Одно время у меня был пистолет, но наш, и потом я его выбросил. А из немецкого совершенно ничего не имел. Я брезговал брать что-либо с убитых, а некоторые наши солдаты не то что обыскивали, а снимали с немцев даже форму и шинели, потому что свое все истрепалось. Сверху плащ-палатку накинул, так и ходили.
Некоторые ветераны вспоминают, что многие наши солдаты охотились за немецкими сапогами.
Я все время отходил в своих ботинках, и считаю, что они лучше, чем сапоги. Ползком ведь много приходилось ползать, но в сапоги вечно набьется или снег, или грязь. А в обмотках и сухо и тепло, даже ветер не продувает.
Какие люди вместе с вами служили: по возрасту, национальности?
У нас полк был многонациональный. Командиров наших я конкретно уже и не вспомню, но помню, что взводами командовали младшие лейтенанты. Так один из них был армянин, а другой казах. Казаха в горло ранило, и мы с ним в госпитале потом встретились. Были даже евреи. Помню, когда на построении зачитывали их фамилии, так весь полк поворачивался посмотреть, какие они есть из себя. А так, конечно, в основном славяне. Помню, когда к нам с пополнением прибыли сибиряки, крепкие, коренастые, мы сразу почувствовали силу. Особенно запомнился один из них.
Когда на плацдарме нас перевели на правый фланг, то мы втроем там устроились в отличном погребе. А у комполка тогда был телефонист, старший сержант что ли, лет тридцати, здоровый такой парень, который все время с ним ходил. Так этот связной был просто потрясающий рассказчик. Почему я знаю, потому что как только свободная минутка выдается, офицеры: комполка, замполит, другие, все сходились в наш погреб. Поговорить, в буру поиграть, а он в это время рассказывал. То ли сказку вроде «Тысяча и одна ночь» пересказывал, а что-то и сам придумывал, но такое ощущение, что вроде как сам книгу прочитал.
Как запомнились политработники, особисты?
Никого уже не помню, есть только общее впечатление, что все командиры у нас были нормальные. И политработники были хорошие. Постоянно приходили, выступали. А особисты – допытливые. Кто, чего, как? Но меня ни разу не вызывали.
Мне несколько ветеранов, которые, как и вы пережили оккупацию, признавались, что из-за этого они даже на фронте чувствовали к себе определенное недоверие.
Нет, недоверия я не чувствовал. Наоборот, чувствовал, что мне доверяют. Меня, например, перед самым наступлением приняли в комсомол.
В таком случае хотелось бы узнать о вашем отношении к Сталину.
Самое положительное. Считаю, если бы не Сталин, мы бы не выдержали эту войну. Поэтому когда я поднял ребят в атаку, крикнул: «За Родину! За Сталина!»
Но вы ведь знаете, что сейчас именно его принято винить, что в войну у нас людей не жалели. Вы, кстати, согласны с точкой зрения, что в нашей армии людей не берегли?
Мы знали одно, что мы на войне и обязаны выполнить приказ! А о том, что надо как-то похитрее – я об этом не думал. Об этом думали наши командиры. Но иной раз офицера и упрекнешь: «Не так надо было…» Но у кого не бывает ошибок?!
Почти все настоящие окопники признаются, что на фронте они чувствовали себя настоящими смертниками и совсем не надеялись остаться живыми.
Я об этом как-то не думал. Иногда только приходила мысль – а жив ли останусь? Но в атаку безо всякого поднимался и бежал.
Как вы считаете, что вам помогло выжить в таком пекле?
Судьба, наверное. И родительское благословение меня берегло, и талисманчик, наверное, тоже помог… Я ведь его в армии все время носил в кармане, никто и не видел. Только уже после ранения, когда в госпитале у нас забрали гимнастерки, он в кармашке там и остался.
Некоторые ветераны вспоминают, что на фронте многие верили в какие-то приметы, суеверия. Как-то чувствовали, что их скоро ранит или убьет.
У меня ничего такого не было, но перед тем, как меня ранило, был такой момент. Когда мы выбили немцев из траншей, они побежали, то мы их стали просто расстреливать. И когда я последнего убил, видел, как он упал, как у него с вещмещка дымок пошел, у меня вдруг мелькнула мысль. А может, и не надо было?.. Пусть бы шел себе… Вот спрашивается, с чего бы это?..