Снайпер

– Ник, если тебе от этого легче, называй меня как тебе будет угодно. Можешь даже ненавидеть меня. Это не важно. Все разрешается. Но сейчас я скажу, что тебе запрещается. У тебя действительно есть возможность спасти не одну жизнь. Тысячи жизней. Поэтому тебе запрещается оставаться посередине и со стороны наблюдать, как все произойдет. Ты прекрасно знаешь, что такое подразделение сальвадорской армии, как батальон “Пантеры”, было вовлечено в ряд террористических акций на реке Сампул. Были убиты сотни невинных женщин и детей. Я не должен тебе этого говорить, но скажу: там все-таки не обошлось и без американского влияния. Да, полковник Шрек работал с генералом де Раджиджо. Приложение Б в этом смысле кое в чем правдиво. Но американское правительство не имело к этому никакого отношения. Вот почему все это держится в строжайшем секрете, Ник. Это держится в секрете, потому что это опасно. Если все наши привычные враги – пресса, некоторые члены конгресса, воинствующие “левые” и им сочувствующие – узнают все это, если это будет опубликовано, это может отсрочить заключение мира еще на пять лет. Пять лет для этой страны! Ник, подумай, сколько детей умрет, если это произойдет! Сейчас у нас там мир. Поэтому мы не хотим рисковать.

Ник сглотнул, чувствуя, что у него голова пошла от всего этого кругом.

– Теперь о втором пути, который менее приятен, чем первый, – вступил в разговор Ховард. – Ты был захвачен в качестве заложника в постыдных, даже позорных для тебя обстоятельствах. Ты немедленно получишь уведомление об увольнении. В суде тебе зададут очень конкретные, четкие, недвусмысленные вопросы о том, какую роль ты играл в событиях, произошедших 1 марта 1991 года в Новом Орлеане. Где ты был, что ты видел, как все произошло? Потом тебя отпустят. Если защитник Боба попытается поймать тебя на каких-то перекрестных вопросах, мы не дадим ему сделать это по одной-единственной причине: потому что это не относится к событиям первого марта. На этом мы будем настаивать. Через несколько минут после того, как ты все это подтвердишь, тебя обвинят в нарушении сразу трех федеральных законов. Мистер Келсо будет на суде обвинителем, поэтому он представит суду свидетелей, которые окончательно добьют тебя, Ник. Тебе дадут, по крайней мере, лет семь строгого режима. И ты никак не сможешь помочь Бобу. Просто растопчешь собственную жизнь и никому ничего не докажешь. – Ховард сделал шаг назад.

– Это все? – спросил Ник.

– Нет, конечно, не все, – ответил, ухмыляясь, Келсо. – В этот же день офицеру ФБР Салли Эллиот будет предъявлено официальное обвинение в шпионаже. За выдачу секретных документов гражданским лицам.

– Ховард, какого черта…

– Заткнись! – угрюмо оборвал его Ховард.

– Ник, – продолжал Келсо, – у нее на суде обвинителем тоже буду я. Ее дело будет намного серьезнее, чем твое. Ты выйдешь на свободу через семь лет, в случае хорошего поведения – через пять, а она получит на всю катушку, двадцать лет.

Ник молча смотрел на стоящих перед ним трех человек. Потом сказал:

– Ховард, она же ничего не сделала. Она ничего не сделала. Ты не можешь так поступить…

– Так поступаешь ты, а не я. Когда-то ты усадил в инвалидную коляску Майру и мучил ее до конца ее дней, а теперь так же хочешь угробить и Салли. Ты этого добиваешься? У меня с ней была долгая беседа, во время которой Салли во всем созналась. Все это записано на пленку. Мы включим ее перед теми, кто будет выступать в роли свидетелей. Но, что ужаснее всего, эта глупая девчонка думает, что любит тебя. Ты хочешь отплатить ей за ее чувства тем, что засадишь ее за решетку?

– Ник, ты должен сам принять решение. Ты должен выбрать то, что будет лучше для тебя, для Салли и для ФБР.

– А также для твоей страны, – добавил Хью Мичам.

– И для вас, не так ли, Хью? И для тебя, Ховард?

– Ник, ты бы лучше…

Но Ник уже их не слушал. Он очень сожалел, что у него нет ничего, чем бы можно было заткнуть им всем глотки.

Всегда думай своей головой и сам принимай решения, говорил Боб. Ему стало трудно дышать. Все плыло и качалось.

– Ник, – услышал он голос Мичама, – нам надо получить от тебя согласие.

Позаботься о себе сам, вспомнилось Нику. Что ж, придется продать Боба. Все равно ему уже не поможешь. Его песенка спета. Жаль, но ничего не поделаешь. Так устроен этот жестокий мир. Такова жизнь.

– Подумай о ФБР, Ник, – прибавил Ховард. – Подумай о том, чтобы спасти честь Бюро.

Позаботься о себе сам, слышал Ник. Но когда он открыл рот, оттуда вырвалось совсем другое: