Снег

— Вы совсем не разговаривали о незначительном? О телевизионных глупостях, о не имеющих значениях сплетнях, о ерунде, которую можно купить за деньги? Вы понимаете меня? Кадифе — глубокий человек, какой она показалась мне, она действительно ни во что не ставит поверхностные мелочи, или я напрасно в нее влюбился?

— Нет, мы не говорили ни о чем незначительном, — ответил Ка.

Он видел, что его ответ произвел сокрушительное впечатление на Неджипа, и прочитал по его лицу, что тот старается нечеловеческим усилием собрать всю свою волю.

— Вы заметили, что она необычный человек?

— Да.

— А ты мог бы в нее влюбиться? Она очень красивая. И красивая, и такая самостоятельная, я еще ни разу не видел такой турчанки.

— Ее сестра красивее, — сказал Ка. — Если все дело в красоте.

— А в чем тогда дело? — спросил Неджип. — В чем же заключается смысл того, что Великий Аллах все время заставляет меня думать о Кадифе?

Он широко, по-детски, что изумило Ка, раскрыл свои огромные зеленые глаза, один из которых через пятьдесят одну минуту будет выбит.

— Я не знаю, в чем смысл, — сказал Ка.

— Нет, ты знаешь, но не можешь ответить.

— Я не знаю.

— Смысл в том, чтобы иметь возможность говорить о важном, — сказал Неджип, будто бы помогая ему. — Если бы я мог быть писателем, я бы хотел иметь возможность говорить только то, о чем еще не говорилось. Ты хоть разок можешь мне сказать все, как есть?

— Спрашивай.

— У каждого из нас есть что-нибудь, чего мы хотим больше всего в жизни, не так ли?

— Да.

— А чего хочешь ты?

Ка замолчал и улыбнулся.

— Ay меня все просто, — сказал Неджип с гордостью. — Я хочу жениться на Кадифе, жить в Стамбуле и стать первым научно-популярным писателем-исламистом. Я знаю, что это невозможно, но все же хочу этого. Я не обижаюсь из-за того, что ты не можешь открыться мне, я тебя понимаю. Ты — мое будущее. Я это сейчас понимаю и по тому, как ты смотришь мне в глаза: ты видишь во мне свою молодость и поэтому меня любишь.

В уголках его рта появилась хитрая, счастливая улыбка, и Ка этого испугался.

— Тогда ты — это я двадцать лет назад?

— Да. В научно-популярном романе, который я когда-нибудь напишу, будет в точности такая сцена. Извини, можно я положу руку тебе на лоб?

Ка слегка наклонил голову вперед. Неджип спокойно, как человек, который делал это и раньше, прикоснулся ладошкой ко лбу Ка:

— Сейчас я скажу, о чем ты думал двадцать лет назад.

— Так, как ты делал с Фазылом?

— Мы с ним думаем одновременно и об одном и том же. А с тобой нас разделяет время. Сейчас, пожалуйста, слушай: однажды зимним днем ты был в лицее, шел снег, а ты был в раздумьях. Ты слышал внутри себя голос Аллаха, но старался Его забыть. Ты чувствовал, что все в мире является одним целым, но ты думал о том, что если ты не будешь обращать внимание на того, кто заставляет тебя это чувствовать, то станешь еще несчастнее, но и умнее. Ты был прав. Потому что ты догадывался, что только несчастливые и умные могут писать хорошие стихи. Ты героически решился на страдания безверия, чтобы писать хорошие стихи. Тебе тогда еще не приходило в голову, что, потеряв этот внутренний голос, ты можешь остаться один в целом мире.

— Ладно, ты прав, я так думал, — сказал Ка. — А ты сейчас думаешь так же?

— Я знал, что ты сразу об этом спросишь, — поспешно ответил Неджип. — Ты тоже не хочешь верить в Аллаха? Или все-таки хочешь, правда? — Внезапно он убрал со лба Ка свою холодную руку, от которой Ка чувствовал озноб. — Об этом я могу тебе многое рассказать. Я слышу внутри себя голос, который твердит мне: "Не верь в Аллаха". Потому что верить в существование чего-либо с такой любовью возможно только тогда, когда беспокоишься, сомневаясь, что этого, может быть, не существует, понимаешь? Я понимаю, что могу продолжать жить и верить в существование моего Прекрасного Аллаха — точно так же, как в детстве я думал о том, что было бы, если бы мои родители умерли; иногда я думаю о том, что было бы, если бы Его не существовало. Тогда у меня перед глазами оживает одна картина. Так как я знаю, что эта картина берет силу из любви к Аллаху, то я ее не боюсь, а с любопытством рассматриваю.

— Расскажи мне об этом видении.

— Ты напишешь об этом в своих стихах? Ты можешь даже упомянуть мое имя в стихотворении. А за это я прошу тебя только об одном.

— О чем?

— За последние шесть месяцев я написал Кадифе три письма. И ни одно из них не отправил. Не потому, что я стесняюсь, а из-за того, что на почте откроют и прочтут. Потому что половина Карса — полицейские в гражданском. И здесь половина собравшихся такие же. Все они наблюдают за нами. А еще и наши за нами наблюдают.

— Ваши — это кто?