Снайперы

Шестой класс он кончил со скандалом. Татьяна Петровна, ставшая к тому же их классным руководителем, организовала с литераторшей конкурс лучших сочинений на самые разные темы, и Климу присудили бы первую премию, если б литераторша не обнаружила, что весь текст сочинения про трагическую гибель исследователей Севера Василия и Марии Прончищевых слово в слово списан из книжки. Премию, книгу Паустовского «Золотая роза», – то ли в утешение, то ли в насмешку над Климом, – вручили Наде за ее сочинение на «Севере дальнем», которое она написала – без всякого списывания. В последний день учебы, с барабанным боем и с пионерскими знаменами, пришли на поляну за поселком и устроили праздник, которому один Клим был не рад, и вовсе не потому, что раскрылся его плагиат. И Татьяна Петровна морщилась, будто у нее болели зубы, и вдруг подошла к нему и позвала для разговора, и они пошли к берегу затона, тяжело и согласно, словно скованные цепью. «Я понимаю, это протест, месть, но против чего и за что? За то, что я полюбила тебя, как сына? За это?» – спросила Татьяна Петровна и некрасиво, как делала все, заплакала. Он молчал, потому что не мог же сказать: за то, что вы лезете ко мне со своей любовью, и меня стало тошнить от нее и от вас, и Вики вашей мне не надо, мне никого не надо, кроме Ани. Она отвернулась, и он тоскливо и невыразительно, как по шпаргалке, пробубнил в ее некрасивую спину: «Простите, Татьяна Петровна, я больше не буду!» Она обернулась, подскочила к нему, взяла его руки в свои, оказавшиеся горячими и сухими; ее глаза, омытые слезами, сияли: «Я же знала! Я верила в тебя! Ты же такой!..» И неожиданно стала осыпать его лицо поцелуями, а он вдруг подумал, что все это происходит не в жизни, а в кино – то ли из дореволюционной, то ли из зарубежной жизни: богатая барыня, бедный родственник…

На лихтере он много читал. Но не те одинаково толстые и скучные книги – про революцию, войну, колхозы, стройки и заводы, что Степан брал на культбазе, а тонкие, в бумажных обложках, брошюрки местного издательства, которые он покупал на сэкономленное от отпущенного Аней на мороженое и на морс. Авторы были разные: летчик, хирург, моряк, артист, молодые писатели, и писали о разном: о работе, о природе, об интересных людях, но было в написанном что-то общее, волнующее Клима, близкое и родное ему. Книг «про любовь» было немного, всего две-три, но после каждой Климу становилось словно бы легче дышать, он будто воспарял над землей и водой, над суетой и обыденностью; прочитав, он долго листал и просматривал книгу, словно хотел найти какой-то секретный механизм, особенно внимательно просматривал выходные данные и наконец обнаружил замечательную закономерность: редактором всех книг была С. А. Луговская. Клим вдруг понял, что родственность ему всех этих брошюрок связана с этой женщиной; это она вдохнула в них то, что оказалось нужным ему, Климу. И он стал думать о ней, какая она, на кого похожа, и мечтать, что когда-нибудь он придет в издательство по указанному адресу: проспект Сталина, 64 – это же в самом центре, чтобы увидеть ее. Ему хотелось, чтобы это произошло зимой и чтобы они вместе встретили Новый год у теплой печки-голландки. Рассказ о встрече Нового года у печки-голландки был в одной из книжек, отредактированных Луговской.

Весной они с Надей остались сдавать экзамены за седьмой класс. Уходя в рейс, отец почему-то закрыл все комнаты на ключ, и они жили на кухне, где у Нади была узкая железная кровать, а Клим размещался на ночь на продуктовый ларь. Близость расцветающего женского тела все больше беспокоила Клима, каждый раз он долго не мог заснуть, а однажды спросил: «А ты помнишь?» Надя молчала. «Помнишь, как на дебаркадере?» – «А что на дебаркадере?» Клим удивился ее безразличному ответу, ведь на дебаркадере они были так счастливы! Он отвернулся к стенке, обиженный, а она вдруг похвасталась: «А папка сказал, что женится на мне, когда мамка умрет». – «Как умрет?» Надя пожала плечами: «Ну, утонет или от болезни. Вон тетя Катя же умерла». – «А тебе что, не жалко маму?» – «Почему не жалко? Знаешь, как я плакать буду!» А Клим подумал, что без Ани он не проживет и дня.