Сначала повзрослей (СИ)

Я быстро обуваюсь и набрасываю куртку. Герман пытается остановить меня, говорит, что не нужно бежать в ночь, что утром он отвезёт меня. Но я не хочу. Ни слышать его, ни видеть, ни чувствовать его присутствие.

Не хочу умирать внутри, находясь рядом ещё хотя бы минуту. Он отторг меня, прогнал. А значит, надо уйти прямо сейчас.

Забыть. Его забыть, себя забыть. Всё забыть!

Я ухожу. Прячусь в за деревьями, пока он ищет возле подъезда. Просто брожу по тротуарам, катаюсь на почти пустом трамвае. Ем какой-то пирожок из забегаловки и снова катаюсь.

Ноги сами несут в парк у колледжа. Моё тихое место. Мой символ одиночества.

Я не знаю, какие силы делают так, что я там снова не одна. Шутка Вселенной или Божье Провидение. Или всё вместе — кто знает, как устроен наш мир?

Матвей просто подходит и садится рядом. Молча.

А может, Герман прав?

Может, всё это мне показалось?

Может, мне нужен кто-то, кто также способен гореть, а не тлеть?

— Поехали? — спрашивает Матвей и протягивает мне раскрытую ладонь.

Я вкладываю свою, и вот через минуту мы мчим на его мотоцикле куда-то по трассе, развеивая пепел моего сгоревшего сердца…

Эпилог

Кто здесь разжигает свечи,
В памяти хранит надежду на встречу…

“Аэропорты”. Истов

Герман

Белый борт яхты скользит по тёмной воде. Город совсем близко, кажется, протяни руку и коснись, но полоса тёмной воды Москвы-реки напоминает: смотри под ноги. Иногда черта становится непреодолимой, даже если видишь цель.

— Герман, неужели ты согласился прийти на этот скучный светский раут? — рядом материализуется Опалов. Опирается спиной о перила палубы.

— Сам в шоке, — качаю головой. — Пришлось сделку перенести с подрядчиком. Но Татарский очень просил.

— И правильно. Герман, ты как серый кардинал. Народ хочет чаще видеть правую руку Татарского. Особенно, если учитывать состояние его здоровья и отсутствие наследников.

— Сплюнь, Игорь. Я очень надеюсь, Эмиль будет жить долго и счастливо.

— Ну да, ну да, — философски качает головой Опалов. — Но результаты его последнего визита в клинику, мне кажется, не сильно обнадёживающие. Говорят, он после посещения вызывал юриста.

— Меньше слушай, что говорят, — отмахиваюсь и делаю ещё один глоток шампанского. Мероприятие с размахом, а нормального алкоголя нет. Кому вообще нравится этот компот? Ну ладно женщинам…

Эмиль Татарский приехал в мой офис на следующий день после форума семь лет назад. Переступил через пустую бутылку, которую я выжрал уже с утра, сел напротив и сказал, что хочет, чтобы я свернул бизнес в Ростове и приехал к нему в Москву.

— Фадеев не дасть тебе тут работать, Герман Валерьевич. Не знаю, что тут у тебя произошло, но давай, заштопывай разорванную грудь, закругляйся тут на периферии и приезжай. Вот мои контакты, — толкнул по столу визитку. — Если так тянет в Ростов, то потом вернёшься.

Он встал и ушёл, а я реально думал проигнорировать предложение. Мне тогда нихрена не хотелось. Я совершил большую, наверное, самую большую в своей жизни ошибку, и сидел, бухал и жалел себя.

Но спустя несколько недель всё же собрал сопли в кулак и решился. В Москве Татарский взялся за меня жёстко. Обучал, таскал за собой на все встречи, а потом доверил управлять одной веткой бизнеса. Потом второй. А в последние два года, когда его подкосила хворь, ввёл в курс всего остального.

— А теперь самая интересная часть нашего вечера! — ведущий торжества выходит на небольшую сцену на палубе.

Я оборачиваюсь, тоже опираясь на перила палубы, смотрим на небольшую сцену. Не особенно интересно. Скорее всего, сейчас “выведут в свет” новоиспечённого бизнесмена, расскажут про какой-то стартап, в целях привлечь инвесторов, или объявят об учреждении какого-нибудь нового фонда, куда нужно будет скинуться, чтобы общество тебя не осудило.

— Звезда нашего сегодняшнего раута, прекрасная, талантливая, неповторимая — самый молодой успешный дизайнер Москвы, восходящая звезда столичной моды и просто необыкновенная красавица — Евгения Новикова!

Я давлюсь шампанским и несколько раз моргаю, вглядываясь в девушку, которой ведущий подаёт руку, чтобы помочь взойти на сцену.

— Красотка, правда? — Опалов хлопает меня по спине, пытаясь помочь откашляться, но я сбрасываю его руку.

Нет, мне не показалось. Эта стройная, красивая девушка в лёгком светлом платье до пола и светлыми мягкими длинными локонами — Женя. Та самая девочка, которую я оттолкнул семь лет назад, бросив пренебрежительное “сначала повзрослей”, а потом чуть не сдох от боли. Та самая, которую мне кто-то послал свыше, не иначе, а я, дурак, не разглядел. Не оценил. Не удержал.

Женя подходит к ведущему и смущённо улыбается. Здоровается с присутствующими, которые с интересом смотрят на неё. Такая же нежная и скромная, но… повзрослевшая. Без той наивности в глазах, без искристого юного восторга.

И я знаю, кто забрал это у неё. Знаю. И никогда себя за это не прощу.