Нельзя сказать, что увиденное шокировало его. Скорее шокировал вид стоящего перед ним вздрагивающего, вскрикивающего, всхлипывающего старика. Андрей вдруг понял, что это и есть сам хозяин — доктор Кадзимо Митаси.
— Кайфуешь, старик, — вздохнул он, пожалев, что нет под рукой ни камеры, ни фотоаппарата.
Сигнал, полученный от Андрея, прозвучал для Чарлза Маккью как боевая труба. Он почувствовал себя полководцем, да он почти и был таковым. Операция проводилась совместно силами ФБР и полиции. Функции каждого подразделения были расписаны Марком Бруком — правой рукой Чарлза. Журналистов оказалось немного, но кто-то уже звонил в газеты, предупреждая редакторов, что зреет сенсация.
Тяжелый, крытый брезентом грузовик уперся в ворота центральной проходной. Свет на всей территории клиники вспыхнул. Выскочившего из караульного помещения охранника сбили с ног, кто-то уже тащил и второго, кто-то нажимал на кнопку, распахивая ворота.
Грузовик рванулся к научному центру. Обвешанный аппаратурой, держась за правую дверцу машины, Хьюз, стоя на подножке, нетерпеливо вглядывался вдаль.
Все шло по плану. И Чарлзу представлялась последняя сцена драмы, когда дверь перед ним будет торопливо распахнута, твердым шагом он войдет в кабинет доктора и скажет:
— Кадзимо Митаси, вы арестованы!
На следующий день бэдфулская четверка оказалась не у дел. Чарлз, добравшийся наконец до Митаси, был поглощен тем, чтобы выжать из «зверинца» все, что можно. Хьюз метался от него к Марку, мечтая везде поспеть. Репортажи его, еще сырые и рваные, летели за океан. Фактов было так много, что исчезновение Конорса и Линды до конца не осознавалось.
Как люди, попавшие в новую обстановку и вдруг обнаружившие, что им никак не обойтись друг без друга, едва отоспавшись, Вацлав, Инклав и Руди собрались вместе. Тут выяснилось, что Городецкий исчез, и портье с трудом припомнил, что гостиницу он покинул не менее часа тому назад.
Городецкий между тем неторопливым шагом разменивал авеню и стриты, вглядывался в дома и скверы, памятники и соборы так, словно за год Бостон неузнаваемо изменился. Воспоминания оживали в нем, и чем ближе подходил он к офису Дью Хантера, тем теплее становилось у него на сердце.
Он поднялся на третий этаж, прошел по коридору и остановился перед дверью с табличкой: «Дью Хантер. Частное сыскное агентство».
Он толкнул дверь и шагнул в приемную. Пальчики Моны летали над клавиатурой компьютера, взгляд был прикован к экрану. Она привычно глянула на посетителя и замерла.
Андрею почему-то представлялось, что она, как всегда, когда он долго отсутствовал, вскочит, бросится ему на шею и начнет выкрикивать ласковые упреки. А она сидела и молча смотрела на него, словно не понимая, кто перед ней. И вдруг как-то беспомощно вскрикнула:
— Дью! Дью!
Хантер, почувствовав что-то необычное в ее голосе, быстро вышел из кабинета и замер.
— Городецкий? — изумленно произнес он и, как показалось Андрею, побледнел.
— Так-то вы встречаете старого знакомого? — сказал Андрей, ожидавший иного. Сердце его вдруг сжалось, он увидел, что по щекам Моны текут слезы. — Да что с вами! — изумленно воскликнул он.
— Он еще спрашивает! — Дью, казалось, не до конца пришел в себя.
Мона опомнилась первой, подскочила к Андрею, вцепилась в рукав и потащила через кабинет Хантера к тому самому дивану, на котором отлеживался Андрей перед побегом из Бостона. Она усадила его, как больного, и, схватив стул, села напротив. Хантер последовал ее примеру. Городецкий ничего не мог понять.
— А ведь нам год назад сказали, что тебя уже нет в живых, — с дрожью в голосе произнесла она и опять заплакала.
— Да вы что? С ума сошли? — взорвался Андрей. — И ты этому поверил, Дью?
— Заявление, можно сказать, было официальным.
— Маккью?
— Один из его людей. Сначала допрашивал нас не без пристрастия, а потом не поленился, позвонил.
— Кто?
— Да ну его к черту!
— Кто?
— Какой-то Гобст.
— Заметано. Точка. — Андрей встал. — Контора закрывается. Мона, гони всех в шею. Хантер, — он погрозил ему пальцем, — я живой и даже живее прежнего.
— И все такой же негодяй. Позвонить не мог.
— Ты меня недооцениваешь.
— Ага, значит еще хуже?
— Только так.
— И я так понимаю, что все мы едем ко мне в гости?
— Мона, детка, он, похоже, очухался!
— Опять «детка»? — Она топнула каблуком и кинулась наконец ему на шею.
И тут все словно сорвались с цепи. Хантер звонил домой, отдавая какие-то распоряжения. Мона переговаривалась с потенциальными посетителями. Андрей шатался из угла в угол, ощупывая и, казалось, обнюхивая вещи, будто здороваясь с ним. Потом они с Моной мотались по магазинам, покупали подарки, цветы, вино, меняли такси, пока наконец, нагруженные с ног до головы пакетами и сумками, не предстали перед четой Хантеров.
Опомнился он поздно вечером в квартире Моны, отказавшейся отпускать его в гостиницу. Когда он дозвонился до Вацлава и тот понял, где он, на Андрея обрушился поток добротной брани, закончившейся обещанием отдубасить его, пренебрегая всякими приемами, за свинское непонимание, что исчезать без предупреждения нельзя.