Снайперы

На втором курсе у них появилась новая классная. Ее звали Софья Андреевна, фамилия – Луговская. Курсанты, «проходившие» Лермонтова, тут же прозвали ее княгиней Лиговской, но Климу, вспомнившему книжки-брошюрки, это не понравилось, по повести княгиня была пожилой, манерной, толстой, с красными пятнами на лице, а к ним в класс стремительной походкой входила стройная красивая женщина с глубокими глазами и гладкой матовой кожей на лице без единой морщинки, одетая просто, чаще всего во что-то вязаное, длинное, ниспадающее, но тем легче ее было представить в платье светской красавицы, – из-за таких стрелялись и вызывали на дуэль. Подлинные имя-отчество ему тоже не нравились, не зря великий писатель сбежал от женщины с таким именем, Клим стал про себя звать ее Соней, как звал свою кормилицу Аней. С приходом Сони у них началась новая жизнь: они ходили в театры, устраивали литературно-музыкальные вечера, выпускали стенгазету; Соня учила их танцевать, и у Клима от близости прекрасной женщины, от чудесного запаха духов, от вальсирования кружилась голова, а еще она говорила с ними на английском и немецком: «Вы – будущие офицеры флота, а офицеры в России всегда отличались высокой культурой: говорили на иностранных языках, прекрасно танцевали, писали стихи, изящно ухаживали за дамами. Для меня примером был мой отец, капитан первого ранга Андрей Луговской!» И тут Клим, в силу своего многолетнего и беспорядочного чтения имевший о русских офицерах не такое благостное впечатление, поднял руку: «Разрешите, Софья Андреевна?» Она кивнула, он встал: «Вот вы сказали, какие они были культурные. А Грушницкий?..» Соня грустно улыбнулась: «Грушницкий – юнкер, по сути еще мальчик!» – «Хорошо, а в повести “Поединок” Куприн показывает взрослых офицеров, какие они неинтересные, как они плохо относятся к службе, как напиваются, как с женщинами…» Соня подняла руки к запылавшим щекам и вдруг стала похожа на княгиню Лиговскую: «А как бы ты сам ответил на этот вопрос?» – «Я бы ответил так! – отчеканил Клим. – Главное в офицере – верность: своему делу, своему долгу, своей семье, своей родине». И Соня подхватила и развила его мысль, что Клим Гордеев во многом прав и советским офицерам надо брать из прошлого нашей родины только самое лучшее. После классного часа Клим остался сидеть на своем месте. Он знал, что Соня захочет поговорить с ним. И она присела за парту перед ним, и он опять услышал тот запах духов, от которого у него кружилась голова. «Тебе нравится Куприн?» Клим кивнул. «А “Гранатовый браслет” ты читал?» – «Мне больше нравится радиопостановка…» – «Да-да! – воскликнула Соня. – Мне тоже нравится ее слушать! Помнишь, там в финале такая музыка… “Ларго Аппассионато…” …и эти слова: “Да святится имя твое… Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь?”» Глаза ее ярко блеснули, и Клим опустил голову, а она уже вскочила на ноги с веселой улыбкой: «The lesson is over! Все по домам! Ты ведь в экипаже живешь?» – «В экипаже». – «Я тебя приглашаю на прогулку! Тебе полезно прогуляться после занятий, подышать свежим воздухом!» Однако воздух оказался по-зимнему прогорклым, а дороги – обледеневшими и неудобными для прогулок, особенно в высоких ботиках, какие были на Соне. И ей пришлось тут же вцепиться в Клима. «Еще хотела с утра валенки надеть, – сообщила она ему, посмеиваясь, – да не надела». – «Порвались?» – простодушно поинтересовался Клим. Соня засмеялась, закашлялась, замахала на Клима рукой в вязаной варежке: «Ой, господи!.. Давно так не смеялась!» – «А мне мама говорила: вот насмеюсь, а потом плакать буду». – «Я свое отплакала…» Тем временем они вышли на улицу имени Академика Шмидта, на которой Клим раньше никогда не бывал: широкая мостовая, большие дома. И Соня поняла его настроение: «Я, когда увидела эту улицу впервые, вдруг почувствовала себя дома, в Ленинграде. И еще – такое название! Я же Отто Юльевича столько раз видела!» – «Шмидт – это который с бородой на льдине?» Соня вздохнула: «Для вас, молодых, тридцать лет кажутся веком! А Отто Юльевичу было в то время всего сорок лет. И умер он только два года назад, в шестьдесят пять, для мужчины это не возраст». – «А для женщины?» – «Для женщины, – рассмеялась Соня, – тем более! Я же почему валенки не надела? Потому что я в них некрасивая!» Клим помотал головой: «Нет, вы всегда… красивая!» – «Вот видишь, как я тонко и ненавязчиво напросилась на комплимент! – веселилась Соня. – Спасибо! Ты мне очень нравишься!» Остановились возле одного из домов. «Здесь я живу». – «А где ваши окна?» Соня снова рассмеялась. «Клим! – Она впервые назвала его по имени. – Ты не обознался, часом? Я же не твоя подружка!» – «А у меня нет никаких подружек, – сказал Клим. – У меня никого нет». Соня помолчала, потом показала рукой в варежке: «Видишь два окна и балкон на четвертом этаже?» – «Где елка?» – «Где елка. – И вдруг спросила, наверняка зная ответ: – А ты на Новый год домой поедешь?» Он помотал головой: «Нет. Там… еще хуже».