Снег и летний зонтик

На площади, где машина остановилась, стояло какое-то здание – то ли это была столовая, то ли заведение патинко.[3] Оттуда доносилась песня «Риру, риру». Меня удивило, что и здесь уже известна эта модная песенка. Присмотревшись, я увидел, что только в двух-трех домах чувствуется жизнь, а дальше к пристани тянулась темная безлюдная улица, по обе стороны которой стояли низкие ветхие домишки.

Я пересек площадь и вошел в дом. По виду это было помещение, где выдают рисовый паек. У входа было написано: «Берем на ночлег».

– Разрешите войти, – сказал я.

Спустя несколько минут на порог вышла круглолицая женщина лет двадцати семи, одетая в нечто похожее на ватное хаори[4] поверх опрятного кимоно.

– Можно переночевать?

– Подождите немного, – ответила женщина и удалилась.

Минут через пять она вышла уже в переднике и сказала:

– Просили передать, что ничего хорошего предложить вам не могут.

– А мне ничего особенного и не надо, – ответил я и поднялся за ней по лестнице.

В комнате – то ли гостиной, то ли еще для чего-то используемой – стояла черная полированная божница, на полке красовались французские куклы. Если открыть сёдзи[5]^,можно увидеть море.

За окном что-то закапало: пошел не то снег, не то дождь.

Хозяйка принесла мне чай, и я спросил ее о Сакура.

– А, вы – друг господина Сакура? – заинтересовалась она, и тут же исчезла чопорность, с которой она обращалась ко мне вначале. – Вы опоздали, похороны были четыре-пять дней назад.

Она, видимо, решила, что я приехал на похороны. Услышав, что я прошептал: «Ах, вот как, все-таки умер», – она спросила:

– А что, вы думали, он жив?

Объяснять все было невыносимо, и я кивнул в знак согласия.

Закрывая ставни, она сказала:

– Снег пошел. – Затем снова подошла ко мне и с большим чувством начала говорить: – Конечно, у него были друзья, которые приезжали к нему изредка. Но на похоронах была только жена. И родственники приезжали, но ненадолго, только заплатили за переноску гроба.

– Жена? – переспросил я.

– Да, раз вы его приятель, то, наверное, знаете ее. Красивая молодая женщина.

– Я не знаю его жену. Она из местных? – спросил я, сдерживая волнение.

– Нет, кажется, она из Кагосима, но с ней можно говорить и на токийском диалекте.

«Кагосима… А в письме было написано, что расстались», – и я нетерпеливо спросил:

– А сейчас где она жи…?

Не успел я договорить, как женщина ответила:

– Да здесь же, работает в кафе, вот за этим домом. С тех самых пор, как Дзюндзи-сан слег в постель.

– Работает в кафе?

– Да, оттуда только что было слышно радио. Как раз за этим домом, – повторила она, как-то сразу начав называть Сакура просто Дзюндзи.

«Может быть, это Мадарако… Мадарако в кафе Сабаура…» Я молчал и слушал.

– Господину холодно, я принесу огня, – сказала хозяйка и поднялась.

Поздно вечером я дрожащей рукой открыл дверь дома, в котором помещалось кафе. Деревянные скамейки, как в вагонах третьего класса местной железной дороги, стояли по две с каждой стороны у длинного стола. На одной сидела женщина лет тридцати с ярко накрашенными губами, в зеленом свитере.

«Нет, это не Мадарако», – вздохнул я с облегчением.

– Пиво есть? – спросил я, испытывая все же чувство некоторого разочарования.

– Вы приехали сегодня на машине, я видела, – обратилась ко мне женщина с такой интонацией, какой не услышишь ни в токийском говоре, ни в говоре острова Камадзима, и склонилась надо мной.

«Да, это не Мадарако. А может быть, она и была женой Сакура». Настроение у меня упало, но, чтобы удостовериться, я спросил:

– Вы здесь одна работаете?

– А что, если одна, это плохо? – обиженно сказала она и положила руку мне на плечо…

– Нет, мне просто хотелось поговорить, так как я знал Сакура.

– А, Сакура… Недавно похоронили его. Так вы приехали к его жене… А сестрица сегодня отдыхает дома.

– Вы сказали «сестрица». Это жена Сакура?

– Да, жена, жена, – ответила она сердито, наливая пиво в мой стакан.

«Может быть, у этой женщины и доброе сердце, просто она так кокетничает со мной», – подумал я.

И все же Мадарако здесь. Мадарако сейчас отдыхает дома.

Я приумолк, и женщина, глядя на меня, сказала:

– Если вы хотите с ней поговорить, можно ее позвать.

– Нет, не нужно, достаточно и тебя, – ответил я смущенно.

– Позовем ее, вы сегодня единственный гость у нас, и мы втроем хорошо проведем время.

– Не надо, не надо, – пробовал я остановить ее, но женщина уже выскочила из кафе.

«Придет Мадарако!» Воспоминания тринадцатилетней давности заставили стучать кровь в моих висках, у меня мелькнула мысль: «А может, я действительно приехал, чтобы встретиться с Мадарако?».

«Мадарако с широким разрезом глаз. Смеющаяся, хлопающая в ладоши Мадарако того счастливого времени. Мадарако, которая быстро говорит: „Пусти меня под плащ“, забирается ко мне сбоку под плащ и тихонько смеется. Она, наверное, очень удивится, узнав, что я все еще не женат.

Там, на пароходе, когда я ехал на остров Камадзима, действительно ли я думал, что еду навестить Сакура и что я забыл про Мадарако?» – спрашивал я себя. Сдерживая волнение, я медленно наливал в стакан вино.