Во всем 7-м корпусе стали формироваться отряды снайперов с обученными стрелками и наблюдателями, и дело развивалось с большим успехом. Немцы перестали высовываться из своих окопов, и постепенно численность наших потерь делалась меньше и меньше. Лично моя жизнь представляла в это время много интересного, но и трудного. Переезжая из бригады в бригаду, я часто находил на месте усовершенствованные приборы для проверки телескопических винтовок, но также часто не оказывалось ровным счетом никаких приборов.
Программа дня была у меня примерно следующая: утром поездка верхом в поисках за стрельбищем, затем приготовление мишеней из старых газет и наклеивание их на рамки, далее стрельба из телескопических винтовок по этим, мишеням, с наступлением темноты лекция в каком-нибудь гумне или сарае. То обстоятельство, что я сразу достигал реальных результатов, сослужило мне большую службу. Телескопические прицелы в большинстве случаев действовали неправильно, и никто не знал, как помочь этой беде. Мне думается, что у многих составилось благоприятное мнение о снайпинге лишь тогда, когда снайпер сначала на расстоянии 100 шагов давал 3 промаха, а затем уже, когда его винтовка была прокорректирована, попадал три раза подряд в цель. Меня поражало, с каким интересом все к-ры бригад относились к этой работе. Я не думаю, чтобы они и вначале так же смотрели на мои посещения. Однажды я пришел в штаб бригады и, ожидая в коридоре, слышал как кто-то сказал:
«Кто этот тип, который пришел к нам?»
Кто-то назвал мою фамилию. Затем другой заметил:
«Это ведь известный спортсмен, он, кажется, играет в крикет, неправда ли?»
Я уже говорил, что вначале высший офицерский состав приходилось наглядно убеждать в целесообразности снайпинга. Были случаи, что командиры бригад оставались целыми часами на стрельбище в первый же день учебной стрельбы, и мне думается, что не один из них уверовал в снайпинг, видя как плохо бившие винтовки через короткое время делались самыми точными. При вторичном посещении частей, я уже всегда был желанным гостем командиров бригад, которые принимали меня с изысканной любезностью. Таким образом, дело обстояло отлично, и можно было надеяться, что вскоре снайперское движение распространится во всей британской армии, так как в один прекрасный день я получил письмо от майора Коллинса, которого я известил о своем назначении. Он мне сообщал о формировании генералом Плуммером армейской школы снайперов во 2-й армии и просил меня послать туда мои записки по этому предмету.
Вскоре я узнал, однако, что генерал Монро со своим штабом выбыл в Галлиполи. Будучи все это время совершенно поглощен своей работой, я не хлопотал о моем скорейшем официальном назначении, и лишь теперь спохватился, что мое положение может сделаться шатким. Так оно действительно и вышло, потому что, когда я поднял этот вопрос в Главном штабе, мне вскоре сообщили оттуда, что если я не буду спокойно выжидать, меня могут откомандировать совсем из армии.
В 1915 году 3-я армия была в отношении снайпинга безусловно лучшей на французском фронте. В 7-м и 10-м корпусах уже почти не оставалось не прокорректированных прицелов, и десятки офицеров и сотни солдат прошли курс либо в школе полковника Ллойда 10-й армии, либо в моей школе. Во время пребывания моего в одной из пехотных бригад 37-й дивизии, я получил письмо, доставившее мне много удовольствия. В нем было предложение командира 11-го корпуса (1-й армии) генерал-лейтенанта Геккинга, желавшего воспользоваться моими услугами с тем, чтобы я прочел ряд лекций о снайпинге в его корпусе и проверил там телескопические прицелы. Этим мне давалось блестящая возможность перенести свою работу за пределы моей армии.
В указанное время я состоял при пехотной школе в 3-й армии, только что сформированной ее первым, весьма способным начальником генерал-майором Р.Ж. Кентыш. В школе я читал лекции и производил показательную стрельбу, но вскоре нашел, что в качестве слушателей имел перед собой ротных командиров, тогда как, чтобы достигнуть наилучших результатов, мне следовало бы читать тем офицерам, которые сами непосредственно работали по снайпингу. Ротным командирам нравились (или они делали вид, что им нравились) мои лекции, но я все-таки чувствовал себя, как говорится, «не их поля ягодой» и сознавал, что настоящая сфера моей деятельности должна лежать ближе к передовой линии.
Итак, я отправился из школы в район 1-й армии, проверил прицелы в 11-м корпусе и выполнил все, что от меня ожидалось. Эти дни, проведенные в 1-й армии (из 11-го корпуса меня направили в 3-й, а из 3-го в 1-й) были для меня лучшими днями во Франции, ибо везде я находил много желания учиться и совершенствоваться. Здесь же мне пришлось пройти пытку, читать лекции перед Штабом гвардейской дивизии в 9 часов утра. Я всегда придерживался мнения, что гораздо полезнее читать лекции в пять часов пополудни в теплом помещении, чем в девять часов утра в холодном.