Снайперские дуэли. Звезды на винтовке

Теперь мне остается только потренироваться: лишний раз проверить, подсчитать, за какое время я смогу воспользоваться оружием — выхватить нож, бросить гранату, выстрелить из пистолета, взяться за другой, быть готовым стрелять и правой и левой рукой, стрелять через карманы брюк, через ватник, из-за пазухи. Такую тренировку мы устраиваем себе сами — это всегда бывает полезно. Даже со снайперской винтовкой я научился на ходу, когда она находится за плечом, по команде «на ремень» изготавливаться «к бою» с одного счета вместо трех уставных. Очень ловко и эффектно получается: берешься правой рукой за шейку приклада снизу, и — раз! — винтовка перевертывается в воздухе, и в одно мгновение она у тебя к бою готова.

За дверью моей землянки уже ночь — темная, безлунная, непроглядная. Для начала это совсем неплохо.

Меня провожают. Вот уже и наш передний край, боевое охранение. Последнее напутствие командира батальона, последний инструктаж командира взвода разведки, сверка времени, уточнение сигналов. Короткое дружеское прощание — похлопывание по плечу, по спине. С последним рукопожатием друзей — легкое подталкивание вверх, через бруствер окопа. И я сливаюсь с землей.

Но я еще не один: сейчас меня сопровождает опытный сапер, который поможет преодолеть минное заграждение — и наше, и противника, хотя проход в нашей заминированной полосе мне хорошо знаком. Сейчас сапер идет впереди меня. Но вот и он уже протягивает мне молча свою руку и машет другой: «Пошел!»

Вот теперь я совсем один в этой кромешной темноте. Как и всегда в начале пути, становится немного не по себе. Всего на несколько секунд, но бывает страшновато. Точно такой же страх испытывает каждый вернувшийся в траншеи переднего края после долгого излечения в госпитале: дня два-три кланяешься каждой пролетевшей мимо пуле, пригибаешься пониже после каждого разрыва снаряда. А потом снова чувствуешь себя как дома и на свист осколков от разорвавшегося вблизи снаряда не обращаешь внимания. Вот и сейчас, стоит только чуть присмотреться, привыкнуть к одиночеству, вспомнить о поставленной задаче — и все будет в порядке.

Однако пора уже двигаться вперед, туда, навстречу неизвестности.

Первую траншею в немецкой обороне миную благополучно, — она мною изучена давно как свои пять пальцев. Под треск пулеметно-автоматного огня с обеих сторон, нарочно поднятого нашими, так же успешно прохожу и вторую линию траншеи. Немного отдышавшись и осмотревшись, продолжаю продвигаться к последней, третьей траншее. Тут мне уже легче: немцы чувствуют себя здесь свободней, чем на переднем крае, беспечнее, громко разговаривают, ходят не таясь. Поэтому мне проще ориентироваться. Впрочем, их громкая речь не только от одной беспечности — они боятся русской темной ночи, поэтому и подбадривают себя разговорами.

Уже реже, но и тут все еще взлетают ввысь их осветительные ракеты. Они мешают быстрому продвижению, но в то же время помогают ориентироваться на местности. Пока такая ракета висит на маленьком парашютике в воздухе, прижимаюсь плотно к земле и замираю, осматриваясь по сторонам. Вот рядом со мной проходит канава, которая ведет к штабной землянке — до большого кустарника. По канаве двигаться удобней, но нельзя: она периодически на всякий случай простреливается немцами. Я ползу параллельно канаве. А вот и ручей — все на месте! Я подошел верно, нахожусь почти у цели. Теперь чуть влево от «отдельно стоящего дерева» должна быть нужная мне землянка. Осторожно двигаюсь в том направлении, укрываясь в густом кустарнике. Мягкая трава скрадывает все шорохи. Ужом подползаю ближе к голосам — вот она, эта землянка! Около нее ходит часовой, с кем-то громко разговаривает.

Я продвигаюсь на его голос и неожиданно проваливаюсь в какую-то яму. «А, черт! Воронка!» — догадываюсь я. Что ж, сейчас она весьма кстати.

Потихоньку подбираюсь к ее противоположной кромке, осторожно приподнимаю голову — землянка совсем рядом. Теперь все мое внимание сосредоточено на ней: кто туда войдет, на сколько и когда оттуда выйдет.

Вот из землянки вышли сразу четыре немца и по траншее разошлись попарно в разные стороны. Мысленно прикидываю: сколько же их там было всего? Кто теперь в ней остался? Надо полагать, там еще могут быть четверо: офицер, его денщик, связист и, пожалуй, сменщик часовому.

Лежу, почти не дыша, и прислушиваюсь: не заговорят ли немцы? Может, что выясню из их разговора?

Еще раз с благодарностью вспоминаю свою тамбовскую среднюю школу — хорошо она меня подготовила! Все знания, полученные в ее стенах, пригодились мне на фронте, особенно знание иностранного языка. Огромное спасибо нашей учительнице Варваре Афанасьевне Беляевой. На школьной сцене мы под ее руководством ставили целые пьесы на немецком языке, и я всегда играл в них главные роли.