Объявили «его» иркутский рейс. «Мне пора», – сказал он, прямо и пристально глядя на Юльку, словно хотел донести до нее то, что он сейчас думал: да, я обманываю тебя, но только потому, что этот обман связал нас с тобой, он реализовал мою мечту о тебе. В аэровокзале Юлька остановилась у входа в ювелирный киоск: «А ты богатый?» Клим утвердительно кивнул. После того, как Надя прошла ученичество и закрепилась на должности оператора машиносчетной станции пароходства, у них на двоих выходило около пятисот в месяц. «А я – бедная. У нас с Игорем и двухсот не выходит, а надо платить за кооператив». – «А родители?» – «Они считают, что мы всего должны добиваться сами». Клим узнал слова Натальи. «Купи мне что-нибудь на память, ты же обещал». Клим, все годы жизни в городе обеспечивавший семью продуктами, практически всю наличность носил с собой. «Выбирай!» И Юлька выбрала самое яркое, но, на взгляд Клима, довольно аляповатое украшение из золота – подвеску на цепочке. А он бы подарил ей скромное на вид колечко с небольшим камнем (как потом оказалось, аметистом) за шестнадцать рублей. Юлька нацепила подвеску и чмокнула его в щеку: «Я буду любить тебя – если ты мне будешь делать подарки!» Ну что ж, грубо, зато откровенно. Он отправил ее на такси, заплатив водителю три рубля. Тот полез за сдачей, но Клим мотнул головой: «Не надо». Юлька, в распахнутой шубке, прижалась к нему грудью, животом, бедрами. «Ты не забудешь про меня?» – шептала она. Он засмеялся: «Я не забуду про тебя». Когда такси отъехало, он вернулся в аэровокзал и купил кольцо.
А между тем приближалась навигация семьдесят первого года, и Климу пришлось выезжать в заводы и порты на партхозактивы, и если везде они проходили спокойно, по протоколу, то в Речном было море вопросов, и все к нему. Пришлось объяснять, что при новой системе стимулирования не будет диких, по большей части дутых, 150–170 процентов, максимум 125, зато каждый процент перевыполнения плана станет дороже оцениваться. Мужики гудели, возмущались, кричали: «Начальство-то, поди, себя не обидит!», «Один с сошкой, а семеро с ложкой!» И на это у Клима был ответ: диспетчера, наставники, другие специалисты будут премироваться по итогам работы своих групп, с учетом мнения старших капитанов: «Образуется, условно говоря, хозрасчетный коллектив, с единым премиальным фондом…» Его перебили: «А почему – условно?», «Надо сделать, как у моряков!» Новый начальник пароходства, выезжающий на все партактивы, вертел в руках авторучку и поглядывал то в зал, то на Клима, и тому не понятно было, одобряет тот его или порицает.
После партактива, который проходил в Доме культуры, на ужине в банкетном зальчике заводской столовой из местного руководства были директор Власов, главный инженер Белкин и недавно назначенный заместителем директора по флоту Олег Скиба; злые языки говорили, что он за нынешнего начальника пароходства все контрольные делал, когда они учились заочно в институте. Ну вот, подумал Клим, не хватает только Лещинского и ботанички. Про Евгения Сергеича он уже знал, что тот уехал в Ленинград и стал кандидатом наук. А ботаничка ему встретилась на крыльце заводоуправления, такая же красивая и влекущая: «Клим Степанович! Куда же вы убегаете? А я, можно сказать, только из-за вас пришла!..» «Вы должны меня простить, Зинаида Марковна: бегу навестить отца! – И склонился к ее руке: – Вы так прекрасно выглядите!» И услышал негромкое: «Спасибо, мой мальчик». В доме отца было многолюдно, шумно, весело. Через год после отъезда Клима с Надей и Аней отец женился на довольно еще молодой женщине, у которой была взрослая дочь. Дочь вышла замуж за штурмана, долговязого хохла, родила сына и дочь, и теперь все они колготились здесь, в трех комнатах на первом этаже. У отца была хорошая пенсия, но раз в трое суток он уходил на дежурство в будочку рядом с универмагом. Он выглядел помолодевшим, возможно, из-за короткой стрижки, и вполне счастливым.
Глава шестая