Снафф

Когда он был в моем возрасте, говорит Дэн Баньян, он смотрел «Шлюха идет на войну: Первая мировая», и, может быть, даже видел мое зачатие, но сейчас речь не о том. Он смотрел фильм, смотрел, как Касси Райт принимает сначала французского солдата, потом – немецкого солдата, потом – американского пехотинца, и думал: «Черт, я тоже хочу стать таким же востребованным и известным…» Но на всех кинопробах он был просто еще одним молодым человеком среди тысяч таких же. На пробах для телерекламы. Для полнометражных художественных кинофильмов. Ему не перезвонили ни разу. Ему еще не исполнилось и двадцати одного года, а агенты по кастингу уже говорили, что он несколько староват. Что ему оставалось? Только одно: взять билет на автобус и вернуться домой в Оклахому.

Дэн Баньян открывает свой пузырек с таблетками и вытряхивает на ладонь одну штучку. Смотрит на нее и говорит:

– Мой агент считает, что если я засвечусь в этом проекте, это докажет, что я натурал. Ну или скрытый натурал. Как минимум бисексуал.

Дэн Баньян смотрит на голубую таблетку у себя на ладони. Его лоб – темно-красного цвета. На лбу вздулись вены. Его лицо напоминает сырой мясной фарш. Под кожей пульсируют и извиваются вены.

У его агента уже готов пресс-релиз – дожидается своего часа. Заголовок крупными буквами: «Дэн Баньян снова на высоте!» В самой статье говорится о недавней трагической смерти одной из американских порнозвезд первой величины. Но большая часть пресс-релиза посвящена официальному заявлению Дэна Баньяна, который категорически отрицает все слухи о том, что в трагической гибели моей мамы виноват его мощный железобетонный стояк и неудержимый животный темперамент.

Дэн Баньян протягивает мне таблетку. Говорит, если надо – бери. Просто так, безвозмездно. Мне не придется отсасывать у него – и вообще ничего не придется.

Мистер Бакарди хватается за медальон у себя на шее, открывает его, смотрит на то, что внутри.

Я знаю этот медальон, я его видел. На шее у мамы в «Рабочих ртах округа Мэдисон». Это ее медальон, Касси Райт. И сейчас он у мистера Бакарди.

– Одна ошибка, – говорит Дэн Баньян, – и потом хоть убейся, все равно ничего не исправишь. – Свободной рукой он берет мою руку. Его пальцы – горячие, как при очень высокой температуре. Они пульсируют в ритме его учащенного сердцебиения.

Он поворачивает мою руку ладонью вверх и говорит:

– Ты можешь работать, как проклятый, можешь стать самым умным и вообще распрекрасным, но никто не забудет о том, что однажды ты совершил ошибку. – Он кладет мне на ладонь голубую таблетку и говорит: – Один неверный шаг – и все, считай, ты покойник. Потому что жизнь кончена.

Мистер Бакарди смотрит на таблетку внутри маминого медальона.

– Так что вот… хорошо бы, чтобы кто-то сегодня умер, – говорит Дэн Баньян, – иначе мне остается одна дорога. Назад в Оклахому.

И он складывает мои пальцы в кулак – с голубой таблеткой, зажатой внутри.

19. Мистер 137

Когда я в последний раз видел Оклахому, я искренне верил, что вижу ее именно что в последний раз. Представьте себе огромное синее небо, которое смыкается с грязью, повсюду вокруг. Камни и грязь тянутся до горизонта – во всех направлениях, куда ни глянь. Камни, грязь и еще это солнце, которое всегда в зените. Полуденный гудок, ревущий на каланче добровольческой пожарной части. Камни, грязь и мой добрый, бесхитростный, добродушный отец, который пошел проводить меня на остановку, где мне предстояло сесть на междугородний автобус и уехать в большой город, полный скверны и разнообразных соблазнов.

Беседуя с девочкой-ассистенткой, я говорю, если бы штат Оклахома был таким же, как в мюзикле с одноименным названием, я бы, наверное, остался там и никуда не уехал. Ковбои, отбивающие чечетку на площадках железнодорожных вагонов. Глория Грэм. Колоритные цыгане. Феерические танцевальные номера в постановке Марты Грэхем.

Я тяну руку и двумя пальцами снимаю особенно крупную чешуйку перхоти с плеча черного свитера ассистентки. На ощупь – 50 процентов акрила, 50 процентов хлопка. Рукава реглан, высокий воротник под горло. Свитер связан резинкой. Весь в затяжках и петлях. Совершенно кошмарный.

Я щелкаю ногтями и отбрасываю белую чешуйку.

На мистере Тото, рядом с поддельным автографом Глории Грэм, написано: «Разве можно тебе отказать?!»

Наблюдая за белой чешуйкой, как она летит и исчезает в дрожащем мерцании телеэкранов, ассистентка говорит: