С наступлением весны наша медицина стала опасаться инфекционных заболеваний. Причин для этого было предостаточно. Постоянное недоедание привело к ослаблению организма. К тому же бойцы пили сырую, подпочвенную, болотную воду из воронок, так как других источников поблизости не было, а снег уже растаял. Правда, пока все обходилось благополучно благодаря кипучей деятельности нашего батальонного военфельдшера Ивана Васильева — толкового молодого парня.
Окончивший Тамбовскую медицинскую школу и успевший до призыва в армию с год проработать в сельской больнице, Васильев хорошо знал свое дело. К тому же он был храбрым малым. В бою наш Михалыч, как его звал весь батальон, занимался не только своим непосредственным делом — перевязкой и эвакуацией раненых, но и успевал ловко отстреливаться от противника, когда всем приходилось туго. А однажды в бою как-то ухитрился взять в плен здоровенного фашиста. Михалыч постоянно лез в самое пекло и не одной сотне раненых бойцов и командиров спас жизнь.
В минуты затишья Васильев занимался профилактикой. Организовывал, например, сбор хвои, варил из нее настойку и поил этим отваром весь батальон. Это спасало от цинги. Он делал также все возможное и невозможное, чтобы свести к нулю инфекционные и желудочные заболевания.
Прямо на переднем крае Васильев ухитрился организовать подобие настоящей бани и регулярно мыл в ней весь батальон.
Однажды у меня что-то случилось с желудком, и пришлось обратиться к Ивану за помощью. Он дал мне предписание немедленно отправиться в медсанбат.
И вот я уже топаю в Автово — в наш глубокий тыл, где расположился медсанбат, «на предмет сдачи всех анализов и заключения в изолятор». По дороге меня обогнала санитарная повозка. Правил лошадью мой земляк, который был списан в обоз после тяжелого ранения. Сейчас он вез трех раненых бойцов.
— Куда направился, снайпер? Садись, подвезу!
Я пристроился рядом с ним на жестком сиденье.
Слух о том, что Николаева видели среди раненых, с большими, похоже, преувеличениями дошел до переднего края батальона. Во всяком случае, от ретивого писаря в Тамбов к маме полетела похоронка. За время войны такие скорбные известия обо мне она получала дважды…
Отлежавшись в медсанбате, я через положенное время возвращался в роту. Здоровый, с хорошим настроением, шел я по ходу сообщения. Кругом привычный пейзаж. Все просто, все знакомо, все на своих местах. Ну а то, что воронок стало больше да деревьев в роще поубавилось, — дело обычное. И вдруг я услышал музыку — где-то громко по радио исполнялся вальс «Амурские волны». После него Клавдия Ивановна Шульженко спела свой знаменитый «Синий платочек». Звуки разносились по всему переднему краю. «Странно», — подумал я.
И вдруг диктор противно-скрипучим голосом сообщил:
— Ахтунг, ахтунг! Внимание! Говорит немецкое радио! Бойцы и командиры четырнадцатого полка войск НКВД, слушайте! Ваш снайпер Николаев убит нашими доблестными солдатами. Когда будете его хоронить — сообщите. Мы проиграем вам еще и «Разлуку»!
— Вот те на! Ну погодите, поганые фрицы…
Я не вошел, а ворвался на КП. Там сидели все командиры взводов и старшина роты. Увидев меня, они удивленно переглянулись.
— Тю, «покойничек» пришел! — произнес старшина. — А я тебя и с довольствия снял…
— Нам сообщили, что тебя подбили по дороге в медсанбат! — сказал писарь роты Кузьмин. — Значит, слух-то был ложный? А проверить не было времени: повоевали мы тут с фашистами за эти дни. Теперь вот и немцы сбили нас с толку…
— Больше не собьют! — пообещал я. — Ну погодите, фашистские брехуны, заткну я вам глотку! Товарищ капитан, покажем им настоящие похороны? — обратился я к политруку роты капитану Жукову.
— А что? Пошли, Николаев! Идем исправлять нашу ошибку. В случае чего поддержите нас огоньком, — попросил капитан командира роты.
Вооружившись снайперскими винтовками, мы с политруком вышли на передний край. Я прихватил свой подсумок, в котором всегда был набор различных патронов. Вместе с нами напросился и военфельдшер Иван Васильев. Он вооружился биноклем, который выпросил у командира роты, прихватил автомат у телефониста.
День выдался чудесный. И если бы не это событие, так бы и любовался голубым небом. Высоко над головой светило солнце, ярко освещая все вокруг. Птицы щебечут. Не шелохнется ни один листик на дереве — тишь да гладь вокруг.
Выбрав в овраге, метрах в десяти от нашего переднего края, удобные огневые позиции, мы залегли и стали наблюдать за фашистами. Они свободно, почти не маскируясь, ходили по обороне, — на нашем участке в последние дни их особенно не тревожили. Сейчас фашисты были видны нам как на ладони — только выбирай!
Лежа метрах в пяти друг от друга, мы с политруком недолго любовались мирным пейзажем. Прогремели наши выстрелы, и немцы стали падать один за другим. Васильев, вооруженный биноклем, указывал цели.
Наконец политрук подвел итог:
— Что ж, семерых на двоих — хватит на сегодня? Давайте не будем больше испытывать свою судьбу.