Сначала жизнь. История некроманта

Вне себя от злости, которой скопилось за сегодня слишком много, чтобы переварить, Тось со всей силы ударил по мешку ногой. Тот полетел вниз и, ударившись о воду, расплескал надоевшее хуже горькой редьки отражение.

Впрочем, мешок быстро всплыл, течение подхватило его и повлекло на середину реки. Стоны и хриплое карканье, доносившиеся из мешка, постепенно становились тише, а вскоре и совсем смолкли.

Тось наблюдал за ним до тех пор, пока его было видно, а потом сплюнул в воду и только тогда заметил, что его отражение исчезло.

— Эй! — удивившись, позвал он. — Ты где там? В обморок, что ли, грохнулся от переживаний? Не бойся, если б ты знал, как трудно эту тварь убить, пока она птица….

— Замолчи! — отражение появилось, но было едва заметным, хотя луна по-прежнему светила ярко. — Я ухожу. Я не могу больше. Живи сам, как знаешь. Ты все равно уже полутруп.

И исчезло совсем.

— Эй, стой, ты куда? — перегнулся через перила удивленный Тось.

Вдруг его скрутила невероятная боль, такая, какой он ни разу в жизни не испытывал. Он застонал, выгибаясь дугой, и замертво свалился на плохо оструганные доски настила.

Мира проснулась на рассвете, как просыпалась всегда с тех пор, как переехала в Белые Ключи. Хоть и отвыкла от этого за годы жизни в городе, пришлось привыкать заново. Деревенская жизнь иного не предполагала. Как и в родной Мириной Краишевке, в Белых Ключах тоже считали тех, кто встает после восхода солнца, никчемными лежебоками и ни к чему не приспособленными людьми и очень сильно не уважали.

Поеживаясь от утренней свежести, Мира наскоро оделась и, подхватив ведро, побежала на речку за водой.

Розоватые лучи восходящего солнца не спешили разогнать утренние прохладные сумерки, и Мира то и дело вздрагивала, поплотнее запахивая на груди старенькую меховую жилетку, которая была у нее уже пару лет, но по-прежнему нравилась и казалась такой домашней и уютной, что отказываться от нее Мира не хотела, несмотря на неказистый внешний вид. И хотя вопрос с ее переездом в Унн был уже решен, девушка все равно с удовольствием думала о хозяйственных делах, которые запланировала на сегодняшний день. Ее, выросшую в деревне, в отличие от многих товарок по целительскому цеху, деревенская жизнь не только не пугала, а казалась совершенно естественной. Едва переехав в Белые Ключи, Мира легко вспомнила все необходимые навыки и с удовольствием возилась в огороде, доставшемся ей по наследству от прежней знахарки, делала кое-какой ремонт в небольшом, но удобном доме, и даже завела пяток кур-несушек, которые исправно снабжали ее яйцами.

Хотя, честно говоря, большой необходимости во всем этом не было. Жители Белых Ключей и всех близлежащих хуторов и деревенек, о здоровье которых Мире надлежало заботиться, жили в основном в достатке, и, кроме того, были людьми ответственными и не забывали об обязанностях по отношению к знахарке, обеспечивая ее всем необходимым. А иногда особо благодарные пациенты даже расплачивались серебром, что, в общем-то, было не обязательно, хотя, разумеется, приятно.

Иногда Мира думала, как было бы замечательно прожить здесь всю жизнь, просто и непритязательно, занимаясь тем делом, для которого рождена. Правда, в иной момент ей вдруг становилось невыносимо грустно, и хотелось бежать отсюда без оглядки. Это случалось, когда она представляла себя, стареющую и одинокую, всегда нужную, но живущую на отшибе, уважаемую, но не близкую окружающим людям. Больнее всего сердце сжималось от мысли, что вот эти дорожки к дому, которые она недавно так усердно подметала и посыпала белым песком, никогда не будут топтать маленькие ножки ее детей.

Мира обычно гнала от себя эти мысли, но сегодня с утра они постоянно крутились в голове, и вдобавок к ним Мира невольно вспоминала вчерашние слова Тося о том, что их дары — это проклятие. Испугавшись сомнений в своем пути, Мира сурово отчитала себя, напомнила о долге, о том, как необходим ее дар простым людям, а также о том, что Тось со вчерашнего дня не имеет ни малейшего права на внимание к своим словам.

Вспомнив о пережитом накануне разочаровании в брате, Мира вдруг рассердилась, но не на него, а на себя за то, что не увидела сразу, насколько глубоко зло пустило корни в его душе. Если бы она это заметила, то приложила все усилия, чтобы вернуть его на путь истинный, и обязательно помогла бы поддержать и развить все хорошее, что в нем было. А ведь оно в нем было, это хорошее, уж кому, как не ей это знать.

За переживаниями Мира не заметила, как спустилась к речке. Легко и аккуратно ступая, она прошла по влажному от утреннего тумана бревну и опустила ведро в темную воду. Потянула его, полное и от того ставшее тяжелым, как камень, и вдруг завизжала изо всех сил, потому что вслед за ведром к бревну подплыло голое и неподвижное человеческое тело, призрачно белеющее в темноте воды. Мерно покачиваясь в речных волнах, оно слегка развернулось и ударилось темноволосым затылком прямо у самых Мириных ног.

В первые несколько секунд Мира настолько испугалась, что не знала, что делать.