Снайперы

«Переживаешь? – спросила Наталья, позвонив в понедельник ему на работу. – А ты как хотел? Чтобы все сразу и много? Нет, дорогой, так не бывает! Ты добейся, чтобы тебя приглашали!» Он положил трубку. В самом конце рабочего дня она снова позвонила: «Ресторан “Север” знаешь? Приезжай, жду». Они сели за плотной занавеской, и Наталья предложила отметить и ее юбилей, и свадьбу дочери: «Я потом фотографии покажу, а теперь давай выпьем!» – «За тебя! Ты – такая!.. И ты правильно сегодня сказала. Я добьюсь всего, что ты захочешь!» Они выпили, и она сказала: «Я хочу только одного, но чтобы этому ничего не мешало». – «А сегодня этому ничего не мешает?» Она молчала, поигрывая вилкой. «Да или нет?» «Клим, – медленно выговорила она, – ты когда-нибудь можешь проявить инициативу?» Он усмехнулся: «А меня старшие учат: никакой инициативы!» «Это Галкин, что ли? Тоже мне учитель! Как он с женой двух парней?.. Из ЦК, что ли, позвонили? – приблизила к Климу свое увядающее, но все еще прекрасное лицо и прошептала-прошипела: – Да стоит мне пальцем пошевелить – у меня будет “люкс” в лучшей гостинице, сауна на двоих, дача в сосновом бору!» – «Зачем же я тебе?» Клим знал, что улыбка его выглядит кривой, а слова обидными, но не мог ничего поделать с собой. «Зачем? А зачем замужняя баба устраивает свидание в ресторане, за шторами, чтобы знакомые не увидели? Да я первые годы домой, к мужу, как на крыльях летела! А сейчас… – Из закрытых глаз потекли черные слезы. – Чуда мне хочется! Любви мне хочется! Ба-а-абой себя почувствовать хочется!» «Хорошо, – сказал он, – я проявлю… инициативу». – «Да уж! Ну, давай за тебя!» Потом они пили за любовь, за тех, кто в море, за детей, и Наталья показала наконец фотографии Юльки. Среди свадебных, похожих на все свадебные фотографии, вдруг оказалась открытка с лицом актрисы: смело откинутые с высокого лба волосы, взгляд в невидимое и неведомое, загадочная полуулыбка. «Кто это?» – спросил Клим дрогнувшим голосом. – «Это Юлька! Ты не узнал, что ли? Это ее самая удачная фотография, я ее всем показываю!»

Клим не сразу пошел домой, а долго ходил по мокрым, засыпанным большими желтыми листьями улицам. Что он знал о Юльке? Закончила школу, поступила на филфак, каждое лето – в пионерских лагерях, вышла замуж за одного (какого же?) из братьев Гриневичей, учится в аспирантуре… Он видел ее всего-то три-четыре раза, они даже не общались, но, оказывается, она жила где-то в уголке его сердца или чего там, если ее фотография всколыхнула все в нем, и он вдруг понял, что все эти семь лет ждал, ждал, ждал… Надя встретила его привычными претензиями: сижу, жду его, а он не торопится, где-то опять набрался, когда это кончится? Больше всего он ненавидел ее дико провинциальный, резкий, горловой голос; он напоминал ему что-то далекое, противное, стыдное и притягательно порочное. Он долго мучился, пока не вспомнил: таким рыдающим голосом говорила Грунька, когда рассказывала и показывала… «Ты чё завелся-то? – говорила Надя ночью. – А то днем даже не смотрит! Да ладно, мне не жалко!»

С Борисом, ставшим главным инженером порта и въехавшим в трехкомнатную квартиру, они по-прежнему встречались по пятницам в спортзале речного училища и играли все в той же команде, члены которой поднимались по служебной лестнице, как то и предсказывал Борис. Однажды Борис пригласил его в портовскую сауну и, за кружкой пива в предбаннике, сказал, поглаживая все более выпирающий живот: «Вот ведь, прет и прет. И Светка – родила и дома сидит – тоже вширь растет… – Вздохнул. – Я вот что думаю. Надо нам с ней развестись…» «Да ты что? – изумился Клим. – Вы такая пара! Мы с Надей смотрим на вас и – радуемся!» Борис расхохотался, обнажив крепкие белые зубы: «Я имею в виду: в порт после декрета ей не надо возвращаться! Возьми ее в свой отдел, у тебя Панкратова на пенсию уходит. Возьмешь?» – «Возьму!» – «Давай за это коньячку, а то с пива только толстеешь… Я тебе вот что скажу: надо нам дружнее быть и помогать, невзирая ни на что. Сейчас, видел, какая обстановка в пароходстве?» «Обстановка» в пароходстве изменилась совершенно неожиданно и, по мнению всех, несправедливо по отношению к прежнему начальнику: его в пятьдесят семь лет заменили на Попова. «Новый, из капитанов, своих потащит, таких же заочников, а не нас, с настоящими дипломами». – «Я тоже – заочник». Борис махнул на него мощной рукой штангиста: «Не прибедняйся! У тебя – хорошее образование!» Под «заочниками» Борис имел в виду полтора десятка капитанов, механиков и штурманов из Речного, которых Гаврилов еще лет пятнадцать назад в шутку пригрозил снять с должности, если не получат высшего образования, да те и сами все понимали и скопом сдали документы в местный УКП. И теперь у Гаврилова не было проблем с замещением должностей начальников портов, пристаней, отделов и служб.