа. Ты посмотри, сколько всевозможных сект развелось, – отрывают людей от православия... Я не переоцениваю религиозность народа, но и недооценивать эту идеологическую диверсию нельзя. Вон, Папа Римский с молчаливого непротивления властей, которые не обратили внимания на официальный протест Православной церкви, уже четыре католических епархии в России учредил... – Ты не нервничай, Пётр Николаевич. Вероятно, ты прав, Пётр Николаевич. Придётся и эту тему развивать. Тем более, что подготовленный специалист согласился с нами сотрудничать. Ладно, Пётр, рассказывай дальше... Беркутов немного успокоился и продолжил свой рассказ о поездке. Довольно удачно получилось с поиском газет. Выбор был. Многие проявляли недовольство и критиковали существующие порядки. Посмеялись над эпизодом в разговоре с владельцем еженедельника “Камень-самоцвет”, предложившим пропагандировать “гражданина Иванова”. Угадал редактор-издатель! Обсудили необходимость поездки юриста по следам Беркутова для оформления договорных отношений с выбранными газетами. Сошлись и в том, что Данила Ганжа вполне сможет одновременно проверить, как идёт оформление местных партийных групп и посоветовать, как их удобнее легализовать в местных органах юстиции. Пока, в качестве рабочего варианта, решили создавать “Фонды по изучению истории и политики России”. Ганжа, как раз, разбирался с возможными юридическими аспектами функционирования подобных образований, – об этом рассказал уже Лев Гурыч Беркутову, который “оторвался” от московских новостей и теперь слушал информацию Иванова с большим вниманием.