Снайперы

Да. Обмотки можно было просушить, только положив на ночь под себя. Хотя буржуйки день и ночь топились и кое-как помещение прогревали, но посушиться не подойдешь – масса народа такая! Питание тоже очень плохое было. На стол, на десять человек, давали шайку, банный тазик такой. За каждым столом сами выбирали старшего, который разливал еду по мискам, вылавливал из тазика помидоры, – там их 2–3 штуки попадалось, – резал кусочками, чтобы по равной доле каждому бросить в миску.

На крупе баланда какая-то?

Совершенно верно – немножко крупы, которая совсем незаметна. Еще 100 граммов хлеба давали, которые сразу не ели. Сначала все выхлебаешь, потом уже берешь этот кусочек хлеба пожевать, чтобы почувствовать, какую-то иллюзию, что ты сытый.

Многие говорили, что мечтали попасть из учебки на фронт именно для того, чтобы наесться?

Совершенно верно, рвались на фронт. Мне тогда было очень обидно, когда ребята, что со мной были, уехали, а я остался. На фронт, только на фронт! Стрелок из меня уже был очень хороший.

Инструкторы у вас были с фронтовым опытом?

Я как раз хотел сказать, что все офицеры и сержантский состав были фронтовики, списанные со строевой службы. Преподавали очень грамотно, и нас не жалели – на войне еще хуже, там еще страшнее. К примеру, я, как снайпер-«кукушка», должен был сутки, от темноты до темноты, просидеть на дереве, и когда снимали меня, у меня ноги ничего не чувствовали. Мало того, я должен был записать, что и кого видел, и отчитаться. Не отчитался – получил взыскание, иди картошку чистить или еще что-то…

Не мечтали попасть на кухню картошку чистить?

В наряде на кухню за нами надзор был большой. Сырую картошку есть не будешь, а вареной никто не даст. Но я раз отсидел трое суток на гауптвахте за картошку. Рядом с кухней было хранилище картофеля, бурт, заваленный снегом. Оттуда уже все выбрали, но кто-то из наших узнал, что какие-то крохи остались. Полезли мы с ним вдвоем за этой картошкой, набрали – на вид твердая, хорошая картошка. В казарме к буржуйке положили – она растаяла и расплылась. Потом, за то, что лазили, трое суток гауптвахты получил.

Какое оружие изучали в школе? «Мосинку», СВТ? Прицелов было два основных типа – ПЕ и ПУ, какой из них изучали?

Только снайперскую винтовку – обычная трехлинейка со снайперским прицелом. Какой был тип прицела, если честно, не помню.

Стрелять много довелось до того, как попали на фронт? Можете оценить, сколько примерно выстрелов вы сделали?

Много стреляли. Количество не могу сказать, но, во всяком случае, два раза в неделю мы на полигоне стреляли. Начинали стрельбу с головной мишени, которая выставлена на 100 метров, потом грудная на 200–250 метров, потом поясная на 300–350 метров, и в конце ростовая на метров 600–800.

Вы считаете, что подготовка была достаточная? Потом, на фронте, вам было о чем сожалеть, что чего-то недодали в школе?

Когда я уезжал на фронт, я был готов. Что мне чего-то недодали – такого не приходило в голову.

Фронтовой опыт о снайперской тактике противника вам какой-то передавался?

Нет.

Хорошо. Через шесть месяцев подготовки вас все-таки отправили на фронт. Как это происходило, куда попали?

Приехали представители фронтовых частей, погрузили нас в эшелон, и поехали. Куда, чего? Было понятно, что в сторону фронта, на запад едем – и все. По окончании школы мне присвоили звание ефрейтора, специальность – снайпер-истребитель. Снайперы выходят на позиции вдвоем: снайпер-наблюдатель постоянно ведет наблюдение за противником, а снайпер-истребитель отдыхает. Как только наблюдатель что-то стоящее заметил – сообщает истребителю, тот выходит. Позиции были на расстоянии 5–6 метров друг от друга, шепотом разговаривали и слышали друг друга.

Перед отправкой на фронт переобмундировали?