Снафф

Он моргает. Закрывает один глаз, потом – второй. Трет глаза кулаками, снова моргает, щурится на телеэкраны вверху и хмурится.

Там, на экранах: я – натурщик в художественном училище. Стою полностью голый в центре большой мастерской, и симпатичные студентки поочередно отсасывают у меня.

В ту ночь, в мою последнюю ночь с Брендой, эта штука, которая ударила мне в висок – слишком тяжелая и твердая для цветка, – это было мое обручальное кольцо, которое я ей подарил.

Телефон у меня в руке начинает звонить. На экране высвечивается номер. Это номер моего импресарио.

26. Мистер 72

Девушка с секундомером разрешила мне вернуться. Я сказал, что мне надо передать кое-что важное мистеру Бакарди. Она провела меня вниз по лестнице, в «подвал ожидания». В запах детского масла и сырных крекеров.

Мистер Бакарди видит меня, прижимает к груди свой мобильник и спрашивает:

– Ты убил ее?

А Дэн Баньян говорит:

– А может, чего и похуже… сказал ей, что ты ее любишь?

А девушка с секундомером, она говорит:

– Джентльмены, минутку внимания…

Когда заходишь туда, к Касси Райт, в эту комнату наверху, возникает стойкое ощущение, что ты пришел навестить ее в больнице. Она лежит на белой кровати с белыми подушками и простынями, лежит с раздвинутыми ногами и попивает апельсиновый сок из большого стакана – через согнутую пластиковую соломинку. Лежит, укрытая до пояса простыней. Прожекторы направлены на кровать – горячие и яркие, как лампы в операционной. Когда девушка-ассистентка впускает тебя в эту комнату, возникает стойкое ощущение, что Касси Райт ждет, пока кто-нибудь из медсестер не обмоет ее новорожденного ребенка, чтобы отдать его, чистого, Касси – чтобы она приложила его к груди.

У изголовья кровати стоят вазы с цветами. Букеты в шуршащих прозрачных обертках. Розы, розы и розы. Самые разные, но исключительно – розы. На столике рядом с кроватью лежат открытки. С кружевными резными краями, в искрящихся блестках. Открытки засунуты в букеты. Открытки валяются на полу. На одной – отпечаток чей-то грязной ноги.

Все эти открытки – поздравления с Маминым днем. «Лучшей маме на свете!» «Любимой маме от сына». «О такой маме можно только мечтать!»

Девушка с секундомером тащит меня в комнату, тянет за руку и говорит:

– Мисс Райт…

Она показывает на букет у меня в руках и говорит:

– Вот вам еще один сын…

Уже потом – в подвале, внизу – Дэн Баньян говорит:

– Твоя мама – женщина моей мечты!

Он говорит:

– Как ты думаешь, она согласится со мной поужинать?

Мистер Бакарди кричит в телефон:

– Как у тебя язык повернулся такое сказать?!

Он кричит:

– У меня самый ровный и темный загар. Это лучший загар во всей отрасли!

Наверху, в комнате, где снимается фильм, было полно народу. Полностью одетые люди ходили с места на место, держа камеры на плече или поддерживая провисающие провода, что тянулись от каждой камеры к каким-то коробкам, или к электрическим розеткам, или к другим проводам. Другие люди держали длинные палки с микрофонами на конце. Склонялись над Касси Райт с расческами и тюбиками помады. Крутили прожекторы и подставляли под них сверкающие серебряные зонты, чтобы свет отражался и падал на Касси на белой кровати.

Их было так много, этих людей. Одна большая семья. Они смеялись. Их глаза покраснели от недосыпания. Все это время они были рядом с Касси – ждали, когда родится ребенок. Эти люди, к подошвам которых прилипали красивые открытки – поздравления с Маминым днем. Открытки были разбросаны по всей комнате. Весь пол был усеян лепестками роз.

Девушка с секундомером подталкивает тебя в комнату, щипает за локоть, и какой-то мужик, у которого камера, говорит:

– Черт возьми, Касс, это ж сколько у тебя детей?!

Все смеются. Все, кроме меня.

Вот она, твоя семья. Семья, в которой ты родился. Рождаешься прямо сейчас.

И Касси Райт говорит:

– Сегодня они все – мои.

Снова в подвале, где все, кто еще не прошел, ждут своей очереди, мистер Бакарди кричит в телефон:

– Моя лучшая роль еще не позади!

Он кричит:

– Ты же знаешь, никто лучше меня не умеет работать анальную сцену стоя, да еще так, чтобы кончить по первому требованию.

Дэн Баньян смотрит вверх, на мерцающие экраны. Смотрит и говорит:

– Как ты думаешь, она согласится выйти за меня замуж?

Там, наверху, где снимают кино, три гестаповские формы валялись в углу. Потемневшие от пота. Девушка с секундомером сказала, что их перестали использовать где-то на середине списка – чтобы не терять время.

Какой-то парень поднес стакан с апельсиновым соком поближе к Касси, чтобы она смогла взять губами соломинку, не приподнимаясь с постели. Она отпила сока, а парень взглянул на меня и сказал:

– Давай, малыш. Взгромождайся.

Он сказал:

– Хочется все-таки добраться до дома еще сегодня.

Касси Райт оттолкнула его и махнула мне, чтобы я подошел ближе.

Потом приподняла рукой одну грудь, нацелив сосок на меня, и сказала:

– Не слушай его. Это наш режиссер. – Касси приподняла рукой грудь и сказала: – Иди сюда, иди к мамочке…

Свою левую грудь, ту, которая лучше. Точно такую же, как была у меня дома. В доме, в котором я жил, пока приемные родители не сменили замки.