Снайперы. Огонь на поражение

– Не скажи, Пал Палыч, не скажи, – покачал головой Самохин, адресуя свои слова рыжеволосому старшему лейтенанту, как раз и являвшемуся командиром третьей роты. – Больно удачно они упали, да и просвет между ними уж очень на амбразуру похож! Скорее всего, фрицы там оборудовали еще одно пулеметное гнездо!

– Значит, втроем мы насчитали десять пулеметных точек! – подытожил комбат, жестом остановив Пал Палыча, который был явно готов продолжать дискуссию на тему поваленных деревьев. – Осталось узнать авторитетное мнение Геннадия Анатольевича!

– И вы его сейчас услышите! – оторвавшись от стереотрубы, рассмеялся Набойченко. – Только предупреждаю – можете обидеться! Я ведь режу правду-матку прямо в лоб!

– Ничего, потерпим! Не впервой! – улыбнулся Деменев.

– Тогда слушайте, – посерьезнел Геннадий. – Немецкие траншеи, огневые точки – это все, конечно, хорошо! Но почему никто из вас, уважаемые коллеги, не обратил внимания на то, что само так и бросается в глаза? Я имею в виду танки, размещенные в специально вырытых для них окопах! Семь штук на левом фланге гитлеровской обороны и четыре на правом!

– Так я же говорил про них! – недоумевающе воскликнул Пал Палыч. – И точное количество назвал! В чем ошибка, не пойму?

– Действительно, Гена! Мы все их видели и по башням со стволами подсчитали! Хоть они сетками и укрыты, но при любом раскладе выходит одиннадцать единиц, не больше и не меньше! – с удивлением произнес Самохин, на уровне подсознания все же начиная догадываться, что где-то допустил промашку

– Да нет, насчет одиннадцати я согласен, – кивнул головой Набойченко, – но только не танки это, а отлично исполненные макеты!

– Почему ты так думаешь? – отрывисто спросил командир батальона.

– У них башенные люки у всех закрыты, и это в такую-то жару! – улыбнувшись, сказал Набойченко и, будто подтверждая собственные слова, вытер тыльной стороной ладони проступившие на лице многочисленные капли пота.

– Ну-ка, дай взгляну, – Деменев быстро шагнул к наблюдательному прибору и наклонился к окулярам стереотрубы.

Где-то с полминуты он молча изучал оборонительные порядки фашистов, а затем, обернувшись к своим подчиненным, произнес:

– А ведь действительно все укупорено, словно в закатанной консервной банке! Не стали бы фрицы у себя в танках парилку устраивать, Анатольевич прав!

– Разрешите вопрос, товарищ майор? – поднял вверх руку командир третьей роты.

– Конечно, Пал Палыч, задавай, – откликнулся Деменев.

– А зачем фашистам нужны макеты? Немцы не идиоты и люди рациональные, они должны осознавать, что наши пушки разнесут эти конструкции за пару минут! И вся проделанная работа накроется медным тазом!

– Думаю, подобным образом они отвлекают наше внимание от настоящих танков, которые спрятаны где-то неподалеку! Возможно, что я не прав, но одно знаю точно – резон у гитлеровцев, безусловно, есть, тут к бабке не ходи!..

Сделав короткую паузу, командир батальона наморщил лоб, будто стараясь поймать некую ускользающую мысль, потом неопределенно махнул рукой и несколькими фразами подвел под состоявшимся разговором черту:

– Ладно, мужики, на сегодня хватит! Возвращайтесь в расположение своих рот и займитесь текущими делами! Жду вас завтра в десять ноль-ноль здесь на КНП, будем дальше противника изучать! Все свободны!

И, повернувшись к Набойченко, добавил:

– А ты, Геннадий Анатольевич, задержись!..

…Когда Самохин с Пал Палычем покинули командирский наблюдательный пункт, Деменев подошел к устроившемуся на грубо сколоченной лавке капитану и присел рядом. Некоторое время оба молчали. Набойченко размышлял о своем, машинально теребя пальцами незажженную папиросу, а Дмитрий Иванович, приоткрыв рот и даже немного высунув язык, что-то напряженно черкал карандашом у себя в блокноте.

Судя по страдальческой гримасе, не сходившей с раскрасневшегося лица, и бьющейся на виске жилке, данное занятие не доставляло особого удовольствия майору. И когда он, наконец, закончив писанину, отложил в сторону блокнот, то из его груди вырвался вздох облегчения, по громкости и тональности больше напоминавший гудок приближающегося к железнодорожной станции паровоза!

От подобного звука девяносто девять человек из ста наверняка подпрыгнули бы на месте, однако капитан Набойченко в их число точно не входил! Он всего лишь неторопливо повернул голову и ровным голосом спросил:

– Вы что-то сказали, Дмитрий Иванович?

При этом выражение лица командира роты также оставалось спокойным и невозмутимым.

– Нет, Геннадий Анатольевич! Я просто эмоции таким способом выражал! – отшутился Деменев.

– Ясненько, – протянул капитан.

Отработанным движением он извлек из кармана спички и, обнаружив, что коробок пустой, с легким оттенком грусти сказал:

– Кажется, подымить не удастся!

– Не переживай, здоровее будешь! – почесав гладко выбритую щеку, улыбнулся комбат.

– Так ведь тянет, Иваныч, почти два часа уже не курил!

– А ты совсем бросай! Ну что за радость дым глотать, а потом кашлять, никак в толк не возьму!

– Это не радость, привычка, – развел руками Набойченко.