Но эта история имела продолжение. После ранения в 1944 году я лежал в госпитале № 1014, который располагался в корпусах педагогического института имени Герцена, кстати, моей будущей «альма-матер».
Когда мы оклемались и начали ходить, то стали бегать в самоволки. Вот когда вы смотрите на правое крыло Казанского собора, то еще правее, через дорогу есть арка – вход в институт. Между этой аркой и красивой решеткой была щель, которая была закрыта клубком колючей проволоки. Но мы с товарищем на нормальную одежду надевали халат, потом крюком вытаскивали эту проволоку, снимали халаты и выходили на Невский. Перед этим, заранее договаривались с товарищем, чтобы он нас поджидал через некоторое время и тем же путем возвращались обратно. К тому времени у меня была уже медаль «За Отвагу», которой я очень гордился. Помню, ребята разбили градусник и посоветовали мне ртутью натереть медаль, чтобы она еще сильнее блестела. Я натер, но красные буквы «За Отвагу» выпали.… Но дело не в этом. Когда я в очередной раз так пролез, то решил посидеть на скамейке в садике перед Казанским, так сказать понаслаждаться. Вдруг кто-то меня окликнул: «Альтшуллер? Рэм?» И подходит тот самый мой военрук в форме с узкими погонами административной службы. Подсел ко мне, а я, конечно, ему левую грудку подвинул…. Он медаль увидел и говорит: «Ну, что, помогло, значит?» – «Помогло», отвечаю. Это просто такая деталь. Понимаете, не знаю, каким образом нас воспитывали, но вот получалось так, что мы не просто медали хотели, а хотелось и в деле побывать и чтобы наградили. А почему бы и нет? Помните, как в поэме про Василия Теркина написано как он медаль хотел получить?
Такая еще деталь. Когда я уже служил в морской пехоте в Восточной Пруссии, то помню, вбежал к нам писарь и говорит, что Сашку Курунова, Панкратова Лешу и Германова и меня, представили к награждению орденами «Славы». Это было после боя, в котором мы сделали кое-что серьезное. А нам так хотелось получить медаль «Ушакова». Потому что она была такая красивая: очень похожая на медаль «За Отвагу», но из-под нее вроде как выглядывал якорь, а на колодке была серебряная цепочка. Подходит ко мне Сашка и говорит: «Пойдем к командиру бригады. На кой нам эти ордена? Вот медаль, что бы дали». Мы пошли. Пришли, откозыряли и говорим: «Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться?» – «Обращайтесь». Предложил сесть и я запомнил, как при этом он еще так внимательно посмотрел на нас. Мы и говорим: «Нас награждают орденами «Славы». А вот нельзя ли нам вместо них медаль «Ушакова»? Но он нам ответил: «Во-первых, я вздрючу писаря, а во-вторых, не положено. Для этого нужно состоять во флотском экипаже. Но главное даже не в этом, а в том, что уже все подписано». Видите, как все перемешалось и сочеталось: и война, и детское… Вот, как мы далеко ушли от значка «Юный Ворошиловский стрелок».
Перед войной я окончил седьмой класс 22-й неполной средней школы, которая до сих пор стоит на Благодатной улице Санкт-Петербурга. Как въезжаете с Московского проспекта на Благодатную улицу, то с правой стороны будет двухэтажное здание моей школы. Как это неудивительно, но еще лет пятнадцать назад директором ее был все тот же мужчина, что и в мое время. Тогда перед войной ему было всего 24 года. А из моего класса войну очень мало кто пережил. Большинство мальчиков погибли на фронте, а девочки поумирали от голода в блокаду…
Хорошо я помню и 1940–41 годы. Часто мы приходили в класс, и вдруг кто-то входил заплаканный, девочка или мальчик. От него сразу отсаживались в сторону, потому что хорошо понимали, что произошло. Кого-то из родителей, а может быть, и обоих ночью арестовали… Это мы отчетливо понимали. А поскольку у меня отец был военным, то дома не раз велся разговор на эту тему. Смысл беседы состоял в том, что не нужно заниматься разговорами на эту тему, не нужно откровенничать, потому что это достаточно серьезно и опасно. А если ты хочешь сказать, то что думаешь, пожалуйста, для этого есть дом. И в эти моменты родители говорили со мной как с взрослым. Не только со мной, и с другими тоже, поэтому в эти страшные времена мы вот так и поступали… Приходили и отстранялись от одноклассника или одноклассницы… Тем более что иногда попозже и они сами исчезали, а иногда и сразу не приходили, и все становилось ясно…